Драма по-королевски - Страница 22
Арманд кивнул:
— Ты свяжешься с Жерменом в посольстве в Париже. И жду доклад об усилении охраны дворца.
— Завтра он будет готов.
— Отлично. А теперь я хочу хотя бы несколько минут посвятить внукам, расскажи, как они. — Глаза князя потеплели, на губах появилась добрая улыбка.
— Неистощимы на выдумки и шалости.
Князь одобрительно рассмеялся:
— И слава богу. Может быть, наступит день, когда наибольшей неприятностью будут сломанные Дамианом цветы в саду.
В дверь кабинета постучали — громко и нетерпеливо. Князь недоуменно приподнял брови.
Все повернулись к двери. Арманд сделал знак, и Александр открыл дверь. На пороге стояла Ева. Бледная и перепуганная. От страха ее глаза сделались огромными и лихорадочно блестели. Она тяжело дышала. Из-за ее спины выглядывала Габриела. Увидев Александра, Ева с облегчением перевела дыхание. Он жив. По дороге сюда в ее голову приходили самые ужасные мысли.
— Нам надо срочно поговорить с папой. А где Беннет? — спросила Габриела.
— Он в Гавре, приедет завтра утром. — Александр ждал объяснений, но по голосу сестры и встревоженному лицу Евы уже понял, что причина их появления носит серьезный характер.
Ева, забыв о протоколе, ринулась вперед, но ее остановил властный взгляд князя Арманда, говорящий, что перед ней сейчас правитель Кордины.
— Ваша светлость, мне позвонили с полчаса назад в театр. Они дают сорок восемь часов, чтобы освободить Дебока.
— О чем идет речь? Ультиматум? Предупреждение?
Габриела взяла подругу за руку, пытаясь успокоить:
— Телефонный звонок поступил в офис Евы в театре, человек, который не представился, сказал, что если не освободят Дебока в течение сорока восьми часов, то погибнет один из членов королевской семьи.
Ева не сводила глаз с князя. Никакого следа тревоги. Он невозмутимо показал ей на стул:
— Александр, налей Еве бренди.
— Но, ваша светлость, сейчас не обо мне надо беспокоиться, со мной все в порядке. Поймите, угрожают вам и вашим детям.
— Прошу, сядь, Ева.
Габриела потянула подругу за руку, принуждая к повиновению.
Но Ева, все еще сопротивляясь, упрямо продолжала:
— Ваша светлость, это не пустая угроза. Они скоро предпримут попытку устранить кого-то из вас.
Ей все-таки пришлось сесть, и Александр настойчиво всунул стакан с бренди ей в руку. Она взглянула на него снизу вверх. Все сразу исчезло, остался только он. Если его убьют, ее жизнь кончена. Она посмотрела растерянно на стакан в своей руке. Не стоит больше отрицать и убеждать себя, что она сможет справиться со своим чувством. Конечно же она любит его. Всегда любила. При этом Ева сознавала, что эта любовь не может принести ей счастья и не приведет ни к чему. Тщательно скрываемое чувство вырвалось на свободу, как только она поняла, что Александру угрожает опасность. Голова вдруг закружилась, перед глазами все поплыло…
— Ева? — с беспокойством спросила Габриела.
— Простите, я плохо соображаю…
Рив повторил с терпеливой настойчивостью профессионала:
— Помогите нам. Надо точно передать слова, которые вам сказали. Припомните их как можно точнее.
— Хорошо, хорошо. — Ева отпила бренди, надеясь, что это поможет справиться с дурнотой. Немного погодя слабость отступила, и она стала вспоминать. — Он назвал меня по имени.
— Это был мужчина?
— Нет, я не уверена. Какой-то механический голос, хотя не запись, скорее он просто повторял слова, которые ему диктовали.
— Это вполне возможно, продолжайте.
— Он сказал… что я близка к семье, поэтому должна передать ультиматум. Когда я спросила, кто говорит, он ответил — борец за справедливость, и добавил, что второго предупреждения не будет. Франсуа Дебок должен быть освобожден из тюрьмы в течение сорока восьми часов, иначе умрет кто-то из членов королевской семьи. — Она сделала глоток бренди. — Я ответила, что только трус прибегает к анонимной угрозе.
