Дорога богатырей (сборник) - Страница 60

Изменить размер шрифта:

- Что это такое? - спросил он возбужденно.

Усы Петренко зашевелились.

- Мои питомцы, - ответил он улыбаясь.

Павел подошел к столу, поднял один из лежащих на нем корней, поворошил груду огромных листьев.

- Ты... был там? - повернулся он к Григорию Степановичу.

- Где там? - недоумевающе отозвался тот.

- В долине ущелья... Батырлар-джол...

- Первый раз слышу такое название. Постой, Павел, что с тобой делается?..

- Ничего, - медленно протянул Павел. - Откуда же ты взял этот корень?

- Сам вырастил. Да неужели ты не помнишь? Это с последней делянки. Впрочем, верно, ты видел их больше месяца назад. Вот, что из них получилось.

Женя приподнялась на стуле.

- Неужели наконец удача, Григорий Степанович? - просияла она.

Петренко сокрушенно покачал головой:

- К сожалению, нет.

- Низкая каучуконосность?

Петренко кивнул:

- Да. 10 и 5.

Брови девушки сдвинулись...

- Что же теперь делать? - спросила она с огорчением.

Петренко пожал плечами:

- Будем работать дальше.

- Что же без конца работать, если ничего не получается? - печально сказала Женя.

Петренко улыбнулся:

- У меня есть новый план.

- Какой же?

- Вывести такую же форму на Украине.

- Ну?

- И произвести скрещивание отдаленных родственников.

- И что же?

- И получить изменчивый, податливый материал, из которого можно будет сделать то, что нам нужно.

- Но для этого потребуется еще три года, - сказала Женя.

- Да. Три года. Если снова повезет.

Женя задумалась, разглядывая огромные корни.

- Как жаль, - сказала она, - что из этой злосчастной экскурсии мы не принесли ничего. По-моему, те гигантские корни, что вы там нарыли, обратилась она к Борису, - могли бы пригодиться в этом деле.

Павел опустил голову.

- Ну, я пошел, - сказал он глухо. - Мне в самом деле очень нездоровится.

Петренко, Карцев и Женя молча смотрели, как он неуверенной походкой подошел к двери, открыл, оглянулся через плечо, словно желая что-то сказать, но не сказал ничего и вышел.

- Да, - сказал Борис тихо. - Ничего из нашей экскурсии не вышло.

Он помолчал.

- Ничего! - добавил он спустя минуту. И вдруг вспомнил. Рука его опустилась в карман. Он вытащил полную горсть, разжал пальцы и протянул руку Григорию Степановичу и Жене. Они с интересом склонились над ладонью.

- Что это? - спросила Женя с удивлением, рассматривая темные зерна, по размерам слегка уступающие кедровым орешкам.

- Вот вам и партнер для вашего скрещивания, - сказал Борис торжественно. - Знаете, что это такое?

Петренко покачал головой, не сводя глаз с зерен.

- Это семена гигантской расы кок-сагыза, - объяснил Борис. - Тараксакум гигантеум.

Женя захлопала в ладоши. Борис с улыбкой встретил ее смеющийся взгляд.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ...Истина в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками... А. С. Грин "Алые паруса" БОРИСУ КАРЦЕВУ не приходило в голову, что экспедиция, которую он нагнал спустя неделю после экскурсии в долину Батырлар-джол, затянется на такой длинный срок.

Шли месяцы. Станция за станцией - отряд двигался по отрогам Тянь-Шаня, углубляясь в самое сердце гор, в поисках таинственного центра, откуда шло тяжкое дыхание пораженной неведомой болезнью природы.

Болезнь еще не имела имени, в переписке органов здравоохранения и научно-исследовательских институтов она получила наименование "форма 101". Она появлялась внезапно - разила молниеносными, не знающими промаха ударами, шла из кишлака в кишлак отмечая свой путь смертью и разрушением, и исчезала так же внезапно, как и появлялась. Ее появление совпадало с набегами грызунов - в годы влажные, обильные пищей, с тучных горных пастбищ спускались проворные острозубые зверьки, гонимые великим инстинктом расселения. Они несли на себе насекомых, переполненных микробами страшной болезни. Ночью человек чувствовал укол и, не просыпаясь, начесывал место укуса. А наутро, багровый от жара, он просыпался, схваченный в тяжелые объятия болезни.

