Дракон и раб - Страница 22

Из той информации, которую нарыл дядя Вирдж, Джек узнал, что семья Чукок насчитывает как минимум шесть поколений: больше сотни бруммг. Но вот чего он никак не ожидал – это того, что вся проклятущая орда нагрянет на обед именно сегодня.

Может, в огромном банкетном зале за длинными столами под развевающимися флагами собрались и не все родственники – у Джека не было возможности как следует их сосчитать, – но если кого-то и недоставало, то очень немногих.

Все действо напомнило Джеку одно из старинных средневековых костюмированных представлений, которые любил дядя Вирджил: там обычно Робин Гуд или кто-нибудь другой совершал налет на обеденный зал как раз перед десертом и швырял на стол перед королем убитого оленя...

Здесь, конечно, столы были сделаны не из грубо обработанного дерева, а из длинных зеленых каменных плит, и свет здесь исходил от современных светильников, а не от зажженных факелов. А учитывая количество вооруженных охранников у дверей, вряд ли кто-нибудь покажется с оленем, разве что тот будет надлежащим образом приготовлен и сервирован. Но если забыть про эти различия, общее впечатление было очень похожим.

Один из рабов подвел Джека к столу, за которым уже расселись два десятка детишек бруммг. В отличие от остальных столов, этот был покрыт свисающей до пола яркой скатертью. Некоторые дети рисовали прямо на ней, а остальные развлекались тем, что полосовали ее столовыми ножами.

Только подойдя ближе, Джек вдруг увидел что-то очень знакомое и понял, что одним из кусков скатерти служит боевой флаг отряда наемников «Виньярдс Эдж».

А еще он понял – почему.

Скатерть была сшита из знамен наемников и военных флагов, и это было отличное развлечение для детей. Суть забавы состояла в том, что дети малевали на скатерти каракули, позоря флаги врага. Весьма типично для бруммг.

Дочка Крампача в большой шляпе с загнутыми полями занимала место хозяйки в середине стола. Она весело лупила большой ложкой своего соседа.

Встав перед столом, Джек низко поклонился.

– Ваше высочайшество, – сказал он.

Дочка Крампача перестала колотить соседа и указала ложкой на Джека.

– Бролач-а мисчт хих, – проговорила она. У Джека перехватило дыхание.

– Прошу прощения, ваше высочайшество? – осторожно переспросил он.

– Бролач-а мисчт хих, – повторила она нетерпеливо. – Бролач-а мисчт хих симт.

Джек почувствовал, как на его шее выступили капли пота.

Пока они летели на Брум-а-дум, он усердно изучал письменный язык бруммг, но никак не ожидал, что ему понадобится еще и устный.

– Простите, ваше высочайшество...

Джек не успел договорить: кто-то вдруг опустил руку на его плечо и резко его развернул. Мальчик едва успел понять, что перед ним стоит громадный бруммга, когда его схватили за горло и вздернули вверх.

– Ты что, глухой, человек? – прорычал бруммга. Он говорил с таким акцентом, что его трудно было понять.

Горячее дыхание, пахнущее жареной свининой и тухлыми водорослями, обожгло лицо Джека. В другой руке бруммга держал чашку с густой, маслянистой с виду жидкостью. Явно накачался по самые зенки.

– Ты глухой? – повторил бруммга. – Или просто тупой?

Джек, задыхаясь, вцепился в руку, сжимающую его горло. Он пытался хоть что-то сказать... просить, чтоб его отпустили, извиниться – да что угодно! Но не смог выдавить ни слова. Может, бруммга был слишком пьян, чтобы понимать, что вытворяет.

Джек отчаянно огляделся по сторонам – по крайней мере, посмотрел туда, куда мог взглянуть, не поворачивая головы. Если бы кто-нибудь обратил внимание на происходящее... Если бы он мог дать кому-нибудь знать, что пьяный бруммга вот-вот убьет ценного раба...

Все в комнате смотрели на них.

Все бруммги смотрели, и смеялись, и подзадоривали своего пьяного дружка.

И тут Джек наконец осознал то, чему до сих пор не научился, собирая ягоды в колонии рабов и даже сидя в «горячей».

