Достойное градоописание - Страница 5
И что для них все мэтры с именами, мэтры - тьфу! Не мэтр главенствует - они!
Здесь что ни делали, то все - шедевр. И каждый в гениях ходил.
А какая фигура - сценарист!.. Заклинатель мод, блаженненький, литературный початок. Душа у него на штрипках, и вид такой, что будто увидал он в музее собственное чучело и обомлел. Вернее, сомлел. Лирический лихописец, привходящий мессия, вещный муж!
Да, бармалешник всюду, форменная карусель.
Ежопольская студия была находкой для любителей чудес.
Этот клан пархатых снобов и ампирных хлыщей поначалу ужасал.
Но потом, как тугая пружина, перед любопытным взором начинали раскручиваться доблести и красоты студийных пространств, где, стуча колесами, мчались самолеты, где изысканность манер не признавала прогресса, где хороший тон - апофеоз вранья, где прелюбодеяние было не токмо разврат, но и преступная трата сил, положенных природою на укрепление отчизны, и оттого, для конспирации, все предавались блуду, слава богу, зная, что фиговые листки здесь никогда не превратят в бряцающие доспехи, ибо каждому известно: скромность дана человеку лишь затем, чтобы прикрывать его бесстыдство.
И любитель чудес, раз побывав на студии, уже не мог ее забыть до самой смерти.
А в нижнем холле, на стене, висела огромнейшая даровитая картина в золоченой раме, под названием: "Баран смекалистый", и все кругом благоговели перед оригинальностью и смелостью ее создателя, однажды кинувшего в студийные массы клич: "Робяты, превратим екран в скульптуру!", и потому все деловые разговоры и объяснения велись всегда и исключительно на пуфиках у треугольного стола как раз под этою картиной.
Она будила мысль.
Она звала к иным свершеньям.
И не было им числа.
Ибо знания - это сила, а силе знания не нужны.
Важен вал.
Ну, а точнее, в год на студии производилось сорок девять полнометражных художественных фильмов, все с быто-романтическим уклоном, все грандиозно-эпохальные, радостно-правдивые и скучные до тошноты.
Так, впрочем, склонны были полагать лишь недруги Ежополя и личные враги творцов его культуры - сами же творцы располагали массой документов, неопровержимо говоривших, что студия издревле и навечно, по уши погрязла в творческих успехах, каковых не видел мир.
А мир и впрямь их не видал, потому что все фильмы дальше Ежополя не шли, и глупо было объяснять сей скорбный факт одними кознями проката.
По видимости, этот феномен имел другое объяснение, но о нем мудро помалкивали, делая вид, что его просто нет. Дескать, загадка века!..
А покуда, в отместку другим организациям, фильмы соседних киностудий на городские экраны тоже не пускали - шли только местные картины, однако люди необразованные смотреть их не желали - натурально зажрались, им бы все импортные подавай, с сюжетною клубничкой, с ракурсною клюквой, а фрукт-то нынче дорогой на рынке, особливо не в сезон! - в то время как люди кинообразованные и со вкусом, естественно, смотрели их еще на студии, в процессе выделки, как говорится, на корню, и в результате кинотеатр пустовал.
И перед уличными экранами царило все то же каракумское безлюдье.
Можно было бы, конечно, образованных на студию и не пускать, чтоб как-то эдакую ересь оправдать, но тогда бы пришлось напрочь сократить студийный штат, разрушить павильоны и свернуть все фильмопроизводство.
Ежополь, будучи городом крупным и передовитым, на эдакую авантюру права не имел.
В конце концов нашли выход из положения: зрителей начали по билетам за тройную цену пускать прямо на съемки, причем - и это важно! - съемки фильмов исключительно многосерийных (тут уж отцам города пришлось срочно, в интересах резкого подъема массовой культуры и повышения культурного народного досуга, пересмотреть на годы вперед планы ежопольского кинодела), и в результате такие мелочи, как монтаж, озвучивание, худсоветы и прокат, сами собой отпали.
Плохих картин, действительно, не стало.
А чтобы гости Ежополя не роптали на девственную и пыльную пустоту экранов, газеты каждый день писали (а обязательные очевидцы подтверждали), что, де-мол, вышел фильм такой-то, но, по причине всевозможнейших достоинств и несравненного своеобразия, отправлен сразу в Канны, на кинофестиваль, где, увы, и потерялся. Как только найдут, непременно дадут премию, вернут в Ежополь и всем покажут.
Пока еще такого не случалось. Международные жулики работали цепко.
Творцов кино сложившаяся ситуация устраивала - дальше некуда. В конце концов именно они и стали виновниками всей этой кутерьмы.
Мировые знаменитости, вроде режиссеров Бабалеу, Парашметова, Физрукера, сценаристов Чужаков-Безродных, Плешоедова, Турухана и соавторов, операторов Котуха, Куксопсурц-Житопера, Пчелкинда, сестер Гракх и Китовраса, помрежей Тхакакова и Тхайцукова и Завертайло, художника Кустанаки, осветителя Потяги, который, кроме того, что он Потяга, ничего другого о себе сказать не мог, а также актеров Беложбана, Яйцеватого, Эсмеральды Блудной, Векторины Сеник, Членских-Взносова и других, - так вот, все эти мировые знаменитости, дошлые до всяких козней Голливуда, чинимых им Ежопольской кинофикацией, безумно были рады и данное нововведение праздновали третий год подряд - творческими взлетами и лихими бардаками.
А кто-то даже предложил при киностудии организовать Острог благородных девиц, где юных романтических актрис отучали бы от разврата и привлекали к усвоению хороших манер, должных этот разврат, на равных, заменить - ну, словом, наподобие столичного киноинститута.
Затея, правда, провалилась.
От засилья деликатности и такта кинодело стало быстро вырождаться и хиреть.
Экранному (а теперь уж - и публичному) искусству натурально претили дерзания творчески воспитанных натур.
Когда же прикинули, что сталось бы, открой при студии всеобуч, то непотребный ужас всех объял, и лавочку пришлось по-быстрому свернуть.
И снова кинодело пышно зацвело, так что, найдись свой ежопольский Жорж Садуль, говорил бы он о нем любовно и до бесконечности.
Но не было в Ежополе Садуля!..
В центре Ежополя, неподалеку от дома Горсовета, дабы от столицы и от времени не отставать, но при том и потрясать воображение туристов (особливо инородных, коим искони у нас привет и ласка), недалече от девятого вокзала и Помойницы Христа Спасителя, в самый распрекрасный всенародный праздник был воздвигнут Царь-компьютер.
Следуя идущей из веков традиции, размеры ему придали громадные и, все по той же вековой традиции, как столичные колокол и пушку, долго отливали из непривозного чугуна.
И более всего экскурсоводы, подводя к очередной жемчужине Ежополя балдеющих туристов, напирали на невероятный вес компьютера - две тысячи одиннадцать пудов.
Эдакой махины не было в мире нигде.
Понятно, наподобие других великих исстари чудес, этот компьютер тоже не работал, хотя раз, еще вначале, что-то в нем и брякнуло отменно.
Говорят, большой кусок чугунной памяти от напряженья треснул.
Это, говорят опять же, сталось в тот момент, когда компьютер взялся рассчитать бюджет Ежополя на новые сто лет.
Но - не об том сейчас рассказ. Продолжим. Сотворила Царь-компьютер в честь мирного лыжного пробега Брест-Гаваи-Диксон-Тринидад-Ежополь передовая по пытливости исконной мысли ремонтная Вышнеторчковская мастерская, каковая в несравненное свое творение вложила все возможные (непривозные, снова подчеркнем!) новинки прогрессивной кибернетики - от деревянных счетов до гремучих арифмометров с четырнадцатью ручками вращательного управления и тридцатью окошками для разных, исключительно синхронных вычислений.
И все это - в лучших традициях славных мастеров, - в чугуне.
Как Царь-компьютер волокли в Ежополь - просто так словами не опишешь.
Четырнадцать лет и два дня его перли в несравненный город, и бедовое событие это прозвали в последствии гордо и ласково: "Волоком века".
Много мелких городов и деревень пришлось стереть с лица земли, но ничего, зато и карта, обновившись, вдруг похорошела: Подъежополье в натуре словно раздалось...