Она не заметила ни одобрительного блеска в глазах князя, ни того, что Александр положил руку на спинку стула и потихоньку гладит ее по волосам, она не чувствовала его прикосновений.
— Вы не заметили акцента? — спросил Рив. — Например, был это американец или европеец?
Она прижала пальцы к вискам, как будто это могло помочь ей вспомнить.
— Никакого акцента. Голос ровный и лишен выражения.
— Он звонил через оператора?
Она посмотрела на свои руки:
— Я не знаю.
— Проверим. Они снова могут выйти на вас. Надо поставить ваш телефон на прослушивание и дать вам охрану.
Ева гордо выпрямилась и отставила стакан:
— Мне не нужна охрана, я не боюсь.
В глазах князя вновь сверкнула искорка.
— Я беспокоюсь только за вас, ваша светлость, и вашу семью, мне лично никто не угрожал!
На этот раз князь вышел из-за стола, подошел к Еве, наклонился и расцеловал в обе щеки:
— Твое беспокойство идет от чистого сердца, мы тебе благодарны. Но позволь нам тоже побеспокоиться о тебе.
— Если вам будет так удобнее.
Эта молодая особа все больше нравилась Арманду. В ней есть характер, она не струсила и проявила благородство и ум.
— Что вы собираетесь делать? — решительно спросила Ева, посмотрев на князя.
— Примем все необходимые меры.
— Но вы не освободите Дебока?
— Нет.
Она это знала. Разумеется, князь не капитулирует перед угрозой.
— Но вы примете меры предосторожности? Все вы?
Она увидела в его взгляде одобрение, потом ее глаза устремились на Александра. Ему показалось, что они не просто выражают сочувствие и дружескую тревогу, но нечто большее. И хотя ему хотелось обнять ее и прижать к себе, он не тронулся с места.
— Не первый раз Кордина подвергается угрозам террористов. И не последний.
В голосе Александра явственно прозвучала угроза и жажда мести, которые на этот раз ему не удалось скрыть.
Ева повернулась к принцессе:
— Габриела…
— Ева, мы не можем позволить им управлять нашими жизнями. Мы несем ответственность за нашу страну и народ. Мы принадлежим народу, дорогая. — Князь наклонился и взял руки Евы в свои. — Стены этого дворца выстроены не для того, чтобы за ними прятаться, а от внешней угрозы и для обороны.
— Но вы не можете вести себя так, как будто ничего не произошло.
— Все меры будут приняты, — его тон изменился, перед ней снова был правитель Кордины, — но, поверь, я не стану безрассудно рисковать своей семьей.
Ева видела их сплоченность, они стояли друг за друга стеной — Александр, Габриела и даже Рив. Она вспомнила Бена, беспечного и легкомысленного Бена, но понимала, что сейчас он встал бы рядом с ними.
— Придется удовлетвориться этим.
— Ты для меня как родная дочь, — князь поцеловал ей руку, — и я прошу тебя как отец, как друг — поверь мне.
— Но не лишайте меня права беспокоиться за вас.
— На это я даю свое позволение, — улыбнулся князь.
Ева была бессильна что-либо изменить. Как бы они к ней ни относились, она не член семьи, она для них чужая.
— Я, пожалуй, вернусь в Центр. — Она взяла свою сумку и перед уходом сказала Риву: — Берегите их, — коротко поклонилась и вышла.
На полпути к выходу она вспомнила, что у нее нет машины. И вдруг эта мелочь так потрясла ее, что захотелось зарыдать. Она сделала три глубоких вдоха и выдоха, дала себе слово не распускаться и впредь держать себя в руках.
— Ева, как вы доберетесь, у вас нет автомобиля.
Она остановилась у последней ступеньки лестницы и обернулась. За ней следом спускался Александр. У нее сжалось сердце от восхищения. Он выглядел таким сильным, красивым, таким уверенным в себе. Он показался ей воином, готовым к бою. Сказочным грозным королем, готовым карать, а не миловать. Настоящий мужчина, который привык брать, а не просить.
И пока он к ней спускался, ее душа определилась. Да, она полюбила Александра, потому что именно его ей не хватало — его поддержки, уверенной силы и даже некоторого превосходства, контроля. Как и доли высокомерия. Слова вылетели прежде, чем она успела их обдумать: