Досаждение (СИ) - Страница 50

— Захар, не надо…

— Три. Месяца. Это. До. Хера, — почти по слогам прошипел он, — только не говори, что ненавидишь меня, — Чёрный уже совсем не контролировал себя и, нырнув руками под тонкий шифоновый сарафан, прошелся ладонью по покрывшейся мурашками коже, после чего подцепил полоску трусиков и проник пальцем внутрь стремительно увлажняющейся плоти, — в ту неделю, когда ты ничего не помнила, ты отвечала на все мои ласки. Ты хотела, и охотно принимала, все, что я с тобой делал, маленькая. Ты и сейчас хочешь, потому что помнишь, как тебе было хорошо со мной.

Одна часть Полины снова хотела закричать, что ненавидит и желает Чёрному смерти… Вот только её остановила другая, которая проснулась ровно три месяца назад. Она помнила каждую из семи ночей и все время разлуки коварно нашептывала, что Полина сама выгибалась под Чёрным, и стонала до срыва голоса, потому что, правда, хотела.

— Ты надеялась, что меня отпустит, верно, маленькая? Нет… Это родовое проклятие… Мужчины в моей семье любят только раз. Поэтому я в твоей жизни навсегда, — он прижал её дрожащее тело к стене и, и опустив лямки сарафана, перекатил большим пальцем набухший сосок, а потом дернул кадыком и впился губами во второй.

Словно находясь в каком-то странном коматозе, Полина заерзала, чувствуя тянущую боль внизу живота и закрыла глаза. Она совсем забыла про ожог и теперь перед её глазами яркими картинками вспыхивали обрывки снов, мучивших Полину все эти три месяца. В них Захар снова и снова брал её в разных местах и позах… Каждый раз она просыпалась в поту и с мокрым от возбуждения бельем и каждый раз убеждала себя, что это пройдет.

Только сейчас, когда Чёрный приподнял её за бедра и, полоску белья вбок, резким движением вошел на всю глубину, она застонала. Было больно, но очень сладко и так порочно, что ей ничего больше не оставалось, как вцепиться пальчиками в сильные мужские плечи и всхлипнуть от удовольствия. Покорно подставив грудь под его жадный рот и влажный язык, сквозь туман возбуждения Полина поняла — это никогда не пройдет.

У Чёрного получилось.

В ту неделю он окончательно отравил её собой.

46

Черный не знал, полюбит ли его когда-нибудь Полина. Да это было уже и не важно. К черту все.

Три долбанных месяца он чувствовал себя словно огромная рыба, попавшая в сеть. И сдохнуть нельзя и дышать нечем. Но вместо того, чтобы никуда не пускать, он словно ковыряющийся в собственной смертельной ране псих, помогал ей. Оплатил перевод в её родной городишко и организовал переезд к отцу. Она только болтала головой как болванчик и соглашалась на каждое его требование, даже не пытаясь скрыть радость. А когда услышала что он согласен жить полгода на расстоянии, чуть не расплылась в счастливой улыбке. Захар скрежетал зубами, сжимал кулаки, но молча терпел все происходящее. Вот только если девчонка надеялась, что его отпустит, то Черный понимал, что это навсегда.

Он знал, что впереди много работы и был к этому готов. Первым пунктом был психолог. За баснословную сумму в иностранной валюте врач согласился забыть клятву Гиппократа, и начал скрупулезную работу с пациенткой. По плану он должен был мягко внушать ей благосклонность к Черному. Вот только на все это нужно было время, а у Захара уже в первую неделю закончилось терпение.

Он не помнил, как выдержал месяц. Отвратительные тридцать дней мая, которые Захар практически не спал превратились в однородное месиво. Он не держал обета безбрачия и несколько раз покупал дорогих девочек, но все они неизменно должны были быть похожими на Полину. Вот только не помогало даже это.

К концу мая Черный совсем измучился и уже собирался поехать за Полиной, но выяснилось, что Белова нравится одному из преподавателей. Она поделилась этим с психологом… Обезумев от ярости, Черный в течение суток организовал горе-поклоннику увольнение, но не успокоился, поэтому взломал ноутбук и телефон Полины.

