Дорога сильных. На пороге мира (СИ) - Страница 51

Линда уставилась на рыжее пламя, старательно не замечая, как он, полуголый и босой, встает и идет к ней. Сердце грохотало в ушах, как ненормальное, и девушка в который раз уже на себя разозлилась.

Да, нравится! Но нельзя же так млеть и теряться от его взглядов и касаний! Или все-таки можно? Когда он шутит или задевает за живое неосторожными фразами, ей просто и легко — шутить в ответ, огрызаться, играть, делая шаги навстречу и тут же отступая. Но если смотрит вот так, молча, внимательно, самой себе кажешься голой перед ним и не знаешь, как себя вести.

Виктор сел рядом, протянул «бутыль» — кожаную емкость, продолговатую, с тугой пробкой. Линда приподняла брови, обозначая вопрос, он ответил коротко:

— Мед, вино, вода, травы. Пей уже.

Приложилась, сделала пару глотков. Вкусно, хмельно, но не слишком. До беспамятства не упьешься, а чтоб согреться и напряжение сбросить — самое то.

Ее плеча коснулись Витькины пальцы, медленно скользнули вниз, задержались на локте. Девушка помрачнела.

Так любил делать Андрей. Гладил ее локотки и поражался их остроте. Он вообще все время удивлялся, насколько удачно ее тело заточено под боевую натуру. А она боялась пришибить его ненароком, потому что уходить от ее шутливых выпадов он не всегда успевал. Он был другим. Хорошим, но — другим.

Линда усмехнулась горько и вновь приложилась к бутыли.

— Что не так?

— Все нормально. Не в тебе дело.

— А в ком?

— Неважно.

— Мне — важно.

Он смотрел, молча и требовательно, и Линда снова вздохнула. Не дело болтать с парнем нынешним о бывших, но…

— Андрей вспомнился.

— Понимаю. И нисколько тебя не тороплю. Если ты не готова…

— Да ни черта ты не понимаешь! — огрызнулась она.

— Расскажешь?

Обняв колени, девушка начала тихо и грустно:

— Думаешь, так сильна любовь была, что я теперь маюсь и забыть никак не могу? Нет. Да. Я… не знаю. Я вообще не уверена, что любила его. Андрей, он… хороший был, веселый, надежный, но… сердце не тронул, лишь задел по касательной. С ним было хорошо. Тепло, уютно, спокойно. Он не требовал слишком много, не пытался ограничивать или менять меня. В отличие от других, он — не мешал. Жить, творить, путешествовать, развлекаться. И знаешь, меня это устраивало. И месяц, и два, и год. И даже разговоры о совместном жилье не раздражали. А вот о свадьбе… когда он сделал предложение, я испугалась. Поняла вдруг, что для него все всерьез. И ответила какую-то чушь, вроде «мне надо подумать». И придумала ведь, блин. Это я его туда потащила, в тот торговый центр. После киношки хотела сказать, что не готова. И не успела.

Она поджала нижнюю губу и замерла, глядя перед собой. Виктор встал и куда-то ушел, а вернулся уже с плащом. Сел сзади, обнимая, укрыл обоих.

Линда поняла, что благодарна ему, и за тепло, и за молчание. Особенно за молчание. Если б начал что-то говорить, пытаясь развеселить, убеждать, что вины ее нет, — она бы сорвалась, это точно. Но они лишь сидели, вперив взгляды в костер, и грели друг друга, и пламя, непостоянное, яркое, лечило душу.

Сколько времени так провели, она не знала, просто вдруг поняла, что сидит между скрещенных ног парня, лицом к огню, спиной к нему. И объятия эти хороши, но слишком уж эротичны, и ей не тепло уже — жарко. И что если додумается он поцеловать и прикусить шею — ее выдержка к чертям полетит. Поерзала, пытаясь отстраниться, но Витька лишь обнял крепче. По спине пробежали мурашки, и Линда понадеялась, что вздрогнула не слишком уж откровенно. Попыталась себя укорить. Не вышло.

Виктор ей нравился, очень, а телу так и вовсе было плевать на какие-то там измышления разума и муки совести.

Но парень, видимо, всерьез решил ее не торопить и вел себя более чем прилично. Долго терпел ее возню, пока она устраивалась удобнее и тянулась то за ветками для костра, то за хлебом. А потом рука его опустилась на ее живот. Притянул к себе вплотную, тихо рыкнул в ухо:

— Хватит ерзать, я тоже ведь не железный.

