Дорога в рай - Страница 141
Мальчик посмотрел на нее своими большими голубыми глазами и очень мило и доверчиво ей улыбнулся.
— Это было бы замечательно, — сказал он.
— А начну я с того, что научу тебя готовить.
— Думаю, мне это будет интересно, бабушка Глосспан.
— Понравится это или нет, а учиться тебе придется много, — сказала она. — Нам, вегетарианцам, почти не из чего выбирать по сравнению с другими людьми, и потому мы должны научиться вдвойне грамотнее готовить пищу, которую употребляем.
— Бабушка Глосспан, — сказал мальчик, — а что едят другие люди такого, чего мы не едим?
— Животных, — ответила она, с отвращением вскинув голову.
— Живых животных?
— Нет, — сказала она. — Мертвых.
Какое-то время мальчик обдумывал услышанное.
— То есть они едят их, когда те умирают, вместо того чтобы хоронить?
— Они не ждут, когда те умрут, моя радость. Они их убивают.
— А как они их убивают, бабушка Глосспан?
— Обычно перерезают горло ножом.
— Это о каких животных ты говоришь?
— В основном о коровах и свиньях, а также об овцах.
— Коровы! — вскричал мальчик. — Вроде Розы, Снежинки и Белки?
— Именно так, мой дорогой.
— Но как же их едят, бабушка Глосспан?
— Их режут на куски, а куски готовят. Больше всего им нравится, когда мясо красное и ближе к костям. Они очень любят есть мясо коровы кусками, чтобы кровь сочилась из него.
— И свиней тоже?
— Они обожают свиней.
— Кровавое мясо свиньи кусками, — проговорил мальчик. — Подумать только. А что они еще едят, бабушка Глосспан?
— Кур.
— Кур?
— Притом миллионами.
— С перьями и всем остальным?
— Нет, дорогой, перья они не едят. А теперь сбегай-ка в огород и принеси бабушке Глосспан пучок лука, хорошо, дорогой?
Вскоре после этого начались уроки. Они состояли из пяти предметов: чтение, письмо, география, арифметика и приготовление пищи; и последний долгое время оставался самым любимым предметом как учителя, так и ученика. Очень скоро выяснилось, что юный Лексингтон обладает поистине замечательным талантом. Он был прирожденным поваром. Он был проворен и спор. Со сковородками обращался, как жонглер. Картофелину он разрезал на двадцать тонких, как бумага, долек быстрее, чем его бабушка чистила ее. Он обладал исключительно тонким вкусом и мог, отведав крепкого лукового супа, тотчас определить присутствие в нем одного-единственного листика шалфея. Все это в таком маленьком мальчике чуточку удивляло бабушку Глосспан, и, сказать по правде, она не знала, что и думать. И все же она гордилась им, как водится, и предсказывала ребенку блестящее будущее.
— Мне радостно осознавать, — говорила она, — что у меня есть такой замечательный молодой человек, который будет присматривать за мной, когда я совсем состарюсь.
И года через два она навсегда оставила кухню, вверив Лексингтону попечительство над всем домашним хозяйством. Мальчику к тому времени исполнилось десять лет, а бабушке Глосспан — почти восемьдесят.
Предоставленный на кухне самому себе, Лексингтон тотчас же принялся экспериментировать с блюдами собственного изобретения. Те, что он любил раньше, более не интересовали его. У него появился неодолимый импульс творить. В голове роились сотни свежих идей.
— Начну-ка я с того, — сказал он, — что изобрету каштановое суфле.
Он приготовил его и в тот же вечер подал к столу. Суфле было восхитительно.
— Ты гений! — воскликнула бабушка Глосспан, вскакивая со стула и целуя его в обе щеки. — Ты войдешь в историю!
Теперь дня не проходило, чтобы на столе не появлялось какое-нибудь новое усладительное творение. Тут был и суп из бразильских орехов, и котлеты из мамалыги, и овощное рагу, и омлет из одуванчиков, и оладьи из сливочного сыра, и голубцы, и компот из полевых трав, и лук-шалот a la bonne femme, и пикантный свекольный мусс, и чернослив по-строгановски, и гренки с сыром, и опрокинутая репа, и горячий торт из иголок хвои, и много других прекрасных композиций. Никогда в жизни, заявила бабушка Глосспан, не пробовала она подобной пищи, и по утрам, когда до завтрака было еще далеко, она выходила на крылечко, усаживалась в кресло-качалку и размышляла о предстоящей трапезе, облизывая морщинистые губы и вдыхая ароматы, доносившиеся через кухонное окно.
