Дорога к мечте - Страница 3
Агриппина грустно посмотрела на маму. Поднялась на ноги, выхватила из карандашницы ручку, снова пробежала глазами текст. Но ничего вписать в таблицу не смогла. Хотя обычно моментально включалась в любое дело – и гордилась, что умеет быстро реагировать и имеет цепкий ум.
НЕ-ДО-Э-ТО-ГО. Совсем.
Правда.
– Ну, пиши же, что ты думаешь! – нетерпеливо сказала мама – ей очень хотелось примчаться с Агриппининой анкетой к своим коллегам, которые наверняка замерли в ожидании результата этого экспресс-опроса.
Агриппина вздохнула и честно ответила:
– Ну… Я ничего не думаю.
– Ка-а-ак?! Это же такие важные проблемы, Граня! – воскликнула мама, и её голос гневно зазвенел. – Ты не можешь ничего не думать по их поводу! И не хотеть ни одну из них видеть отражённой на страницах интересной повести или романа для вас, для подростков, тоже!
– Да, да… – согласно закивала Агриппина, скашивая взгляд на часы – и переводя этот взгляд на разложенную на полу юбку…
– И чем ты таким важным занимаешься-то?
Агриппина снова молча вздохнула. Говорить маме о кастинге было ни в коем случае нельзя! Это разочарует маму невероятным образом – а она ведь так гордится своей Граней-интеллектуалкой…
Но и врать не хотелось. Что остаётся? Только школа. Вечеринка, капустник, активная культурная жизнь после уроков. Ну конечно же!
– Ага, вижу… – Мама, понятное дело, тут же пригляделась к разложенной на ковре красоте. И утюг, вилка которого была вставлена в розетку, тоже заметила. – Удивительно важное дело, ну такое важное, что можно без зазрения совести проигнорировать мамочкину просьбу… Школьная самодеятельность, понимаю… Когда же тут думать о серьёзных проблемах…
– Мама, я… – начала Агриппина, но снова посмотрела на мамины пышные бёдра, обтянутые трикотажем, на тонкие ручки, трогательно торчащие из рукавов, на минимум бюста, тем же плотным трикотажем узкого сарафана придавленный к телу…
М-м-дя… Формат «песочные часы» при раздаче фигур населению проплыл мимо их семьи. Маму было жалко.
А столбик проблем, необходимых подростку для полноты ощущения мира, – нисколько!
Время, на все эти переговоры тратится драгоценное время!
Агриппина бросилась к юбке, завозила по ней утюгом.
Мама не уходила.
– Игнорируешь просьбу? – Мама не могла поверить в происходящее.
– Мама, я не знаю. Не знаю, что ответить…
– Ты куда-то собралась?
– Да, мама.
– Я тебя чем-то обидела? – Мама очень тонко чувствовала настроение Агриппины. И, конечно же, быстро почувствовала и сегодняшнюю неприязнь.
Или – не неприязнь. А девочкино горе…
– Не обидела… – еле выговорила Агриппина. Еле выговорила – потому что соврала. Ведь обидела мама, обидела! Чем? Тем обидела, что была такая, такая…
Но сказать маме, КАКАЯ ИМЕННО она была – с этой своей фамильной фигурой… Какая-какая? Некрасивая, вот какая! Не могла Агриппина маме так сказать. Мама тоже не виновата.
Тут же вспомнилась бабушка – мамина мама. Ещё меньше ростом, ещё грушевиднее и шире. Груша от пра-груши тоже далеко отлететь не может… Дедушку Агриппина вспомнила – тоже мастер Груша, вверху уже, книзу шире, да ещё пальто и шляпу любит носить, усиливая дурное сходство с фруктом. Как сговорились просто, нашли друг друга… Во-о-от кто во всём виноват, во-о-от!
А папины родители? Тоже не красавцы, тоже виноваты. Дедушка – здоровенный, крупный, тяжёлый. Бабушку Агриппина никогда не видела, та умерла перед её рождением. Поэтому папа и назвал новорождённую в честь своей матери – Агриппина.
А…
А уменьшительно-ласкательно называл Агриппину папенька – да, Грушей! Так и матушку его величали! Ай-люли… Ну что тут поделаешь? Предопределение, судьба-с… Как вы яхту назовёте – такая фигура у неё и сформируется! Назвали бы не Грушей, а Розой – глядишь, всё у девочки выросло бы совсем иначе…
Мама, которой по вполне понятным причинам то, что связано с папой, было крайне неприятно, звала свою дочку как угодно – только не Грушей! Груней, Аграфеной, Граней – Граней в основном, конечно. Агриппина и сама себя так называла, и во внешней жизни так повелось – Граня и Граня. Такая вся гранёная-точёная, твёрдая в своих мнениях, как гранит. Грамотная, грациозная, грандиозная. Всё она – многогранная Граня!