У Линды дух перехватило от жара, с которым это было сказано. Закралась шальная мыслишка: а не поерзать ли еще? Что тогда будет? От перспектив пересохло во рту. Цапнула бутыль, но парень тут же отобрал и отставил себе за спину.

— Эй! Отдай! — возмутилась она.

Извернулась, пытаясь прожечь взглядом, но получила лишь невинный поцелуй в нос.

— Пьяная девушка на первом свидании мне ни к чему.

— Ага, все же свидание. Решил меня в лес заманить, соблазнить и бросить?

— Ну, бросать не обязательно…

Двинула локтем в живот, он скривился.

— Плохой план, да?

Она рассмеялась и потянулась к нему — целоваться.

Это не было похоже на недавнее сумасшествие. Неспешно и нежно, словно даже с опаской — не спугнуть бы — прикасались они друг к другу. «Нам некуда торопиться» — говорили его руки и губы, а Линда молилась непонятно кому, чтоб это действительно было так.

В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным.

Линда

Возвращались «домой», когда начало холодать. Солнце давно скрылось за деревьями, и лес потерял свою светлую прелесть. Мшистые пни придавали ему мрачную сказочность, по низинам залегли тени. Одно только небо, высокое и прозрачное, оставалось прежним.

— И что теперь? — спросила Линда, когда Виктор протянул ей веточку с ягодами земляники и наклонился за следующей. — Мы вместе?

— Да. И ты, как моя девушка, наконец оставишь попытки меня побить.

Линда фыркнула, покосилась на парня — улыбается, зараза.

— Даже не знаю…

Виктор шагнул вперед, заставляя остановиться, положил ладони на ее плечи.

— А чего хочешь ты?

— Не знаю. Точно знаю, чего не хочу. Всей этой показухи: держаться за ручку, ходить, не разлепляясь, сидеть на коленках, целоваться среди толпы.

— Хорошо.

— Хорошо — и все?

— Да.

— Ну ладно.

— Но если все же чего-то захочешь — скажи.

— Ладно, — со смехом повторила она.

И переплела свои пальцы с его, когда Виктор протянул ладонь.

«Очень логично, — думала она, вышагивая рядом с парнем, — говорить, что не любишь ходить за ручку, когда, кажется, любишь. Или все дело в том, с кем ты идешь?»

Встали на границе леса и расчищенной у стены территории. Судя по всему, в прошлом году бесхозное поле было поменьше, но с приходом гьярраваров все изменилось. Часть деревьев повырубили, и забор кое-где обновили, да выросла вторая вышка на другом конце поселка. Грен Лусар словно готовился к обороне этого «медвежьего угла».

Сейчас деревня казалась погруженной в вечернюю дрему. Тихо, благостно, сонно.

— Что, тем же путем обратно? — спросила Линда.

Лямки рюкзака поправила, вдохнула-выдохнула, готовая по первой же команде рвануть с места.

— Погоди, — задумчиво отозвался Виктор.

Взгляд его впился в смотровую площадку на вышке, брови нахмурились.

— Что такое?

— Не знаю. Там Хравр должен быть, а он, если заметит, сначала стрелу всадит, а потом будет спрашивать, кто тут шляется.

— Не видно там никого, только щиты.

Линда даже на цыпочки встала, будто это могло помочь что-нибудь разглядеть.

— В том-то и дело, что не видно, — мрачно отозвался Витька. — Ладно, идем. Только будь наготове.

— Что, стрелы ловить?

— Нет, уклоняться.

Пошутил он так или был серьезен, Линда не поняла, но тревожное настроение передалось и ей. Она двигалась шустро и легко, не переставая поглядывать на площадку и злиться. Ну не видно там Хравра, и что? Щиты так стоят, что вообще ничего не видно. Может, отошел на минутку, а они тут едва ли не панике поддаются. Да и не должен он там мишенью торчать. Или должен?

До стены оставалась треть пути, когда Витька, что бежал на полкорпуса сзади, толкнул ее в спину. От тычка Линда улетела вперед, перекатилась, уперлась в землю коленом и обеими руками, готовая развернуться и рыкнуть на идиота. Парень, ухватив за рюкзак, вздернул на ноги.