Дозорный - Страница 10

— Рей Бледсо, — прибавил Уиддоуз, — и Коннор Вин.

— Правильно, — сказала Анджела Фенвик. — Вся эта история действительно началась в Северной Ирландии. Но не в девяносто шестом, а в Поминальное воскресенье восемьдесят седьмого.

— Эннискиллен, — мрачно произнес Алекс.

— Вот именно, Эннискиллен. Восьмого ноября восемьдесят седьмого года там вблизи военного мемориала взорвалась бомба, убившая одиннадцать человек, еще шестьдесят три были ранены. На следующий день состоялось совещание, в котором участвовали шестеро. Двое из них — бывший директор и заместитель директора нашей службы — теперь на покое. Остальными были я, Джордж, Крейг Гидли и Барри Фенн. Я была самой младшей из всех — тридцати девяти лет, — меня тогда только-только назначили заведующей Североирландским отделом.

Цель совещания состояла в том, чтобы обсудить необходимость внедрить нашего агента в исполнительные органы ИРА. У нас были информаторы, было Четырнадцатое разведуправление. Но не было никого, занимающего в ИРА пост, достаточно высокий, чтобы дать нам знать, если в воздухе запахнет еще одним Эннискилленом, — а еще один Эннискиллен мы допустить попросту не могли.

Было принято решение внедрить в ИРА крота, который сможет подняться на самый верх сложной иерархии террористов. Операция «Пароль» была спланирована и осуществлена четырьмя из нас — мной, Джорджем, Гидли и Фенном. Больше никто из сотрудников Службы никакого доступа к ней не имел. Нашему человеку, после того как мы его подберем, предстояло получить кличку Дозорный.

Подбор начался в октябре восемьдесят седьмого. Нам нужен был католик ирландского происхождения, лет двадцати восьми или моложе, в идеале — единственный сын уже покойных родителей. Мы обыскали все армейские службы. Исключили тех, у кого было звание от капрала и выше, тех, у кого был плохой послужной список. В итоге у нас оказался на руках список из двадцати примерно человек, и после этого мы решили прибегнуть к услугам уоррент-офицера по имени Дензил Коннолли.

Алекс кивнул. С Коннолли он никогда не встречался, но наслышан о нем был.

— Коннолли посещал самых разных командиров, и к Рождеству число кандидатов сократилось до десяти человек. Всех десятерых отправили в Трегарон, где производится подготовка кадров для Четырнадцатого разведуправления. Четверых тамошние инструкторы к концу второй недели сочли непригодными, и они вернулись в свои подразделения. Одновременно остальные шестеро были отозваны из Трегарона — то, что за этим последовало, они считали продолжением занятий. Их расселили по разным домам, и с ними несколько дней беседовали наши психологи.

— А почему было просто не провести их через курсы Четырнадцатого управления? — спросил Алекс.

— Потому что от них нам требовалось совсем другое. Работа под прикрытием сопряжена с одиночеством, оторванностью от всех, однако в конечном счете человек, который занимается ею, так или иначе остается частью команды. У тайного агента все же имеется масса возможностей махнуть рукой на осторожность, пообщаться с коллегами, вообще побыть самим собой. А тому, кого мы искали, после его внедрения в ИРА никогда, возможно, не представился бы случай поговорить с другим агентом.

— Кроме того, мы не хотели, чтобы кто-то знал его как человека, успешно прошедшего курсы, — прибавил Джордж Уиддоуз. — Часть его легенды должна была состоять именно в том, что он их провалил.

— Мы подробно опросили оставшихся шестерых, — продолжала Анджела Фенвик. — Четверо из них нам понравились, а двоих вернули в Трегарон. Этих четверых доставили по одному в разные районы на северо-западе Шотландии, снабдили средствами связи и снаряжением для одиночного выживания и приказали залечь на дно. Стоял январь, погода была ужасная, метели, глубокий снег. В следующие три недели никто из них не видел ни одного человеческого существа. Они получали по радио инструкции и приказы на выполнение бесконечных, почти невыполнимых заданий — идти всю ночь, чтобы добраться до места, в которое самолет сбросил еду, причем оказывалось, что никакой еды там нет, обрабатывать немыслимое количество данных, ремонтировать оборудование, починить которое было невозможно, и так далее. Под конец этих трех недель каждый получил задание попытаться выйти из занятой противником зоны. Кончилось это тем, что их изловили, сильно избили и поместили в лагерь под Олтнагаррой, где их в течение сорока восьми часов допрашивали с применением жестких мер.

