Дорога в тысячу ли - Страница 7
За ужином братья Чон упоминали Ко Хансо, который только что купил весь их улов.
— Для брокера он неплохой человек, — заметил Компо. — Я предпочитаю такого умного, который не мается глупостями. Ко не торгуется. Он сразу называет цену, достаточно честную. Не думаю, что он пытается всех надуть, как делают другие, и отказать ему невозможно.
Затем Фатсо добавил, что поставщик льда сказал ему, что рыбный брокер из Чеджу должен быть невообразимо богатым. Он приезжал в Пусан только на три ночи в неделю, а жил в Осаке и Сеуле. Все звали его Босс.
Ко Хансо казался вездесущим. Когда бы Сонджа ни приходила на рынок, он появлялся и не скрывал своего интереса к девушке. Хотя она пыталась игнорировать его взгляды и заниматься делами, она чувствовала, как жар приливал к лицу в его присутствии. Через неделю он заговорил с ней. Сонджа только что покончила с покупками и шла одна в направлении парома.
— Молодая госпожа, что вы готовите на ужин в пансионе сегодня вечером?
Они оказались наедине, но не слишком далеко от суеты рынка. Она быстро взглянула на него и пошла дальше, не отвечая. Ее сердце стучало от страха, и она надеялась, что он не пойдет следом за ней. На пароме она попыталась вспомнить, как звучал его голос; голос сильного человека, который хотел казаться мягким. У него был легкий говор уроженца Чеджу, он тянул некоторые гласные; в Пусане говорили иначе. Он забавно произнес слово «ужин», она даже не сразу поняла, что он сказал.
На следующий день Хансо догнал ее, когда она направлялась домой.
— Почему ты не замужем? Ты достаточно взрослая.
Сонджа ускорила шаги и снова ушла. Он не последовал за ней. И хотя она не отвечала, Хансо не оставлял попыток заговорить с ней. Его не отталкивало ее тихое молчание; если бы она стала кокетничать с ним, он счел бы ее обычной. Ему нравился ее облик: блестящие волосы, заплетенные в косы, полная грудь, обтянутая белой накрахмаленной блузкой, длинный аккуратно завязанный пояс и ноги, ступавшие быстро и уверенно. Крепкие руки Сонджи привыкли к работе; они не были мягкими, нежными руками девушки из чайного дома или тонкими, бледными руками высокорожденной. Ее красивое тело была плотным и округлым, а верхнюю часть рук прикрывали белые рукава, отчего та казалась манящей и нежной. Потаенность ее тела возбуждала его; он жаждал увидеть ее обнаженную кожу. Она не походила ни на дочь богача, ни на дочь бедняка, в этой девушке чувствовалось нечто отличное от всех, особая целеустремленность.
Хансо узнал, кто она и где живет. За покупками она приходила на рынок каждый день. Он знал, в какое время может встретить ее.
Шла вторая неделя июня. Сонджа завершила ежедневные покупки и шла домой с нагруженными корзинами в обеих руках, удерживая груз на сгибе локтя. Три японских старшеклассника в форменных пиджаках нараспашку направлялись в гавань на рыбалку. Слишком жарко было сидеть смирно в школе, и они решили прогулять уроки. Заметив Сонджу на пути к парому в Йонгдо, хихикающие парни окружили ее, и один, худой и бледный, самый высокий из троих, выхватил из ее корзины одну из длинных желтых дынь. Он перебросил добычу над головой Сонджи своим друзьям.
Подобные инциденты часто происходили на материке. Японские школьники и студенты дразнили корейских детей, изредка случалось и обратное. Корейским малышам внушали, что они никогда не должны ходить в одиночку, но Сондже уже исполнилось шестнадцать, и она была сильной. Она предположила, что эти японцы приняли ее за девочку помладше, и потому попыталась держаться посолиднее. Сонджа огляделась, но никто не смотрел на них. Паромщик был занят разговором с двумя другими мужчинами, а торговки во внешних рядах рынка — своими делами.
— Отдайте немедленно, — сказала она ровным голосом и протянула правую руку.
Корзина на сгибе локтя мешала ей сохранять равновесие. Она посмотрела прямо на тощего парня, который был на голову выше ее.