Здесь всем на него плевать. Всем глубоко безразлично, счастлив он или несчастен, голоден или сыт, жив или мертв. Он раб. Вещь. Детская игрушка. И если эту игрушку сломают, ее высочайшество просто снова отправится за колючую изгородь, в магазин игрушек, и выберет себе другую.

Перед глазами Джека замелькали белые пятна...

А потом пятна внезапно исчезли.

Ужасная хватка на горле мальчика разжалась, он наконец-то смог вдохнуть.

Джек удивленно заморгал.

Да, хватка на его горле разжалась, но он все еще болтался в руке бруммги, а бруммга все еще сипло орал на него.

Но раз его больше не держат, почему же он до сих пор висит, не касаясь ногами пола?

И тут Джек понял, что произошло. Он мог дышать потому, что бруммга держал его за горло, но больше не стискивал мертвой хваткой. Дрейкос приподнялся с кожи Джека и передвинулся так, что рука инопланетянина теперь сжимала лапы дракона, а не горло Джека.

– Она велела тебе начинать представление! – орал бруммга в лицо мальчику. – А ну начинай! Живо!

И он с отвращением отшвырнул Джека.

Приземлившись на ноги, тот слегка качнулся, пытаясь удержать равновесие, и почувствовал, как Дрейкос убрался с его шеи, вернувшись под тунику арлекина. Оставалось надеяться, что никто не заметил золотые чешуйки дракона, прежде чем они исчезли из виду.

– Представление... Да, конечно, – просипел Джек, снова поворачиваясь к столу.

Он взял из чаши три овоща, смахивающие на картофелины, – вроде тех овощей, которыми он жонглировал для Греба и Гриба, только крупнее. Без сомнения, здесь все было лучшего качества, не то что в поселке рабов. Джек подбросил одну из «картофелин»... И в тот же миг тяжелая рука хлопнула его по затылку, швырнув на пол. Он успел мельком увидеть, как подброшенная им «картофелина» закатывается под стол; две другие «картофелины» упали с ним рядом.

– Ты глухой, человек?! – заорал пьяный бруммга. – Она сказала – представление! Не еда! Представление!!!

– Я и показывал представление, – запротестовал Джек, перекатываясь на спину. Он уперся ладонями в пол, пытаясь сесть. – Для представления мне нужны были...

Он увидел занесенную ногу, но не успел приготовиться. Молниеносный пинок угодил ему в левое плечо, и он покатился по полу.

– Я и показывал представление! – повторил мальчик, переворачиваясь с живота на спину...

Когда он сел, развернувшись, его левая нога скрылась под свисающей скатертью. И в тот же миг он почувствовал, как трико на его лодыжке задрожало. Потом на его ногу на мгновение навалилась тяжесть...

И Дрейкос исчез.

Джек поднял глаза на бруммгу. В душе мальчика бушевали противоречивые чувства. Он ошибся, когда думал, что всем тут наплевать, жив он или мертв. Дрейкос, поэт-воин к'да, готов был защищать Джека от тупого громадного убийцы.

Но стоило Джеку об этом подумать, как он вспомнил, в какой ситуации они с Дрейкосом находятся.

Дракон не мог рисковать своей миссией и поставить на кон существование всех к'да и шонтинов ради Джека. Даже если Дрейкос одолеет этого бруммгу, вокруг слишком много других бруммг, чтобы к'да мог расправиться со всеми.

Неужели дракона так разъярила бессмысленная жестокость, с которой обращались с его хозяином, что он утратил способность рассуждать здраво?

Джек все еще лихорадочно пытался найти выход из создавшегося положения, когда почувствовал, как его дернули за ботинок. Коготь дракона впился в толстую резину, чтобы добраться до тайника, где Джек прятал запасной комм-клип.

Едва мальчик успел заметить, что происходит, как пьяный бруммга схватил его и снова поставил на ноги.

– А теперь – представление, – повторил великан. Он потряс Джека, а потом пихнул к столу. – Не еда. Не швыряние всяких штук. Представление!

– Конечно, сэр, сию минуту, – заверил Джек. – Только позвольте мне сперва положить обратно еду.

И прежде чем бруммга успел возразить, он упал на колени. Схватив левой рукой две «картофелины», лежавшие на виду, Джек сунул правую руку под скатерть, туда, куда закатилась третья. Он надеялся, что Дрейкос не закатил ее еще дальше.