После этого инструкторы дали оценку каждому. Один к этому времени оказался в плохом состоянии и был сочтен явно непригодным. Двух других признали пригодными скорее к групповой работе — их вернули в Трегарон. Четвертым, получившим наилучшие отзывы, оказался капрал Королевских саперов по имени Джозеф Миан.

Мы надеялись, что Миан людям из ИРА понравится. Он был молод — ко времени подбора Дозорного ему исполнилось всего двадцать три года, прирожденный одиночка. Очень умный, очень целеустремленный, с исключительными способностями к электронике и взрывным работам. Для наших целей он подходил идеально. Из Олтнагарры его вертолетом доставили в Лондон и поселили на одной конспиративной квартире. Когда мы с Джорджем впервые встретились с ним в феврале восемьдесят восьмого, он все еще полагал, что проходит курсы Четырнадцатого управления.

Мы рассказали ему всю правду. Объяснили, чего именно от него хотим. А он сказал в ответ то, что уже говорил месяцем раньше нашим психологам: ИРА он ненавидит до глубины души и готов на все, чтобы ее уничтожить. У нас имелись причины верить ему. Миан был единственным сыном электрика из Лондондерри. Когда мальчику было двенадцать, он привлек внимание местного подразделения ИРА тем, что подрядился чинить проводку в армейских казармах. Миану-старшему прострелили коленные чашечки, мастерскую его сожгли, ему пришлось уехать из тех мест, и в конце концов он обосновался в Дорсете. Джозеф в шестнадцать лет бросил школу, чтобы помогать отцу, но тот к тому времени был совсем уже плох: калека и алкоголик, быстро катившийся по наклонной плоскости. Через два года он умер.

— А мать? — спросил Алекс.

— Мать осталась в Лондондерри, — ответил Уиддоуз. — После того как мужу прострелили ноги, она с ним разошлась. В конце концов она спуталась с громилой из ИРА, державшим бильярдную в Боугсайде. Как раз в то время Джозеф и завербовался в армию. Он хотел отомстить за то, что сделали с его отцом. Миан питал патологическую ненависть к ИРА — членов ее он описывал как паразитов, которых следует давить не задумываясь. И на наш взгляд, это было хорошо. Ненависть устойчива, и для Миана, как мы надеялись, она будет хорошей поддержкой.

— Обучение Джозефа Миана, — продолжала Анджела Фенвик, — длилось шесть месяцев. Он жил на конспиративных квартирах, всегда в одиночестве, навещаемый только инструкторами. Каждый из них был лучшим специалистом в своей области. Для начала его поместили в одно из укрытий Трегарона. Полная изоляция, разумеется, хотя помещение мы прослушивали, и телефон, установленный в нем, тоже.

Трегарон Алекс знал хорошо: сто гектаров продуваемой ветрами валлийской долины, окруженные колючей проволокой.

— Кто за него отвечал? — спросил он.

— Уоррент-офицер из ОБПД. Мы приставили в Джозефу двух сержантов с учебной базы Херефорда, чтобы они прошли с ним курс рукопашного боя, отработали навыки обращения с оружием и вождения. Одновременно инструктор из Трегарона преподавал ему ведение слежки, уход от нее и иные необходимые разведчику вещи. Затем целая череда людей обучила Миана скрытному фотографированию, взлому замков, установке и обнаружению подслушивающих устройств, взрывным работам, работе с компьютером. Люди из Трегарона прорабатывали с Мианом географию Северной Ирландии, рассказывая о местонахождении всех питейных заведений, танцулек, игорных домов, считающихся надежными явок и так далее — вплоть до мест, в которых он сможет найти работу таксиста. По меньшей мере раз в день Джозефа прогоняли по всем деталям его легенды. Как и все лучшие легенды, она была на девяносто пять процентов правдива. Выдуманными были лишь девять месяцев его жизни.