Дорога без возврата - Страница 12

Потом Цирилла и Мона, две средние дочери Фрейксенета, подрались, и их пришлось выдворять из зала. Затем сцепились Рагнар и рыцарь Матольм, причем поводом к ссоре оказалась Моренн, старшая дочь Фрейксенета. Занервничавший Фрейксенет велел Браэнн запереть в комнатах всех своих рыжих барышень, а сам присоединился к состязанию под девизом «кто кого перепьет», который организовала Фрея, подружка Мышовура. Вскоре оказалось, что у Фреи невообразимая, граничащая с абсолютной, сопротивляемость алкоголю. Большинство поэтов и бардов, друзей Лютика, вскоре оказались под столом. Фрейксенет, Крах ан Крайт и войт Кальдемейн храбро боролись, но вынуждены были сдаться. Чародей Радклифф твердо держался до того момента, пока не выяснилось, что он шельмовал – у него обнаружили рог единорога. Как только орудие шельмовства отобрали, Радклифф утратил даже минимальные шансы перепить Фрею. Вскоре занятый островитянкой угол стола совершенно опустел – какое-то время с ней еще пил никому не известный бледный мужчина в старомодном камзоле. Спустя несколько минут бледный мужчина встал, покачнулся, отвесил галантный поклон и удалился, пройдя сквозь стену, как сквозь туман. Осмотр украшающих зал древних портретов позволил установить, что бледный мужчина – Виллем по прозвищу Добрый, один из бывших владельцев Розрога, получивший смертельный удар стилетом во время дружеской попойки несколько сотен лет тому назад.

Стародавний замчище скрывал в себе многочисленные тайны и пользовался в прошлом достаточно дурной славой, так что не обошлось без дальнейших событий сверхъестественного характера. Около полуночи в раскрытое окно влетел вампир, но краснолюд Ярпен Зигрин изгнал кровопийцу, дохнув на него смесью водки и чеснока. Все время что-то подвывало, стенало и гремело цепями, но никто не обращал на эти звуки внимания, считая, что это изгаляются Лютик и его немногие еще трезвые соратники. Однако это, по-видимому, были все же духи, ибо на ступенях обнаружилось множество эктоплазмы – некоторые из гостей поскользнулись и набили себе шишки и синяки.

Пределы приличия преступил взъерошенный и огненноокий призрак, ущипнувший из укрытия за ягодицу сирену Ш’ееназ. Скандал удалось замять с трудом, потому что Ш’ееназ думала, что виновником был Лютик. Призрак, воспользовавшись всеобщим замешательством, бегал по залу и щипал кого ни попадя, но Нэннеке углядела его и изгнала при помощи экзорцизмов.

Нескольким гостям явилась Белая Дама, которую, если верить легенде, некогда живьем замуровали в подземельях Розрога. Однако нашлись скептики, утверждавшие, что никакая это не Белая Дама, а медиум женского пола, слонявшийся по галереям в поисках чего-нибудь спиртного.

Потом началось всеобщее исчезновение. Первыми исчезли рыцарь Ив и дрессировщица крокодилов. Затем сгинули Рагнар и Эурнэйд, жрица Мелитэле. Вслед за ними исчезла Гардения Бибервельт, но оказалось, что она просто пошла спать. Неожиданно выяснилось, что недостает однорукого Ярре и Иоли, второй жрицы Мелитэле. Цири, которая утверждала, что Ярре ей совершенно безразличен, проявила некоторую обеспокоенность, но тут было установлено, что Ярре вышел по нужде и свалился в неглубокий ров, где и уснул, а Иолю обнаружили под лестницей с эльфом Хиреаданом.

Замечены были также Трисс Меригольд с ведьмаком Эскелем из Каэр-Морхена, пробиравшиеся в парковую беседку, а под утро кто-то сообщил, что из беседки выходит допплер Тельико. Все терялись в догадках: чью форму принял допплер – Трисс или Эскеля? Кто-то даже рискнул предположить, что в замке могут быть два допплера. Хотели узнать на сей счет мнение дракона Виллентретенмерта как специалиста по полиморфизму, но оказалось, что дракон исчез, а вместе с ним и распутница Мэрле.

Куда-то подевались вторая распутница и один из пророков. Неисчезнувший пророк утверждал, что он – не лже, но доказать сказанного не сумел.

Пропал след также выдающего себя за Шуттенбаха гнома, и его не отыскали до сих пор.

– Жаль, – докончил бард, широко зевая. – Жаль, тебя при этом не было, Геральт. Отмечали, что надо!

