Достигнуть границ (СИ) - Страница 2

— Ты же ей жизнь испортил, сволочь, — Петька поморщился. — Уехал бы потихоньку, Наташка бы поплакала с месяцок, да на кого более достойного взгляд бросила. Спасибо хоть в землях тех уберечь сумел, да домой вернул…

— Пожалуйста, — перебил Петьку Иван. — Я же это для тебя специально расстарался, а не потому, что уберечь жену с сыном — это первостепенная моя задача и смысл жизни.

— Ха-ха, я оценил, посмотрим, как государь, Петр Алексеевич оценит.

— А что же ты, Петруха, здесь со мной сидишь, а не в кабинет к государю ломишься? — Долгорукий стиснул зубы. Он уже до такой степени за эти дни устал от этих бесконечных упреков, что, ежели бы не Наташа, то действительно сбежал бы уже куда глаза глядят, даже, если бы оставаться в Петькином доме ему приказал бы сам государь Петр Алексеевич.

— Ну, энто ты мог запросто куда угодно завалиться, а у меня понимание имеется, что, ежели бы государь хотел, чтобы я там сейчас присутствовал, то он не поленился бы вон через Дмитрия свою волю мне передать. Потому что, Ваня, я блюду, прежде всего интересы государя и Отчизны, а не свои и своего кармана, — Петька произнес это с таким явным наслаждением, что Иван сжал кулаки, потому что желание дать по морде шурину становилось нестерпимым, а устроить драку в приемной государя — это такое себе удовольствие, которое наверняка закончится не слишком хорошо. Вместо этого он сунул руку в карман и нащупал там небольшую статуэтку, которую хотел показать государю, и рассказать уже, с чем ему удалось вернуться. Его корабль, как и второй, а они шли парой, чтобы у пиратов не было соблазна напасть, успел пройти до Ревеля как раз до этих непонятных нападений шведов, но сейчас Иван начал беспокоиться о его сохранности, точнее, даже не его, а груза, который надежно схоронен в трюмах и который охраняет верная команда, до сей поры не сошедшая на берег. И так они потеряли столько времени, сидя в карантинной зоне, прежде чем направиться в Москву. Благо в Ревеле еще помнили его, и с готовностью помогли с каретой и подорожной.

Иван в который раз закрыл глаза, чтобы накатившая дремота окунула его во влажное марево тропического леса, по которому они пробирались на побережье. И противниками для них стали вовсе не дикари, которые приняли этих новых белых вполне дружелюбно, тем более, что они вовсе не собирались их как-то притеснять, во всяком случае пока. Их было слишком мало, чтобы начинать делить с местными территорию. К тому же, никто из них даже не сомневался, что Петр Алексеевич не слишком надеялся на их успех, но переселенцы и сосланные с ними попы и преображенцы вцепились в эту землю зубами, не собираясь с нее уходить по доброй воле. Вот только им нужна была помощь, и Долгорукого отправили за ней, надеясь, что государь вспомнит все-таки, что когда-то называл Ивана другом.

Высадили их голландцы вовсе не там, где наметил государь, но выяснилось это уже после того, как нагрянули испанцы. А так как староверам на какие-то там папские пакты было наплевать, то в итоге вышел спор насчет территории, которую они уже объявили своей, и на которой никого из иноземцев пока не было. В ответ на показанную карту, которую ткнул в лицо старшему староверу командир экспедиционного отряда испанцев, Игнат Лаптев ответил, что может такую вот прямо сейчас нарисовать, и отметить эту территорию за Российской империей, так что она для него вообще ничего не значит. Главное, кто успел на еще ничейной земле флаг страны своей установить над фортом, тот и хозяин территории, и это были вовсе не испанцы. Конфликт был неизбежен, и Иван должен был убедить Петра хотя бы переговорить для начала с Испанией, может быть, предложить им что-нибудь за этот кусок довольно опасной земли, потому что там было, за что и повоевать, вот только, Испания пока об этом не знала, и, как уверился сам Иван, не слишком дорожила именно этой территорией, потому что на ней не было ни золота, ни серебра. Каким образом они умудрились высадиться на том небольшом участке четко отмерянной территории, миновав при этом пару довольно крупных городков, принадлежащих испанцам, оставалось загадкой, так же, как и то, что неопытные в то время русские моряки, да и сам Иван Долгорукий, проворонили момент, когда их флотилия прошла по Магелланову проливу, выйдя в Тихий океан. Голландцы объяснили это потом тем, что не совсем поняли, куда именно нужно было попасть русским, да и шторм, который долго швырял их флотилию так, что они едва не потерялись, разбросанные в океане, внес свои коррективы. Испанцы же побоялись вступать в вооруженный конфликт, учитывая то, что противостоять им собирались вовсе не туземцы, над которыми они имели неоспоримое преимущество, да и флотилия, ради которой к русским и отправили экспедицию, внушала определенное уважение. Ну и то, что здесь не было золота и серебра определяло не слишком великий гарнизон, предоставленный для охраны испанской короной. Однако, решать что-то нужно было, и Иван с семьей и очень ценным грузом отправился в обратный путь, пообещав вернуться с каким-либо решением и помощью, и он намеривался сдержать слово.

