Дорога в декабре - Страница 19

Наверху одного из холмов вырыты окопы, они видны отсюда, с дороги. Кто вырыл их? Наши? Чичи? Для чего? Чтобы контролировать дорогу, наверное. Все эти вопросы могут свестись к одному: был ли здесь бой, стреляли или нет из окопов в людей – таких же людей, как мы, так же проезжавших мимо.

«Нет, вряд ли засада может выглядеть так, – решаю про себя, – окопы на самом виду… А с другой стороны – ну сидят в тех окопах человек пять, сейчас они дадут каждый по несколько очередей и убегут. Что мы, на холм полезем за ними? До этих окопов метров двести…»

Окопы между тем кончаются. Все пристально глядят на горы. Каждый хочет первым увидеть того, кто будет смотреть на нас в прицел винтовки, выстрелит…

К общей тайной радости горы вскоре сходят на нет. Снова начинаются равнины. Иногда мы проезжаем тихие малолюдные села. Дорога однообразна. Становится теплей.

Спустя пару часов минуем знак «Чечня», перечеркнутый красным. Пацаны оживляются.

Останавливаемся у рыночка, покупаем пиво, я еще и воблу. Здесь такая хорошая сладкая вобла. Измазываясь пахучим маслом, рву рыбу на части, отделяю от нее большой красный кус икры, сочащиеся ребра, голову выбрасываю. Заливаю в глотку половину бутылки пива. Еще не отняв пузырь ото рта, понимаю, что бутылки мне будет мало, разворачиваюсь, иду к лотку, покупаю еще пузырь. Наскоро куснув мясца с рыбьего хвоста и пригубив икры, допиваю первую бутылку и открываю вторую. Уж вот ее-то потяну, понежусь с ней.

Лезем на броню. Нет, на ходу пить будет неудобно. Допиваю и вторую, отбрасываю. Хорошо, что мочевой пузырь крепкий, до следующего перекура досижу. Рыба остается в кармане. Не брезгую ни карманом, способным испачкать рыбу, ни рыбой, пачкающей карман.

Догладываю хвост уже во Владикавказе, куда мы благополучно прибыли.

Мирный город, черт побери, бывает же такое.

Первым делом идем в кафе. Суетимся возле единственного меню на барной стойке – все голодные. Хасану очень хочется показать, какая кухня на Кавказе, – он рекомендует, что попробовать. Покупаем суп харчо, манты. Хасан перешептывается с Семенычем, тот кивает. В итоге на столах каждого взвода появляется еще и по бутылке водки.

– Как суп? – спрашивает Хасан жмурясь.

– Чудесный суп, – отвечаю, отдуваясь обожженным специями ртом.

Разгрузкой и загрузкой машин занимаемся сами. В машинах – мешки. Что в мешках – неясно. Пацаны, скинув куртки, оставшись в тельниках, работают. Закатанные рукава, вздувающиеся мышцами и жилами руки. Красивые вы мои, белотелые…

Хасан опять куда-то сбежал, хитрая морда.

Выхожу на улицу перекурить. По двору складов выгуливает себя незнакомый хмурый подполковник.

Выбредает откуда-то Хасан, хитро щурясь, громко спрашивает у Семеныча, стоящего неподалеку от меня:

– Разрешите обратиться, товарищ полковник!

На Семеныче надет серый рабочий бушлат без знаков различия. Семеныч в ответ Хасану улыбается одними глазами. Хмурый подполковник, услышав обращение Хасана, тут же куда-то уходит. Семеныч довольно смеется на Хасанову шутку.

Ночевали в каком-то поезде на запасных путях.

Я лежал на верхней полке, разглядывал полированный, в трещинах, потолок. Вот бы ночью на вокзале перепутали составы и отправили наш поезд домой. Раздерем поутру глаза – а там Святой Спас звонит в колокола. Здравствуй, Даша, я вернулся! Семеныча накажут, конечно, за то, что увез отряд с позиций, зато с нас спрос маленький. Мы сразу по домам разбежимся. Все живые останутся, хорошо…

Разбудил меня Андрюха Суханов – вроде легонько толкнул в плечо, но рука у него такая тяжелая, что хоть сдачи давай. Моя очередь идти на улицу, дежурить. С закрытыми глазами кряхтя сполз вниз, долго искал свои берцы, как их опознать в темноте, не нюхать же.

Ночь оказалась обширной, теплой, ароматной, как чан с супом.

Стоял и облизывался на нее.

«Хоть бы завтра что-нибудь случилось, и мы бы в Грозный не поехали… – подумал. – Раз уж не угнали состав в Святой Спас, хоть здесь поживем денек».

