Допрос с пристрастием - Страница 14
Правда, позже кто-то из приятелей Кварода предположил, что Рэкод сбежал из Форта. Мол, знал, что его ждет за пререкания с Хистером, вот и сделал ноги заблаговременно. Что, мол, ему, с его мозгами, сложно было пройти мимо охраны на входе или через периметр? Кварод был бы не прочь поверить в такую сказку. В конце концов, Рэкод ему нравился. Но он достаточно хорошо знал начальника. Знал, как сильно Рэкод любил науку и как по-настоящему стремился раскрыть тайны Пятизонья. Что ему толку от жизни за Барьером? Это даже если он, задействовав свою гениальность, решит проблему имплантатов. Вне Зоны ему делать нечего. Мир за Барьером слишком досконально изучен, чтобы его интересовать. Здесь, в лабораториях Ковчега, была вся его жизнь и все его надежды.
Так что, как это ни тоскливо, но следует признать, что он был просто репрессирован. В смысле, тихонько ликвидирован где-то в самых нижних этажах Форта. Квароду очень хотелось верить, что академика просто убили. Быстро и безболезненно. Без всяких экзотических пыток. Хотя, если честно, от считающего себя обиженным Хистера можно было ожидать чего угодно.
Зато кому привалило счастье, так это Бармалею. Ему, правда, не присудили академическое звание, но Группу лабораторий все-таки вернули. Теперь он ходил по оборудованным Рэкодом залам гоголем. И ныне, разумеется, допускались только плановые, утвержденные свыше исследования.
Успокаивало одно. Бармалей не только не был гением, но и вообще не слишком отличался умом и сообразительностью. Так что, действуя достаточно осторожно, его удавалось облапошить. И потому Кварод втайне от коллег пошел по нескольким направлениям, намеченным Рэкодом.
19. Два генерала
Пьянка проходила в духе соревнований. Тут было не до наслаждения изысканной закуской или ароматами коньяка «Наполеон». Как же могло быть иначе, если за столом восседали два генерала, равных по статусу. Хоть здесь, за столом, они должны были наконец разобраться, кто из них круче. До начала пиршества исконно русский Жиров не без основания считал, что в этом состязании у него есть неоспоримое генетическое преимущество. Все-таки русские жили в этом холоднющем климате немало столетий, а одним из способов выживания тут считалось непомерное употребление горячительного. Что против вековой закалки мог значить какой-то французский напиток, пусть и многолетней выдержки?
Но, как говорится, в расчеты вкралась ошибка. Как выяснилось из разговора между делом, израильтянин-то и вправду родился в своих «палестинах», однако его дед и бабуля проживали примерно в этих краях. Так что нынешняя поездка могла считаться для генерала израильской армии чем-то вроде экскурсии на родину предков. Вот и получалось, что Алексей Жиров сразу потерял некоторые из своих исконных преимуществ. К тому же смелости и упорства Давиду Иващу было, похоже, не занимать. «Что же это получается, – прикидывал про себя генерал-майор Жиров, – припасенного загодя коньячка не хватит? Придется посылать кого-то из штабистов за добавкой?» Вслух он, правда, поинтересовался другим:
– А я вот все равно не пойму, генерал, зачем вам это надо?
– О чем речь, мой русский друг? О предстоящей операции? – сразу отреагировал израильтянин.
Вот ведь гад, после бутыля на брата он совершенно не потерял интуиции и логики, отметил Жиров.
– Точно так, о ней, – кивнул российский генерал с петлицами танкиста.
– О, причин целый ворох! – закатил глаза его израильский коллега. – Причин столько, что нам, пожалуй… – он внимательно оглядел сервированный столик. Закуски на скатерти почти не убавилось, а вот спиртосодержащей субстанции…
– Я, это… – сказал русский, приподнимаясь. – Сейчас пошлю кого-нибудь из своих орлов. Пусть…
– Погоди, Алексей Глебович, – израильский танкист вскинул кверху указательный палец. – Сейчас. – Он тоже встал и направился к солидному «дипломату», оставленному на стульчике поблизости. – Ай момент!
«Чего у него там? Тактические карты? – с некоей неприязнью подумал русский. – Нашел время, тоже!»