Школьники смеялись и продолжали болтать по-японски, и Сонджа не могла понять их. Двое мальчишек перебрасывали желтую дыню туда-сюда, а третий стал рыться в корзине на ее левой руке, так что девушка боялась уронить ее. Ребята были ее возраста или чуть младше, но физически крепкие и исполненные кипучей энергии, что делало их непредсказуемыми. Третий парнишка, самый маленький, вытащил бычьи хвосты со дна корзины.
— Йобо едят собак, а теперь еще и крадут пищу у собак! Такие девчонки, как ты, грызут кости? Ты, глупая сука.
Сонджа попыталась выхватить у мальчишки суповые кости. Единственное слово, которое она понимала наверняка, было йобо, что обычно означало «дорогой», но также служило презрительным эпитетом, используемым японцами по отношению к корейцам. Японец понюхал кость и скривился.
— Отвратительно! Как эти йобо жрут такое дерьмо?
— Эй, это дорого! Верни! — воскликнула Сонджа, не в силах сдержать слезы.
— Что? Я тебя не понимаю, тупая кореянка. Почему ты не можешь говорить по-японски? Все верноподданные императора должны говорить по-японски! Ты не предательница?
Высокий парень не заинтересовался игрой товарищей. Он оценивающе разглядывал грудь Сонджи.
— А у йобо по-настоящему большие сиськи. Японские девушки хрупкие, а не такие, как эти потаскушки.
Испуганная Сонджа решила забыть о продуктах и уйти поскорее на паром, но наглецы окружили ее и не пропускали.
— Дай сжать дыни, — высокий парень схватил ее левую грудь правой рукой. — Очень спелая и сочная. Хочешь, укушу? — Он широко раскрыл рот и наклонился к ее груди.
Самый мелкий из парней крепко держал ее тяжелую корзину, и она не могла двигаться, а затем он скрутил ее правый сосок указательным и большим пальцами.
Третий мальчик предложил:
— Давайте отведем ее куда-нибудь и посмотрим, что там внизу, под длинной юбкой. Ну ее, эту рыбалку! Такая добыча получше.
Высокий выразительно покачал бедрами в ее направлении.
— Хочешь попробовать на вкус моего угря?
— Отпустите меня. Я буду кричать, — сказала Сонджа, но горло перехватывало от ужаса.
А потом она увидела мужчину за спиной высокого школьника.
Хансо схватил парня за короткие волосы на затылке одной рукой, а другой зажал ему рот.
— Подойдите ближе, — прошипел он, обращаясь к остальным. Надо признать к чести школьников, они не бросили друга, чьи глаза были широко открыты от страха.
— Сукины дети, вы должны сдохнуть, — произнес он на отличном японском сленге. — Если вы еще раз побеспокоите эту даму или я просто замечу ваши уродливые рожи в этом районе, я вас убью. Я позабочусь о том, чтобы вас самих и ваши семьи убили самые известные японские киллеры из числа моих знакомых, и никто никогда не узнает, как вы умерли. В Японии ваши родители были ничтожествами, поэтому вам пришлось поселиться здесь. Не забивайте себе головы дурацкими идеями, что вы лучше, чем эти люди. — Хансо улыбался, когда говорил все это. — Я могу убить его прямо сейчас, и никто пальцем не пошевелит, чтобы помешать мне, но это было бы слишком легко. Стоит мне пожелать, вас поймают, подвергнут пыткам, а затем прикончат. Сегодня я предупреждаю вас, потому что в хорошем настроении и не хочу огорчать эту молодую даму.
Двое школьников молчали, наблюдая, как глаза их друга вылезают из орбит, а мужчина в костюме цвета слоновой кости и кожаных белых ботинках все сильнее тянул его за волосы. Парень даже не пытался кричать, потому что чувствовал ужасающую силу этого странного человека. Мужчина говорил, как настоящий японец, но, судя по его действиям, был корейцем. Они не знали, кто он, но не сомневались в серьезности его угроз.
— А теперь извиняйтесь, вы, куски дерьма, — приказал Хансо мальчишкам.
— Нам очень жаль, — они поклонились, как это принято у японцев.
Сонджа смотрела на школьников, не зная, что делать.
Они снова поклонились, и Хансо немного ослабил хватку. Потом он обернулся к Сондже и улыбнулся.
— Они сказали, что сожалеют. На японском, конечно. Хотите, чтобы они извинились и на корейском языке? Я могу заставить их сделать это. Если захотите, они напишут извинения на бумаге.