Дорога в рай - Страница 3

Даль вовсе не легкомысленный писатель, как можно заключить из названий его книг и содержания некоторых его рассказов. Задача, которую он перед собой поставил, отнюдь не простая: он стремится увлечь читателя, заставить его, забыв обо воем на свете, с неослабевающим интересом перелистывать страницы и с нетерпением предвкушать финал. Нет нужды говорить о том, что развязка всегда неожиданна. Будь все по-другому, это не был бы Даль.

Этими последними фразами я заключил предисловие, написанное мною для трехтомника избранных рассказов Р. Даля, вышедшего в Петербурге в издательстве «Амфора» в 2000 году («Сука», «Поцелуй», «Кто-то вроде вас»). Это было по сути переиздание книг, вышедших в 1990–1991 годах, с некоторыми уточнениями и исправлениями. После этого на Даля обратили наконец внимание наши издатели и вышли в свет подряд несколько сборников его рассказов (Дал Роалд. Лакомый кусочек. М.: Эксмо-Пресс, 2001; Даль Р. Дегустация. СПб.: Азбука, 2001).

Об этих книгах здесь говорить ничего не буду (замечу лишь, что, на мой вкус, фамилия этого английского писателя без мягкого знака на конце совсем «не звучит» по-русски — попробуйте просклонять ее), а вот о «переводах» московского издателя «Захаров» скажу несколько слов.

Вышедшие в 2000 году в Москве сборники рассказов Р. Даля, помеченные «Захаровым», как бани в советское время, цифрами 1, 2, 3 (а ведь имели когда-то названия!), снабжены значками копирайта — «И. В. Захаров, перевод», «И. Богданов, перевод», и т. д., однако закавыка в том, что никто ко мне письменно не обращался за разрешением опубликовать мои переводы и договора с «Захаровым» я не заключал. Свое понимание авторского права «Захаров» изложил в факсе ко мне 2 июня 2000 года (матерщину опускаю): «… и я помру, и ты помрешь, но мои внуки будут печатать твой перевод в течение пятидесяти лет… и будут сказочно обогащаться».

В очередной раз наивно уповая на безнаказанность, издатель взял опубликованные мною переводы, в присущей ему неряшливой манере переделал на свое усмотрение кое-какие фразы (в основной части оставив мой текст), добавил матерщины (мат — форма общения «Захарова» и способ его существования) и выпустил в свет то, что я в свое время в печати назвал халтурой. «Захаров» молча с этим согласился.

То, что переводчиком издатель указал себя, по-человечески понятно: в издательской деятельности он уже получил заслуженную награду за худшую книгу (премия «Абзац»), теперь от коммерции решил перейти к творческому труду, но вновь сел в лужу, подтвердив житейскую аксиому: если ты ни на что не способен, то не способен ни на что.

«Захаровские» переводы рассказов Р. Даля — безграмотный текст, к переводу отношения не имеющий (вот лишь несколько взятых наугад примеров: «Во всем остальном она не очень легко возбуждалась» (Рассказы. с. 47). В этом же предложении три раза встречается местоимение «она». В оригинал ни издатель, ни его помощники не удосужились заглядывать. «Slowly» по-английски означает «медленно», а не «осторожно», как у «Захарова» (с. 50; лишнее подтверждение того, что это не перевод, а переработка моего текста). Некоторые слова «переводчиком» просто выброшены («absolutely», с. 111). Подобные примеры встречаются едва ли не на каждой странице.

Впрочем, разбирать захаровские «переводы» — пустая трата времени: халтура она и есть халтура. Чтобы понять, откуда он такой взялся, обратимся к прессе. Свои взгляды на жизнь вообще и на книгоиздание в целом И. В. Захаров изложил в двух словах в газете «St. Petersburg Times» в номере от 11 февраля 2000 года: «Должен признаться, что мне нравится Смердяков. Я люблю провокационные тексты, а о русских я не очень-то высокого мнения».

Новоявленный Смердяков не очень-то высокого мнения и об англичанах, и жаль, что ему под руку попался блестящий английский писатель, которого он использовал исключительно в целях наживы («Игорь Валентинович всегда считал, что в книгоиздании главное не книга, а прибыль», «Захаров любит деньги».) В упомянутых изданиях «переводов» нет ни корректора, ни мало-мальски грамотного редактора, ибо об издательской братии (а есть еще техреды, художники и прочие дармоеды) «Захаров», надо полагать, тоже «невысокого мнения» («…редактора в издательстве» нет «из соображений экономии».) Нет и предисловия, в котором читателю хотя бы вкратце рассказывалось, кто такой Даль и почему за него ухватился издатель (справедливо сказано: «От „захаровского“ издания научного аппарата ждать не приходится») — «невысокого мнения» «Захаров» и о читателе. Повторюсь — мне жаль читателей, покупающих книги, издаваемые торговцем, который, появившись на волне постсоветской вседозволенности, продолжает тиражировать «провокационные тексты». «Самая омерзительная книга сезона», — пишет критик об одном из очередных творений «Захарова». «…Паршивая захаровская бумага все стерпит!» — заключает другой. Приводя здесь эти отклики, я преследую, среди прочих, и такую цель: я бы не стал в очередной раз готовить к публикации рассказы Р. Даля, если бы они не попали в руки «Захарова», обезобразившего и опошлившего их.

В настоящий сборник (самый полный из всех изданных ранее на русском языке) включены 44 рассказа. Текст прежних переводов мною просмотрен, исправлен и уточнен. 12 рассказов переведены заново и ранее в моем переводе не публиковались. Можно сказать, что данное издание представляет отечественному читателю фактически полное собрание произведений Роальда Даля в короткой форме — за исключением буквально полудюжины рассказов, опубликованных писателем уже в 1970–1980-е годы. Также в издательстве «Азбука» готовятся к печати три классические повести-сказки Даля: «Джеймс и гигантский персик», «Чарли и шоколадная фабрика», «Чарли и большой стеклянный лифт». Так или иначе, но знакомство нашего читателя с одним из самых искусных рассказчиков XX века едва ли следует считать исчерпанным.

Игорь Богданов

Май 2003,

Санкт-Петербург

О Господи, как мне страшно.

Но теперь я один и не буду этого скрывать. Мне вообще больше ничего не нужно скрывать. Теперь я могу дать волю чувствам, потому что меня никто не видит, потому что между мною и ними двадцать одна тысяча футов. И еще потому, что больше я не могу притворяться, даже если бы и захотел. Мне теперь не нужно стискивать зубы и поджимать подбородок, как я это сделал во время обеда, когда капрал принес приказ и отдал его Жестянщику, а Жестянщик посмотрел на меня и сказал: «Твоя очередь, Чарли. Ты следующий». Будто я этого не знал. Будто не знал, что следующим полечу я. Будто я не знал об этом накануне, когда отправился спать. Да я знал об этом и в полночь, когда не мог заснуть, и помнил об этом всю ночь напролет, помнил и в час ночи, и в два, и в три, и в четыре, и в пять, и в шесть, и в семь часов утра, когда встал с кровати. Будто я этого не знал, когда одевался, завтракал и просматривал журналы в столовой, играл там в орел и решку и бильярд и читал объявления на доске. Я и тогда это знал и помнил об этом, когда мы шли обедать и когда ели баранину на обед. А когда капрал принес приказ, то я счел, что так и должно быть. Стоит ли удивляться, что начинается дождь после того, как налетит туча? Когда капрал вручил приказ Жестянщику, я знал, что Жестянщик скажет, прежде чем тот открыл рот. Я точно знал, что он скажет.