Дорога на остров Пасхи (сборник) - Страница 3

Ну так вот, дверца открылась, и из машины появился Арт. Даже не появился. Он предстал передо мной.

О’кей, мне нравятся дорогие костюмы и модельная обувь, но если парень напяливает на себя красный галстук, то я не могу удержаться от смеха. Правда, у Арта он был не красный. Но все равно какой-то рискованный. Правда, не настолько, чтобы я рассмеялся.

Я просто стоял и ждал, когда он подойдет.

На вид он был мой ровесник. Типичная кавказская внешность: маслянистые карие глаза, крупные уши и крючковатый нос. Не такой здоровый, чтобы голову разворачивало при сильном ветре, но все же он без проблем мог поковыряться языком у себя в ноздрях. Он шел, как обычно ходят кавказцы: расправив плечи и развернув носки стоп кнаружи, руки слегка согнуты в локтях, а ноги напоминают циркуль землемера. Природные кавказские понты под напускным европейским лоском.

Скажу вам честно – у меня нет таких дорогих костюмов (подозреваю, что и не будет), но я и в дешевом смотрюсь неплохо. Потому что умею его носить: просто и со сдержанным достоинством.

Правда, мне далеко до отца: он и в телогрейке выглядел, как английский лорд. Он словно не замечал, что на нем надето. И вы тоже не замечали. Его-то уж точно не встречали по одежке. А провожали… Никто его не провожал – он сам уходил, когда считал нужным. Но я забегаю вперед, об этом немножко позже.

Чтобы завершить описание Арта, добавлю одну маленькую деталь. В руке он держал сотовый телефон – по тем временам дорогая штука, не то, что сейчас, когда ими торгуют на вес, а потом с ехидным злорадством присылают сообщения: «Остаток ваших средств немногим больше, чем воробьиный член».

Так вот, Арт держал сотовый телефон в руке, хотя он был не настолько огромным, чтобы не уместиться в кармане.

Вам может показаться, что я смеюсь над Артом. Вовсе нет. Он оказался хорошим парнем.

Я просто посмеиваюсь.

Он подошел ко мне, склонил голову набок и прищурился. Наверное, это должно было означать: «Я здесь главный, а если ты думаешь иначе, то я порву тебя на части».

Да, именно так я это и расценивал. Я не могу расценивать такие косые взгляды по-другому. Наверное, и вы бы не смогли, если бы служили в стройбате, где на пятеро русских было двести горячих кавказских парней, из которых сто восемьдесят я потом встречал на московских рынках, выкрикивающих: «Сьвежий зелень! Сьвежий зелень!». Там я научился не бояться. Правда, в процессе обучения мой и так не идеальный нос еще больше искривился, и я стал туговат на левое ухо, но ведь могло быть и хуже: каждый день, вместо завтрака, обеда и ужина, я слышал: «Зарэжю! Зарэжю!». Но не зарезали: может, дело в том, что оставили кинжалы дома? Или в том, что я в школе занимался боксом? Опять-таки – спасибо отцу, он втравил меня в это дело. Но об этом я тоже еще расскажу.

Вы, конечно, можете сказать: мол, такой крутой, а испугался, когда подъехал дорогой джип.

Отвечу: да, испугался. Во-первых, черный «Лэнд-Крузер» среди машин, как питбуль среди собак – ничего хорошего от него ждать не приходится. Во-вторых, если не ошибаюсь, в этой машине может поместиться девять человек. И, в-третьих, в руках у них могли бы оказаться вещицы не такие невинные, как сотовый телефон.

Поэтому сначала я немного испугался. Не обделался, не задрожал, не заплакал от страха, а просто – немного испугался. Взбодрился.

Этот испуг улетел, как воздух из лопнувшего шарика, едва я увидел, что ко мне направляется всего один человек среднего роста с мобильным в руке. Его я мог бы послать в аут любой рукой и с любой дистанции.

Поэтому я стоял и молчал: в конце концов, это же не я к нему приперся, а он – ко мне. И открывать калитку не торопился.

– Я – Артур, – сказал кавказец, переложил телефон в другую руку и протянул мне небольшую мягкую ладонь. – А ты – Саша?

– Александр, – ответил я и пожал протянутую руку; довольно крепко, чтобы он не питал никаких иллюзий насчет того, кто кого порвет в случае необходимости. Но калитку открывать не торопился: та информация, что он – Артур, казалась мне недостаточной.