Болезнь шла на убыль. Но было опасение, что она покидала речные долины не навсегда. И перед отрядом стояла задача - найти ее природные очаги, разыскать места, где укрывалась она, пережидая тяжелые времена, разыскать и уничтожить.

Из предгорий в ущелья, затем на альпийские пастбища, с пастбищ на высокогорные пустыни переходил отряд по следам отступающей болезни. Борис уже так привык к кочевому существованию, что о городской жизни вспоминал, как о каком-то далеком, полузабытом сне. Реальными были холодные утра, завтрак, пахнущий дымом, утренний обход поставленных на ночь ловушек для грызунов, длинный-длинный день в палатке, в душном и тесном костюме, специально одеваемом для вскрытии зараженных животных, и вечера у костра, когда весь отряд собирался, чтобы обсудить итоги дневной работы и наметить план на будущее.

Карцева иногда поражало, как мало времени у него оставалось для того, чтобы заняться другими мыслями, подумать о личных делах. Высокий азарт, ярость исследователей, волнуемых схваткой с косностью природы, овладели всеми участниками отряда - эпидемиологами, микробиологами, зоологами. Близость победы над страшной болезнью мешала думать о чем-либо ином, кроме цели, стоящей перед экспедицией.

И только в редкие часы, когда накопившаяся за день усталость оказывалась недостаточной, чтобы свалить мертвым сном, Карцев, лежа в спальном мешке, вспоминал фантастический день, проведенный в долине Батырлар-джол.

Эти воспоминания были еще более неясными, чем мысли о Москве. Иногда Борис не мог отличить испытанного им в действительности от видений и снов, посещавших его по ночам. Он твердо верил, что в долине Батырлар-джол ему как зоологу выпало неслыханное счастье - открыть невероятный, сказочный мир неизвестных доселе живых существ, преображенных гигантизмом. Но от всего увиденного в сознании остались только клочки и перепутанные обрывки. Череп исполинского грызуна в ложе потока, гигантский эдельвейс, застывший темным силуэтом на фоне вечернего неба, страшное рыло чудовищной лягушки, фантастические стрекозы над озером - все это проходило в сознании, как кадры старого, истрепанного кинофильма.

Он не рассказывал своим спутникам о пережитом в долине Батырлар-джол. Сначала он все надеялся, что в работе выдастся "выходной" день, когда можно будет рассказать об этой удивительной экскурсии и подумать о ее повторении. Но чем глубже в горы забирался отряд, тем меньше надежды оставалось на такую возможность, и Карцев решил не трогать этой темы, пока не будет решена задача, поставленная перед экспедицией.

Только своему учителю - профессору Огневу в Москве - он отправил письмо с подробным отчетом о своих приключениях. Но, очевидно, он чересчур сгустил краски, описывая свое возбужденное состояние во время блуждания по долине Батырлар-джол, так как в обычном шутливо-вежливом тоне ответного письма профессора сквозило совершенно явное недоверие. Очевидно, он считал все приключения Карцева плодом бредового состояния, фантазией, возникшей в одурманенном сознании.

Это было обидно, но совершенно логично. Доказать реальность всего им увиденного он в конце концов мог, только представив конкретный предмет своих рассказов. Карцев достал из кармана зуб исполинского грызуна и смотрел на него хмурясь. Да, зуб не мог не вызывать интереса! Но все же это был не более чем зуб.

Писал он и Павлу Березову, спрашивая, привелось ли ему побывать еще раз в ущелье Батырлар-джол. Павел отвечал кратко, в несвойственной ему сдержанной и холодной манере. По возвращении из долины Батырлар-джол он был снова болен, но скоро поправился. "Ты был прав, - писал он, - эта вода, очевидно, не годится для нас, пигмеев". Никаких воспоминаний о путешествии письма не содержали.

"О новых экспедициях я уже не думаю, - писал Павел своим размашистым почерком - не более двух десятков строк на страницу. - Уроки той, в которой я уговорил тебя участвовать, я запомнил на всю жизнь".

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com