Дракон и Король Подземья - Страница 69

– Свадебный подарок, – повторил Джим. – А теперь спи. Тебе надо восстановить силы.

Мэй послушно закрыла глаза.

Джим вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой, и медленно побрел по проходу. Внезапно мысли его потекли по новому направлению. Черт его дернул дать Мэй леопард! Теперь каждый, кому не лень, постарается под удобным предлогом выудить у него деньги. Он дал Мэй слишком много. За глаза и за уши ей хватило бы и гроута, серебряной монеты, равной четырем пенсам.

Расчувствовался, отдал Мэй единственный леопард, который у него был, а если Энджи узнает об этом… Джим поморщился: о последствиях лучше было не думать. Что сделано, то сделано. Может быть, леопард принесет Мэй счастье…

Джим остановился. Новая мысль пришла ему в голову. А что если Мэй не заснула? С нее станет попытаться проглотить леопард, чтобы понадежней его припрятать. Монета слишком большая – Мэй может поперхнуться и умереть.

Джим быстрым шагом пошел обратно. Должно быть, еще не поздно поменять леопард на гроут, сославшись на собственную рассеянность. Он подошел к полуоткрытой двери и заглянул в комнату. Мэй лежала в постели с закрытыми глазами, положив на грудь сжатую в кулак руку. Две слезы скатывались с ее щек. Нечего было и думать, чтобы заменить леопард на гроут.

Джим открыл дверь пошире, чтобы убедиться в том, что Мэй спит. Дверь скрипнула, Мэй открыла глаза. Джим отпрянул от двери.

– Милорд! – послышался голос девочки. – Прошу тебя, зайди в комнату. Я хочу сказать тебе кое-что.

Джим тяжело вздохнул и вошел.

Мэй сидела в постели, вытянув вперед руку. На раскрытой ладони, поблескивая под солнечными лучами, пробивающимися сквозь окно, лежал леопард.

– Прошу тебя, милорд, – тихо сказала Мэй, – забери его обратно.

– Почему? – удивился Джим. По лицу Мэй снова потекли слезы.

– Я боюсь, что леопард принесет мне несчастье.

– Чепуха! – отрезал Джим, почувствовав, что теперь ни за что не возьмет монету назад. – О каком несчастье ты говоришь? Ничего плохого с тобой не случится. Поверь мне. Ты же знаешь, я – маг.

– А вы с миледи не покинете нас?

– Конечно, мы… – Джим запнулся, запутавшись в собственных мыслях. – Да нет, а почему ты спрашиваешь об этом?

– Мы не хотим, чтобы вы оставили нас. Не только мы с Томом, но и все в замке.

– Но почему?

– Потому что мы любим вас, и тебя, и миледи. Никто в замке не может и помыслить о других господах. Если вы уедете, все пойдет прахом. Вы не оставите нас, милорд?

Джим поежился: на глазах Мэй опять показались слезы.

– Нет, – ответил он хриплым голосом. А что другое он мог сказать? Разве Энджи оставит здесь Роберта? Никогда. А представить себе, что она заберет ребенка с собой, оторвав от мира, в котором он появился на свет и который сулит ему безбедную жизнь, было также немыслимо.

– С чего ты взяла, что мы собираемся вас покинуть? – спросил Джим.

– Вас все любят. Таких хозяев больше нет во всей Англии. Все стараются вам угодить. Однако ты, милорд, в последнее время никого не жалуешь. Вот мы и решили, что ты с миледи собираешься нас оставить. Люди в замке думают не только о себе, но и своих детях. У нас с Томом тоже будут дети, а они смогут чего-то добиться в жизни лишь в том случае, если ты и миледи останетесь вместе с нами. Пожалуйста, милорд, забери леопард обратно – я тогда успокоюсь и буду думать, что все сложится хорошо.

Джим потянулся к Мэй и тихонько пожал ей пальцы.

– Оставь себе леопард, – твердым голосом сказал он. – Обещаю тебе, что мы с миледи вас не покинем. А если случится что-нибудь непредвиденное, даю тебе слово мага и рыцаря, что люди в замке не станут терпеть нужды и лишений до конца дней своих. Теперь ты довольна?

Мэй пристально посмотрела на Джима и разрыдалась.

– Да, милорд, – прошептала она сквозь слезы, сжимая в руке леопард.

– Вот и хорошо, – сказал Джим и быстрым шагом вышел из комнаты.