Проверив оба гаджета, Захар убедился, что Маленькая ни с кем не переписывалась и уже хотел выдохнуть, но вместо этого нашел кое-что другое. То, что по настоящему потрясло его и подарило, наконец, первую за долгое время ночь спокойного сна.

Он знал, что одним из упражнений, заданных Полине, было ведение ежедневного дневника. Обычная запись произошедшего за день, которая как оказалось, таила в себе много интересного. Оказывается, в заметках были описания её снов. Почти в каждом из них был Черный. Его робкой, скромной девочке начало сниться то, как он берет её в самых разных позах.

Только благодаря сухим коротким заметкам в её телефоне, Захар выдержал июнь.

Дальше был побег Золотаревой из рехаба и еще несколько бессонных ночей, полных напряжения. Выдохнул Чёрный только тогда, когда Дину нашли на заднем дворе одного из клубов, в состоянии клинической смерти.

А потом что-то снова изменилось. Психолог объявил, что вместе с выздоровлением у Полины прошел негатив по отношению к Захару, и более того, она и сама, без постороннего влияния оправдывает многие его поступки и понимает, что воссоединение неизбежно. Её заметки стали объёмнее, а описание того, что ей снилось ярче и подробнее.

Часть июля Захар занимался документами и работой, а после даже съездил на могилу к матери. Постояв в тени деревьев склонился к деревянному кресту и положил на холм букет любимых цветов матери. Она обожала ромашки и поэтому даже после смерти получала их от сына каждый раз, когда тот навещал её могилу.

— Я обязательно привезу её сюда, в место, где я родился. Знаешь, какая она… Добрая, робкая, но такая твердая внутри… Меня сломала, а сама уцелела. Представляешь?

Постояв еще немного, он развернулся и не спеша пошел прочь. На душе у Чёрного впервые за долгое время было легко. Он по-прежнему любил мать, но теперь видел все под другим углом, поэтому больше не винил отца и смог простить его.

В самолете, после посадки, он уже по привычке открыл заметки Полины и улыбнулся. Маленькая впервые призналась сама себе, что скучает по нему и еще добавила, что будет печь к своему дню рождения медовик.

Он никогда не любил сладкое, но разве речь шла о торте?

Эпилог

— Это родина моей матери, — сухо проронил Черный и заглушил мотор, остановившись у большого деревянного дома на окраине деревни.

— Здесь очень красиво, — пробормотала Полина, бросая восхищенные взгляды вокруг. Она словно перенеслась в один из бабушкиных рассказов о больших деревнях окруженных бескрайним лесом и наполненных ароматом свободы. Захар, тем временем, вышел на улицу и, обогнув машину, открыл пассажирскую дверь.

— Пойдем, — коротко распорядился он. Полина молча кивнула и вложила в его протянутую ладонь свою.

Бревенчатый дом казался огромным и нежилым, но вместе с тем совершенно не выглядел заброшенным.

— Сосед ухаживает, — пояснил Захар, увидев в её глазах немой вопрос и направился к выходу, — заберу пакеты из машины и растоплю баню.

Оставшись одна, Полина сначала совсем растерялась. Всю дорогу от аэропорта Черного словно подменили, он вдруг стал молчаливым и задумчивым, а на робкие вопросы отвечал односложно. А теперь ещё и оставил её одну в чужом доме.

Обхватив себя за плечи, Полина маленькими шажками двинулась вперед и принялась осматривать дом. В комнатах была чистота, но присутствовал запах пыли, поэтому Полина поддалась порыву и открыла несколько окон. На одном из широких подоконников стояла рамка с чёрно-белой фотографией, которая невольно привлекала внимание. Осторожно взяв снимок, Полина вгляделась в него и замерла: красивая женщина со струящейся по груди косой нежно обнимала мальчика лет десяти. На лице женщины была еле заметная улыбка, а ребенок смотрел прямо в кадр суровым проницательным взглядом.

— Такой же как и сейчас, — задумчиво пробормотала она, но тут же вздрогнула, когда за спиной раздался голос Чёрного:

— А какой сейчас?

Полина торопливо поставила фотографию на место и обернулась, чувствуя себя как воровка, пойманная на месте преступления. Она подняла глаза на Захара и по его внимательному взгляду поняла, что он все еще ждет ответа.