— Что ты сегодня готовишь, мальчик? — громко спрашивала она.
— Попробуй отгадать, бабушка Глосспан.
— По запаху это вроде как козлобородниковые оладьи, — отвечала она, усиленно принюхиваясь.
Тогда десятилетний мальчуган выходил из кухни с торжествующей улыбкой на лице, неся в руках большую дымящуюся кастрюлю поистине божественного компота, приготовленного исключительно из пастернака и лечебных трав.
— Знаешь, что ты должен, — сказала ему бабушка, с жадностью поглощая компот. — Ты должен сейчас же взять бумагу и перо и написать поваренную книгу.
Он смотрел на нее, медленно пережевывая пастернак.
— А почему бы и нет? — спросила она. — Я научила тебя писать, я научила тебя готовить, и тебе остается соединить то и другое. Ты напишешь поваренную книгу, мой дорогой, и прославишься на весь мир.
— Что ж, — ответил он. — Так и будет.
И в тот же день Лексингтон начал писать первую страницу этого монументального труда, которому суждено было завладеть его помыслами до конца жизни. Он назвал свой труд «Ешьте хорошую и здоровую пищу».
Через семь лет, когда ему исполнилось семнадцать, он записал больше девяти тысяч различных рецептов, притом все они были оригинальные и вкусные.
Но неожиданно его труды были прерваны трагической смертью бабушки Глосспан. Ночью ее сразил жестокий приступ, и Лексингтон, примчавшийся в спальню, чтобы посмотреть, из-за чего шум, застал ее лежащей в кровати. Она кричала, изрыгала проклятия и корчилась самым немыслимым образом. Страшно было смотреть на нее, и взволнованный юноша прыгал вокруг нее в пижаме, ломая руки, и не знал, что и делать. Наконец, чтобы остудить ее жар, он принес ведро воды из пруда, возле которого паслись коровы, и вылил ей на голову, но это лишь усугубило приступ, и не прошло и часа, как старая женщина угасла.
— Это очень скверно, очень, — проговорил бедный мальчик, ущипнув тетушку несколько раз, чтобы убедиться, что она умерла. — И как неожиданно! Как быстро и неожиданно! Всего лишь несколько часов назад она была в отличном настроении. Она даже трижды отведала мое самое последнее творение, грибы с пряностями, и сказала, что они очень сочные!
Горько поплакав несколько минут, ибо он очень любил свою бабушку, он все-таки взял себя в руки, вынес ее тело из дома и похоронил за коровником.
На следующий день, приводя в порядок ее вещи, Лексингтон наткнулся на конверт, который был надписан почерком бабушки Глосспан и адресован ему. Он вскрыл конверт, вынул две пятидесятидолларовые бумажки и письмо.
«Дорогой мальчик, — говорилось в письме, — я знаю, ты еще никогда не спускался с горы с того времени, как тебе было тринадцать дней от роду, но, как только я умру, ты должен надеть пару башмаков, чистую рубашку, пойти в деревню и найти доктора. Попроси его дать тебе свидетельство о смерти, которое доказывает, что я умерла. Потом отнеси это свидетельство моему адвокату, человеку, которого зовут мистер Самьюэл Цукерман. Он живет в Нью-Йорке, и у него есть копия моего завещания. Мистер Цукерман все устроит. В этом конверте деньги, чтобы заплатить доктору за свидетельство и оплатить стоимость твоей поездки в Нью-Йорк. Мистер Цукерман даст тебе еще денег, когда ты туда приедешь, и я искренне желаю, чтобы ты употребил их на совершенствование своих изысканий в кулинарии и вегетарианских вопросах и продолжал работать над этой твоей великой книгой, покуда не убедишься, что она во всех отношениях доведена до совершенства.
Любящая тебя бабушка Глосспан».