Джим шел в Большой зал, охваченный восторгом и счастьем, хотя в глубине души и ощущал груз ответственности за данное им слово не оставлять своими заботами людей Маленконтри. Отступать от данного слова было не принято. Джим нисколько не сомневался, что весть о его обещании разлетится по замку с быстротой молнии.

Он привык думать о своих людях как об отдельных личностях, индивидуумах. До разговора с Мэй ему не приходило в голову, что они являются и неким сообществом, объединением лиц, имеющих одни стремления и общие цели. Это сообщество пополнялось – рождались дети, хотя об их появлении на свет слуги умалчивали. В замке даже была скрытая от хозяйских глаз детская, в которой мамаши ходили за новорожденными. Молчаливое согласие господ на воспитание детей в замке, который давал младенцам и стол, и кров, в полной мере устраивало обитателей Маленконтри.

Неудивительно, что Мэй Хизер связывала судьбу своего будущего потомства с Анджелой и Джимом. И все-таки суть была не в расчете слуг на доброту и снисходительность хозяев. Джим ощутил с полной несомненностью, что слуги любят его. Он ускорил шаг: его так и подмывало рассказать жене о своем открытии.

В буфетной на Джима не обратили никакого внимания – слуги разогревали пищу к столу. В Большом зале его встретил голос Энджи:

– Джим, посмотри, кто у нас!

Слева от Анджелы сидела Кинетете, на следующем стуле устроился Каролинус. Маг был бледен, однако глаза его лукаво поблескивали. Зато Кинетете окинула Джима проницательным взглядом. По его спине пробежал холодок.

– Кинетете, я пытался связаться с тобой, но ты не откликнулась, – пролепетал Джим. – Ты не уделишь мне пару минут? Я хочу поговорить с тобой наедине.

– Нашел время секретничать! – ответила Кинетете, – Может быть, ты разделишь нашу компанию? Садись рядом с Каролинусом, только не докучай своему учителю.

Джим поплелся к столу. Брайена, Геронды и Дэффида все еще не было, зато к Джону Чендосу присоединились молодые рыцари из его свиты. Они усердно налегали на еду, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что сидят за одним столом с двумя магами самого высокого ранга.

Джим подсел к Каролинусу. Ответив кивком на его приветствие, маг перевел взгляд на Анджелу и, продолжая разговор, начатый до прихода Джима, мечтательно произнес:

– Собираюсь вернуться в свой домик. Отдохну в тиши, без сумятицы, в кругу книг и милых сердцу вещей.

– Это так понятно… – в полной мере посочувствовать Каролинусу Энджи не успела: над ее ухом склонился слуга. Выслушав сообщение, Анджела обвела глазами гостей, извинилась и торопливо пошла в буфетную.

Джим даже не проводил ее взглядом. Слова Каролинуса повергли его в смущение. Он вспомнил о чаше, изъятой из домика мага.

Джим помялся, вздохнул и сказал с тоской в голосе:

– Каролинус, когда я был в королевском дворце, мне понадобился магический кристалл, а в Святой Земле я видел, как один маг смотрел в чашу с водой, чтобы получить нужные ему сведения. У меня не оказалось под рукой подходящего сосуда, и я воспользовался твоей чашей, которую переправил с помощью магии из твоего домика во дворец.

Каролинус задвигал бровями вверх и вниз и хмуро спросил:

– Какой чашей?

– Да совсем невзрачной на вид. Я был уверен, что ты не станешь…

– Какую чашу ты забрал без спросу из моего домика? – громыхнул маг.

– Глиняную, зеленоватую…

– Мою китайскую чашу цвета морской волны! Да знаешь ли ты, что этой чаше три тысячи лет? Ее изготовили во времена Иньского царства. Где она?

Джим оторопел. Он опустил глаза и тихо пробормотал:

– Я точно не помню.

– Не помнишь? – взревел Каролинус.

– Я тогда закрутился, у меня было много дел, – пролепетал Джим, затем неожиданно встрепенулся, поднял голову и громко проговорил:

– Гоб, если ты слышишь меня, скажи, не знаешь ли ты, где чаша из домика Каролинуса.

– Прошу прощения, милорд, – раздался тоненький голосок.

Из камина выплыла струйка дыма. На ней сидел гоблин. Он подлетел к Джиму, спрыгнул со струйки и уселся на стол, держа за спиной руки.