Три раза обошел поезд.

Ночь меня так и не насытила.

Разбудил смену и снова улегся.

«Даша, Дашенька…»

– Вылезай, конечная! Выход через переднюю дверь – проверка билетов!

Открываю глаза. Язва идет мимо с полотенцем, перекинутым через сухое плечо, голосит неприятно и скрипуче.

Пацаны жмурят рожи – солнечно. Умылись, загрузились, завелись и двинулись.

Где-то посередине города зачем-то встали. И здесь мы впервые увидели вблизи девушку, в юбке чуть ниже колен, в короткой курточке, беленькую, очень миловидную, с черной папочкой. Так все и застыли, на нее глядя.

– Я бы ее сейчас облизал всю, – сказал тихо, но все услышали, Дима Астахов.

В его словах не было никакой пошлости.

Девушка обернулась и взмахнула нам, русским парням, красивой ручкой с изящными пальчиками.

Некоторое время я физически чувствовал, как ее взмах осеняет нас, сидящих на броне.

За городом подул ветер, и все пропало.

Но когда долго едешь и ничего не случается, это успокаивает. Как же что-то может случиться, если все так хорошо?

Остановились на том же рыночке, что и по дороге во Владикавказ. Пацаны сразу разбрелись кто куда.

Я пошел на запах шашлыков. Девушка торгует, сонные глаза, пухлые ненакрашенные губы.

«Поесть шашлычков?» – думаю.

– Сколько стоят?.. Дорого…

Закурив, решаю философский вопрос: «С одной стороны, дорого. С другой – может, меня сейчас убьют на перевале, и я шашлыков не поем. С третьей – если меня убьют, чего тратиться на шашлыки? С четвертой…»

– Чего смотришь? – спрашивает девушка-продавец. – Скоро твои глаза не будут смотреть… Да-да, не будут, – речь ее серьезна, голос тих, но внятен.

Улыбаюсь ей, достаю деньги, покупаю шампур с шашлыком.

Не верю ей. Она врет мне.

Вкусное мясо досталось мне, и тело мое ликует.

Хватаю здоровый горячий кус зубами, одновременно отдуваюсь, чтоб не обжечься. Жадно жую, не жалея челюсти.

Девушка так и смотрит на меня, но мне не важно ничего, когда так вкусно всё.

В середине шампура попадается особенно большой кусок. Попробовал откусить – не получается: он жилист. Сдвинул его к краю шампура, изловчившись, цапнул сразу весь, начал жевать. Долго жую, жилу никак не могу раскусить. Скулы начинают ныть так, что отдается в висках. Решаю заглотить кусок, не выплевывать же. Делаю глотательное движение, и мясо застревает у меня в горле. Пытаюсь усилием горловых мышц втянуть его в себя и не могу. Смотрю обезумевшими глазами вокруг: что делать? Я даже закричать не могу. В голове начинает душно, дурно мутиться. Сейчас сдохну, а…

Лезу пальцами в рот, хватаю торчащую из глотки, не проглоченную до конца мясную жилистую мякоть, тащу. Спустя мгновенье держу в руке изжеванное мясо, длинный, изукрашенный голыми жилами ломоть. Отбрасываю его в пыль. На глазах – слезы.

Так дышать хорошо, Боже ты мой. Очень приятно дышать. Какой славный воздух… Как славно чадит бэтээр, как чудесно пахнут выхлопные газы машин…

Забравшись на броню, пою про себя вчерашнюю кабацкую ересь, под которую заснул…

На подъезде к горам настигаем автобус с детьми. Он еле едет, качаясь с боку на бок. Чеченята смотрят в заднее стекло и, кажется, кривляются.

– Семеныч, давай за автобусом держаться? – предлагает кто-то. – Не будут же чичи стрелять в колонну, когда тут их чада поблизости.

Семеныч молчит, жадно глядя на автобус, но по рации с первым бэтээром не связывается.

«Надо в заложники их взять! – думаю я. – Что же Семеныч медлит…»

Не отрываю глаз от автобуса, едва тянущегося впереди первого бэтээра. Пацаны тоже смотрят туда же. Горы уже близко, зачем же их не срыли до сих пор…

Уже началась песчаная, выложенная по краям щебнем дорога. В этом щебне легко прятать мины. Мы будем спрыгивать с горящих машин, кувыркаясь, лететь на обочину, и там из-под наших ног, упрятанных в берцы, будут рваться клочья огня. А сверху нас будут бить в бритые русые головы, в сухие кричащие рты, в безумные, голубые, звереющие глаза.