Однако все оказалось куда веселее. Израильтянин повернулся и продемонстрировал коллеге тяжелую, как бронебойный снаряд, бутылку «Текилы».
– Ну, заряжай! – скомандовал русский, сразу же светлея душой.
– Нет, вначале договоримся, – остановил процесс израильский генерал. – Давай все же перейдем на «ты»? А? – Бутылку он и вправду держал, как заряжающий перед подачей в казенник – горизонтально.
– О! За это надо, Давид! – обрадовался Жиров. – За это завсегда!
В отличие от боевого снаряда, у которого после скручивания ударника все взрывчатые свойства аннулировались, с бутылкой все происходило совершенно наоборот. Когда колпачок откручивался, она поступала в дело.
– Послушай, Давид, – сказал через некоторое время русский, – а какая фамилия была у твоих предков, когда они жили тут? Ну, не совсем тут, в Новосибирске, но ведь в Сибири, да?
– Они из Омска были, – пояснил израильский генерал. – А фамилия – Иващенко.
– О! Так это вообще хохляцкая, – даже удивился Жиров.
– Все в этом мире так перемешано, – пожал золочеными плечами Иващ. – Да, так ты, Алёша, спросил: «Зачем вам это надо?» Сейчас объясню.
– Знаешь, Давид, – сказал русский, уже с некой опаской поглядывая на быстро пустеющую литровую бутыль. – Может, начнем закусывать? А то, что ж икорке пропадать? С этими экологическими катастрофами лососей этих вообще, считай, не осталось. Наши потомки уже, может, и не попробуют.
– Да, закусить надо, – кивнул израильтянин, как бы принимая перемирие. – Завтра ведь дел видимо-невидимо.
– Во-во, – подтвердил русский. Сам он сейчас размышлял следующим образом: «Что ж я сразу не сообразил, что его хрен перепьешь? На русском же чешет, что тот кавказец. Акцент едва уловишь. Если уж на русском так говорит, то надо было бы сообразить, что и пить может по-нашему».
Тем не менее после небольшой рекламной паузы, в которой уничтожилось сколько-то тысяч икринок лосося, кеты и чего-то там еще, редкостного во второй половине двадцать первого века, соревнование по вместительности нутра на предмет алкоголя не прекратилось. Но одновременно подтверждалось известное правило: «Пьяные мужчины говорят о работе». Поскольку работа была еще и основным хобби двух невысоких полноватых мужчин, то правило подтверждалось в еще большей мере.
– Зачем нам это надо? – повторил Иващ. – Во-первых! Почему бы не провести большое танковое учение, а? Танкисты ведь без практики чахнут, да?
– Оно-то понятно, – закивал Жиров. – Когда я вижу солдата без лопаты, я тоже зверею. Однако чего ж нельзя организоваться на месте?
– Так у нас же там очередной подписанный меморандум с соседями, – пожаловался израильский генерал-майор. – Просто заколебали, между нами, девочками, говоря, этими мирными инициативами. Ну, а территория у нас маленькая. Не успеешь танки из боксов вывести, чтоб на солнышке погрелись, тут же ноты дипломатические отовсюду. Нарушаем, мол, то да сё. Никакой жизни, понимаешь, Алёша! Так еще и договор этот – о сокращении бронеединиц.
– Просто жуть, – согласился русский генерал, нисколько не притворяясь.
Они тут же опрокинули по половинке стакана за эту «жуть», потом снова погоревали над икрой. Израильский танковый ас между тем продолжал:
– Посему наши маршалы порешили, что вполне можно организовать ученье где-то подальше. Ничего лучше ваших русских просторов просто на свете нет. Разве что пустыня Сахара. Так она ведь, опять же, вся под арабами. Ну, а с теми, понимаешь…
Они снова несколько погоревали. Снаряд «Текилы» солидно облегчился.
– Конечно же, тут не только эти соображения. Тут даже научная сложность, – израильский генерал приподнял палец. – Представляешь, при нашем правительстве теперь есть совет футурологов! Занимаются предвидением будущего.
– Да ну?! – удивился русский. – А при нашем вроде только астрологи пока.
– Те у нас само собой, – отмахнулся Иващ. – И я о чем, Алексей. Эти футурологи выдали, что, мол, так и так. Через некоторое время зоны эти российские прорвет, и пойдет нечисть техническая по всему миру.