Дверь распахнулась и оттуда начали выходить моряки, что-то между собой обсуждая. Дмитрий Кузин выскочил из-за своего стола и скрылся за дверьми кабинета. Вышел он оттуда минут через пять, и кивнул встрепенувшемуся Ивану и вскочившему Петьке, что можно входить. Когда Иван вошел в кабинет вслед за Шереметьевым, то увидел, что государь стоит к ним спиной и задумчиво смотрит в окно, за которым таял последний снег и заливались птицы, приветствуя буйство весны и зарождение новой жизни.

Долгорукий в нерешительности остановился, не зная, как себя вести с этим Петром Алексеевичем, которого едва узнавал. Строгий, практически лишенный украшений камзол очень необычной формы подчеркивал ширину плеч и узкую талию этого уже молодого мужчины, а не просто рослого мальчика, которого он запомнил, когда уезжал. Петр продолжал смотреть в окно и, казалось, не замечал посетителей, которые не решались нарушить напряженное молчание. Наконец, государь обернулся, и Иван увидел перед собой повзрослевшее лицо с пронзительным цепким взглядом, который только начал образовываться у Петра к моменту его отъезда.

— Ну, здравствуй, Ваня, давно не виделись. Садись, рассказывай, мне дюже интересно послушать про страну, которая так тебя солнцем обласкала, — и он первым подошел к столу, усаживаясь в кресло, взмахом руки указывая, что они могут сесть в кресла, стоящие напротив. После этого он поставил руки на стол, опершись локтями и положил подбородок на сцепленные пальцы, всем своим видом показывая, что готов внимательно выслушать все, что поведает ему Долгорукий, не перебивая.

Шведы решились на весьма спорный и неожиданный поступок. И ведь если бы в море в это время не проходила гонка за отпуском среди гардемаринов, то у них вполне могло получиться. Не зря я отказался от идеи оставить Петербург в качестве столицы, слишком он нехорошо расположен. Но все же город Петра ценен, и я не намереваюсь его терять, тем более, что как-то плавно он становится этакой русской Сорбонной, в которой будут сконцентрировано большинство учебных заведений страны. Только вот, чтобы избежать студенческих бунтов, что мне прикажите делать? Может несколько тюрем вокруг расположить, особо строгого режима, чтобы дурь из юных голов одним своим видом выбивали? Сложный вопрос, но его, тем не менее нужно решать, пока время на эти решения есть. Но это в перспективе, а пока — шведы.

Сейчас на этом стихийном собрании, куда прибыли весьма занятые люди, побросав свои дела, чтобы сообщить о случившемся, было принято решение — сформировать флотилию, пускай небольшую, потому что шведы вряд ли смогут много кораблей сюда направить, им тогда нечем будет от датчан защищаться, да от Пруссии, регент которой копытом бьет, для охраны границ.

Кроме того, Фридрих уже выдвинулся к своим войскам, оставленным на зимовку в Финляндии, с дополнительными резервами в виде пяти полноценных полков, включая один драгунский и целым обозом с вещами, необходимыми для любой армии, а значит, совсем скоро шведам станет жарковато. Всю зиму Фридрих просидел в подаренном мною поместье, вместе с польской шлюхой, к которой относился, вопреки моим указаниям, вполне уважительно, и, понимая это, не казал носа, прибыв лишь за назначением и презентовав мне огромную кипу бумаг, в которых были расписаны его видения формирования армии с учетом специфики русских, которых он уже изучил достаточно, чтобы иметь возможность применять эти знания на практике. Я только начал читать, но уже видел, что некоторые идеи превосходят даже то, что я когда-то видел в своем мире. Я как раз изучал сей труд, когда прибыли адмиралы и гардемарин Белов, которого притащил с собой Мятлев, рассказывая, что его ударило рухнувшей мачтой, и пока он валялся без сознания, Белов, изображающий на этих учениях капитана, сумел каким-то невероятным образом повернуть корабль к противнику боком, и вдарить из всех оставшихся в рабочем состоянии пушек, практически в упор. Он же сумел расцепить уже сцепленные корабли, и организовать эвакуацию выживших, и он же выловил за шиворот из воды шведского адмирала, приняв его за члена своей команды.