Ан нет, зеркало предлагает другую версию – просто-напросто грушевидная гражданочка.
Гру-у-устно грушей быть…
Но Граня по-прежнему не сдавалась. Никакая она не Груша! Сжав зубы, девочка молча одевалась. Мама смотрела, Граня одевалась, одевалась…
Но слёзы всё равно подкатывали. Обидно потому что было.
– Мама, как я выгляжу? – собираясь покидать комнату, спросила Граня маму. Не спросить не могла – тем более что мама стояла у двери и загораживала проход.
– Нормально ты выглядишь! – тут же откликнулась мама. – Только не по сезону. Водолазка – ладно, но юбка, конечно… Что у вас там будет?
– Да всякое такое… – В подробности Граня по-прежнему не хотела вдаваться. – Мама, ведь я некрасивая?
– Ты очень красивая!
– Собственные дети всегда кажутся красивыми! А объективно?!
– И объективно… – Мама сделала понимающее лицо.
– Мама, но я же толстая! – Из-за того, что мама отрицает очевидное, Граня всё-таки расплакалась.
– Да ты что, какая же ты толстая? – всплеснула руками мама.
– Толстая, толстая!
В этот момент открылась дверь, и в комнату заглянули две тётеньки.
– Нет же, Граня, нет! – воскликнула мама.
– А это что, не толстая? – Граня шлёпнула себя по бёдрам.
Мама кашлянула и хмыкнула. Да, в данный момент Граня привела неудачный пример – разглядеть толщину бёдер под юбкой-колокольчиком было невозможно.
Агриппина подняла голову и увидела, что тётеньки весело переглянулись. И благостные улыбки сменились на их лицах выражением типа «Эврика». В долю секунды Граня успела подумать: а что это они такое нашли, интересно? Но в этот момент одна из них – тоже критик, тоже детский – воскликнула:
– Ах, а вот ещё какая важная проблема подросткового возраста!
И всё стало понятно.
– Да, да, конечно! – закивала другая. И тут же подскочила к Агриппининой маме. – Маргарита, надо срочно вставить эту проблему в нашу анкету!
– Какую проблему? – повернулась к ней мама.
– Ну… – растерялась вторая тётенька. – Проблему лишнего веса… Вернее…
– Да какого ещё лишнего веса? – рявкнула мама: никто и не ожидал от неё такого, хотя женщиной она была очень эмоциональной. Но тут она просто удивила.
– Вот, Гранечка говорит, что она толстая… – пролепетала мамина коллега-критик. – Это её беспокоит… С лишним весом весь мир борется. Может, и подросткам это видится важной проблемой…
– Серьёзного человека такая проблема волновать не может! – Мама крикнула ещё громче и суровее. – Этот ваш «весь мир» полон других проблем!
– Но посмотри – она же плачет… – Вторая тётенька, которую Агриппина по имени не знала, развела руками. – А раз плачет, значит, это волнует. Это действительно проблема…
– Нет, Лиза, нет! – Мама двинулась на эту самую тётю, оказавшуюся Лизой. – Подростка с интеллектом это волновать не должно! Глупых цыпочек – да! Обывательниц – да! Пустых тусовщиц, потребительниц, которые целыми днями, открыв рот, бродят вдоль рядов торговых центров, лупятся в «Дом-2» и считают его эталоном, – вот их всех может. А мою девочку… Мою…
– Мама, ну что ты говоришь! – Агриппина рванулась к двери – срочно бежать вон, чтобы не слушать этого бреда!
Но её не пустили. Тётеньки загородили проход своими взрослыми крупными телами – ну как тут проскочить девочке, далеко не Дюймовочке?
– Подожди, Гранечка, объясни!
– Ну ты же не толстая!
– Граня, ты меня удивляешь!
Так закричали одновременно все три тётеньки. А мама ещё и схватила Агриппину за руку.
– Граня, девочка, чтобы я не думала о тебе плохо, чтобы не волновалась, ты давай-ка соберись, спокойно и обстоятельно ответь на вопросы – и иди по своим делам, – с дрожью в голосе попросила мама.