Дорога к убийству - Страница 3

– Постойте, с ним он будет вести себя по-другому, ибо Маркби правильный.

– Правильный? – Креветка выпала из палочек в соус. – Что это значит, господи помилуй?

– Чин высокий – суперинтендент. Джереми привык иметь дело с высокопоставленными персонами. Маркби окончил привилегированную школу, обходителен с дамами, туфли начищены. Даже рост, насколько я помню, хороший. Вполне соответствует представлению Джереми о росте копа. Будет принят по высшему разряду.

– Сомневаюсь. Похоже, ваш кузен истинный сноб.

– Да нет, просто слишком долго сидел в совете директоров. Отчасти консервативный зануда, и все. От Элисон, благослови ее Бог, снобизмом вообще не пахнет. Она очень милая. Вам понравится.

– Допустим, а кузен Джереми вряд ли. Кстати, возможно, я отвечаю его представлениям о росте полицейского!

– Не настраивайтесь против него, – взмолился Тоби. – Это достойный порядочный человек, хоть сейчас в ужасающем состоянии из-за тех самых писем. Ему нужна помощь. Поверьте, он из тех, кто просит помощи лишь в отчаянном положении. Обожает Элисон. Готов убить автора писем, кем ты тот ни был. У него сердце слабое. Не на пользу подобные встряски.

Мередит взглянула в озабоченно сморщенное лицо. Тоби почесал макушку и тоже посмотрел на нее. Что ж, подумала она, зачем тогда нужны друзья? Кажется, Тоби искренне переживает за своего несимпатичного кузена. Надо хотя бы попытаться помочь.

– В полиции не обмолвились, – спросила она, – что в округе еще кто-нибудь получает подобные письма? Насколько мне известно, их часто пишут люди, обиженные на общину в целом. Сидят, сочиняют пасквили, рассылают всем и каждому. Нередко на автора никто даже и не подумал бы.

Тоби покачал головой:

– Нет. Письма предназначены только для Элисон. По крайней мере, никто больше в полицию не обращался. Это не обычные грязные письма. Никаких бранных слов, обвинений в извращенном сексе, ничего из традиционного репертуара помешанных кляузников. Речь идет об одном событии из прошлого Элисон, причем абсолютно реальном. Поэтому она так встревожена. И Джереми тоже. Страшно подумать, что некий маньяк раздобыл глубоко личные, до сих пор конфиденциальные сведения!

– Это уже хуже, – мрачно согласилась Мередит, гадая, расшифрует ли Тоби событие или надо прямо спросить. Проблема с семейными тайнами в том, что люди неохотно их открывают, даже когда вынуждены обращаться за помощью. Джереми, Элисон и Тоби должны усвоить, что придется открыться. Мередит испробовала окольный ход. – Автор требует денег?

– Нет. Пока, во всяком случае. Просто вновь и вновь обвиняет, угрожая публичной оглаской.

– Где сейчас это письмо?

– У местной полиции. Попытаются снять потожировые следы или что-то еще. Элисон сходит с ума при мысли, что письмо читают. Не хотела, чтоб кто-нибудь знал. Джереми знает – она перед свадьбой ему рассказала. Я знаю – слышал от него по телефону. Больше никто, пока автор не выполнит свою угрозу. Кстати, неизвестно, мужчина это или женщина. Я лично думаю на женщину. По-моему, больше похоже на женские штучки.

– Хотите сказать, яд – женское орудие, будь он в пузырьке или на листке в конверте? Многие мужчины пишут подметные письма.

– Ладно. Ради удобства будем говорить об авторе в мужском роде. Слушайте, Элисон в панике. Говорит, если факты выйдут на свет, придется продать дом и уехать. В округе масса любопытных с нездоровым интересом к чужим делам. Сплетни распространяются по деревням, словно лесной пожар.

– Не быстрей, чем в больших городах, – выступила Мередит в защиту деревенских нравов.

– Не скажите. Старожилы чтут внешнюю форму, безжалостно карая каждого, кто ее, на их взгляд, нарушает. В деревнях мало что происходит, поэтому общественное лицо – это самое главное. Когда соседи перестали вас приглашать, разражается настоящая катастрофа. В городе можно завести новых друзей и знакомых – выбор шире. В деревне ты привязан к землякам. Если об упомянутых в письмах фактах станет известно, они убьют холодом Элисон и старика Джереми. В большом городе столько всего творится, что до соседей никому нет дела, и времени тоже.

