Дорога на закат - Страница 6

Осознав, что происходит — уже произошло, — Каттерсон уронил труп и отшатнулся. Отступив на несколько шагов, осел в снег и опустил голову. Люди потянулись к телу; подхватили его, чтобы унести. Мальчишка соскользнул со спины и исчез. Каттерсон остался один.

— Прости, — пробормотал он хрипло.

Некоторое время он стоял на коленях, тряся головой и облизывая губы.

— Отдельное прощение? Мне? Зачем себя обманывать — я один из них. Уже.

Поднявшись с колен, Каттерсон посмотрел на руки — и двинулся вперед. Шел он медленно и безостановочно, нащупывая в кармане бумажку с адресом. Зная, что сдался и не может более ни на что претендовать.

Снежинки не таяли, застревая в волосах, над бледным лицом.

«Выгляжу, наверное, седым стариком».

С Бродвея Каттерсон свернул в сторону Центрального парка. Девственный снег лежал повсюду. Долгая зима вступала в свои права.

— Норт не ошибся, — негромко сообщил Каттерсон белому безмолвию, в которое превратился Центральный парк. — Больше не могу, — сказал он руинам, укрытым снегом.

«Мэлори, 218 Вест, 42-я улица». Спрятав бумажку, Каттерсон зашагал дальше, коченея от холода.

Ресницы прищуренных глаз обросли кристалликами льда, сердце колотилось в горле, подбираясь к губам, склеившимся от голода. Семидесятая, Шестьдесят пятая — запутавшись, Каттерсон прошел сначала по Колумбус-авеню, потом по Амстердам-авеню. Странные имена из прошлого, которого никогда не было.

Прошел, наверное, час, потом другой. Улицы оставались безлюдными. Живые голодали в безопасности своих квартир — и следили за гигантом, оставляющим следы на снегу.

Когда он добрался до Пятидесятой, солнце уже садилось. Чувство голода отступило: для Каттерсона осталась только цель впереди. Свернуть с дороги он уже не мог.

Вот и Сорок вторая улица. Теперь понятно: туда… По темной лестнице — наверх. Каждая площадка, каждая ступень давались как горная вершина, но Каттерсон не отступал.

На пятом этаже все-таки пришлось сесть на ступеньку, отдышаться. Мимо прошел, важно задрав нос, лакей в зеленой ливрее, мерцающей в тусклом свете. На серебряном подносе — жареный поросенок с яблоком во рту. Каттерсон рванулся, но его руки пронизали блюдо насквозь: поросенок и лакей разлетелись мыльными пузырями, канули во тьму и безмолвие.

Еще один пролет. Последняя площадка. На сковороде шипит мясо. Нежное, сочное мясо, заполняющее дыру, где раньше был желудок.

На верхней ступеньке он потерял равновесие; повело назад, но удалось в последний момент ухватиться за перила.

Вот она — дверь. По коридору налево. За дверью шум. Там пируют, и ему пора присоединиться. Каттерсон забарабанил в дверь.

Шум сделался громче.

— Мэлори! Мэлори, открой! Это я, Каттерсон! Большой Каттерсон! Открой, Мэлори, я пришел!

Дверная ручка пришла в движение.

— Мэлори! МэЛори!..

Пол опустился на колени. Когда дверь открылась, он рухнул через порог лицом вниз.