– Ага, жаль, – буркнул ведьмак. – Но знаешь… Я не мог, потому что Йеннифэр… Сам понимаешь…

– Конечно, понимаю, – изрек Лютик. – Потому и не женюсь.

Из замковой кухни доносились звон котлов, веселый смех и песенки. Насытить всю ораву гостей оказалось делом нелегким, так как у короля Хервига никакой прислуги не было. Присутствие чародеев проблемы также не снимало, поскольку в результате консенсуса было решено питаться естественным путем и отказаться от кулинарных волшебств. Все кончилось тем, что Нэннеке загоняла на работу кого только могла. Вначале это было нелегко: те, кого жрица ухватила, в кухонных делах, как она выразилась, «не секли», а те, которые «секли», сбежали. Однако Нэннеке отыскала неожиданную подмогу в лице Гардении Бибервельт и хоббинок из ее свиты. Понятливыми и прекрасными кухарками оказались, о диво, все четыре распутницы из группы Лютика.

Со снабжением хлопот было поменьше, Фрейксенет и князь Агловаль организовали охоту и поставили к столу достаточно много крупной дичи. Браэнн и ее дочки за два часа забили кухню дикой птицей. Даже самая младшая из дриад, Нюна, на удивление ловко управлялась с луком. Король Хервиг, обожавший рыбачество, на заре выплывал на озеро и привозил щук, судаков и огромных окуней. Обычно его сопровождал Локи, младший сын Краха ан Крайта. Локи знал толк в рыбачестве и лодках, а кроме того, бывал достижим на рассвете, поскольку, как и Хервиг, не пил.

Даинти Бибервельт, низушек, и его родственники не без помощи допплера Тельико, занимались украшательством залы и комнат. Подметать и мыть полы загнали обоих пророков, дрессировщицу крокодилов, резчика по мрамору и непросыхающего медиума женского пола.

Присмотр за подвалом и напитками вначале поручили Лютику и его коллегам-поэтам, но это оказалось страшнейшей ошибкой. Поэтому бардов изгнали, а ключи передали Фрее, подружке Мышовура. Лютик и поэты целыми днями просиживали у дверей в подвальчик и пытались всколыхнуть Фрею любовными балладами, к которым, однако, у островитянки оказался столь же устойчивый иммунитет и сопротивляемость, как и к алкоголю.

Геральт, вырванный из дремы звоном копыт по камням двора, поднял голову. Из-за прильнувших к стене кустов появилась блестящая от воды Кэльпи с Цири в седле. На Цири был ее любимый черный костюм, а за спиной – меч, славный гвихир, добытый в пустынных катакомбах Кората.

Несколько секунд ведьмак и девушка молча глядели друг на друга, потом Цири тронула кобылу пяткой, подъехала ближе. Кэльпи наклонила голову, пытаясь дотянуться до ведьмака зубами, но Цири сдержала ее, резко натянув поводья.

– Значит, сегодня, – проговорила ведьмачка, не слезая с лошади. – Сегодня, Геральт.

– Сегодня, – подтвердил он, откинувшись к стене.

– Я рада, – неуверенно сказала она. – Думаю… Нет, уверена, что вы будете счастливы, и рада этому…

– Слезь, Цири. Поговорим.

Девушка покачала головой, отбросила волосы назад, за ухо. На мгновение мелькнул большой, некрасивый шрам на щеке – память о тех страшных днях. Цири отрастила волосы до плеч и зачесывала их так, чтобы скрыть шрам, но порой забывала об этом.

– Уезжаю, Геральт, – сказала она. – Сразу после торжеств.

– Слезь, Цири.

Ведьмачка спрыгнула с седла, присела рядом. Геральт обнял ее. Цири прижалась к его плечу головой.

– Уезжаю.

Он молчал. Слова так и просились на язык, но не было среди тех слов ни одного, которое он мог бы считать подходящим. Нужным. И он молчал.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – медленно сказала Цири. – Ты думаешь, что я убегаю. Ты прав.

Он молчал. Он знал.

– Наконец-то, после стольких лет, вы вместе, Йен и ты… Вы заслужили счастье и покой. Дом. Но меня это пугает. Поэтому я… убегаю.

Он молчал. Он думал о том, сколько раз убегал сам.

– Отправляюсь сразу после торжеств, – повторила Цири. – Хочу снова видеть звезды над большаком, хочу насвистывать среди ночи баллады Лютика и жажду борьбы и пляски с мечом, жажду риска, жажду наслаждения, которое дает победа. И жажду одиночества. Ты меня понимаешь?