– Конан Дойль, – возразила Мередит, не желая принимать аргумент, – с другой стороны смотрит. По крайней мере, Холмс в одном рассказе говорит Ватсону, что никто не знает о происходящем в деревне, ибо жители изолированы друг от друга.

Тоби обдумал мысль.

– В любом случае деревенская тишина и покой на пользу не идут. У людей возникают всякие странности, не знаешь, чего они выкинут.

– Хотите сказать, будто кто-нибудь из соседей выведал тайну Элисон и письменно ее об этом уведомляет? Но как он мог узнать? Если выяснить как, вполне можно вычислить кто. – Мередит нахмурилась. – Зачем мучить Элисон угрозами? Если, как вы сказали, огласка приведет к изгнанию из общества, почему просто этого не сделать, чтобы ей навредить? Вместо этого он письма пишет. С какой целью?

– На этот вопрос нет ответа. Элисон даже мухи не обидит. У нее нет врагов.

– Есть, как минимум один, – поправила Мередит, – если анонимки не злая и гадкая шутка. Конверт сохранился? Если отправитель сам его заклеивал, могла остаться слюна для анализа ДНК.

– Видите? Вы во всем разбираетесь. Я хорошо знаю, к кому обращаться.

Тоби, видно, очень рад был переложить ношу на чужие плечи. Мередит обозвала себя жалкой овечкой. Зачем ей такое приключение на голову?

– Еще одно, – сказала она. – И это очень важно. Прежде чем я признаю проблему настолько серьезной, чтобы обратиться к Алану, мне надо точно знать, какое событие в прошлом Элисон привело к нынешним неприятностям. Я молчать умею, трепаться на каждом углу не стану. Но вы меня просите уговорить Алана взяться за дело, которым занимается местная полиция. Поднимется волна. У него своих хлопот полон рот. Я должна убедиться, что дело того стоит. Риск, что Джереми с Элисон потеряют друзей, – недостаточное основание, прошу прощения. Значит, друзья у них ненастоящие.

Тоби кивнул:

– Конечно, понимаю. Сразу предупредил Джереми, что вам надо сказать.

– Предупредили, что поговорите со мной?.. Слушайте, Тоби…

Тоби прервал возмущенную тираду, начав свой рассказ, отлично зная, как с кривой ухмылкой заметила себе Мередит, что любопытство слушательницы пересилит гнев.

– Двадцать пять лет назад Элисон судили. Признали невиновной. То есть она и была невиновна, с чем согласились присяжные.

– Тогда что за проблема? Зачем беспокоиться, что соседи узнают? По-моему, сельские жители гораздо терпимее, чем вы считаете. – Мередит помолчала. Тоби избегал ее взгляда. – В чем дело было? В чем ее обвиняли?

– В убийстве, – просто ответил он.

– Я с таким нетерпением ждал пасхальных каникул, – проворчал Алан Маркби, хмурясь на ожиревшего юнца, прошмыгнувшего мимо с опасно наклонившейся кружкой пива, – а теперь ты сообщаешь, что рядом остановился недотепа Смайт.

– Эй, – воскликнула Мередит, – я ему запретила давать тебе прозвища, поэтому лучше не называй его недотепой! Фактически он очень славный и добродушный. Надо только привыкнуть к его чувству юмора.

– Действительно надо? Ладно, постараюсь. На мой взгляд, это ходячая катастрофа. Он оказывает дурное влияние на все вокруг, и особенно, должен сказать, на тебя, когда ты попадаешь в его силовое поле. Настоящий Иона[2]. Припомни, как он сдал тебе свою квартиру и вернулся без предупреждения, потому что его объявили персоной нон грата в какой-то стране. Тебе пришлось съехать и жить с Урсулой Греттон в фургоне с прицепом на месте археологических раскопок, по колено в грязи и среди мертвых тел, между прочим. Потом он сломал ногу, и ты…

Мередит всплеснула руками:

– Остановись, пожалуйста. Он не нарочно ногу сломал. И из страны его выслали не за личный проступок, а по общепринятой практике взаимных плевков. Мы высылаем ихнего, они нашего. Случайно подвернулся Тоби. Жаль, что он тебе не нравится, но это старый друг…