– Мне позвонил твой отец и сказал, чтобы я приехал в семь, – словно в доказательство своих слов Арт потряс у меня перед носом телефоном, и я увидел, что на запястье у него – золотой «Ролекс» с бриллиантами на циферблате. Я тогда еще подумал, не расстегивает ли он первым делом ширинку, когда знакомится с девушками. Наверное, я был недалек от истины, и статуя Давида плакала бы горькими слезами от зависти, вздумай он помочиться неподалеку.

– И все? Больше он тебе ничего не сказал? – спросил я, заранее зная ответ; ведь отец был немногословен, даже в ТОТ день. Впрочем, мы еще не знали, что это был ТОТ день.

Арт пожал плечами.

– Ничего.

– Ладно.

Я открыл калитку и вошел первым. Я даже не посмотрел на него: пусть видит, чего стоят его понты на самом деле. Я слышал, как он сопел, пытаясь справиться с тугой щеколдой: это не дверца с доводчиком в «Лэнд-Крузере», тут придется повозиться – немного приподнять калитку и прижать ее бедром. Вообще-то, это не так сложно, за исключением того случая, когда на тебе – дорогой итальянский костюм и ты боишься его помять или, не дай Бог, испачкать.

Я поднялся на крыльцо и толкнул дверь. Она была не заперта.

Я очутился на летней застекленной веранде. Слева, у большого решетчатого окна, стоял стол, накрытый клеенкой. Я еще помнил то время, когда мать резала на нем овощи и мыла посуду. Вообще, я помнил только ЛЕТНЮЮ дачу; осенью, зимой и весной отец жил тут один. Если не уезжал куда-нибудь.

Все было, как много лет назад – крашеные скрипучие полы, газовая плита, электрическая плитка, позволявшая экономить газ в баллоне, ведро для грязной воды и таз для умывания. Лестница, прислоненная к стене, вела к люку на чердак. А рядом с лестницей – дверь в дом. В его теплую, зимнюю часть. В доме стояла печка.

– Отличная печка! – говорил отец, но я так никогда и не узнал, насколько она хороша – летом топить не приходилось.

Вроде все как обычно. И вместе с тем что-то было не так.

Немного позже я понял, что не так. Дом выглядел, как пальто на вешалке. Пустым.

Арт вошел на веранду следом за мной. Я заметил, что он ориентируется в обстановке: видимо, уже бывал здесь. Ну да, конечно, бывал – иначе как бы он сюда добрался? Как бы он нашел дорогу?

Кто он такой, этот Арт?

Не знаю, почему я сразу окрестил его «Артом». Имя Артур ему не подходило. «Арт» выглядело куда симпатичнее, учитывая его европейский – нет, скорее, американский – облик.

– Папа! – громко крикнул я и смутился. Не знаю почему, но я всегда испытывал смущение, называя его «папой». «Папа» казалось мне слишком мягким, примерно как «мамулечка». Отец? По-моему, это несколько грубовато. Отцом можно называть за глаза, и это нормально, по-мужски, без сантиментов, но в лицо… Грубовато.

Я всегда ограничивался коротким «пап»; отсекал последнюю гласную, избавляясь тем самым от излишней приторности «папы».

Но в тот день я крикнул:

– Папа! – сам не зная, почему. Кстати, когда сын называет меня «папа», мне нравится. Смущается ли Васька при этом? Надо обратить внимание. Мне кажется, нет.

Никто не отвечал, и мы вошли в зимний дом.

Там тоже было пусто. Все аккуратно прибрано, полы вымыты, кровать застелена. Нигде – ни пылинки. Даже мух не было – и это летом-то! Правда, когда я открыл дверь, несколько все же залетели и тут же уселись на чистые окна.

– Смотри! – Арт указал на стол, заваленный книгами.

У отца была такая привычка: он много читал, и всегда – несколько книг сразу. Причем – самых разнообразных; Набоков лежал рядом с Толкиеном, а из-под тома Стивена Кинга выглядывал О’Генри.

Сейчас книги лежали не беспорядочно, раскрытые на недочитанных страницах, а четырьмя ровными стопками. Я машинально скользнул взглядом по названиям: обычная подборка в духе отца.

Чехов, Гоголь, Набоков, Кинг, Воннегут, Джойс, Эко.