Донный лед - Страница 4

______________

* "Магирус" - марка самосвала.

Как и полагается, Леха скучал по жене Шуре, а в особенности по дочкам, писал им письма с картинками, прикидывал, когда ему просить отпуск.

И вдруг получил повестку в Свердловский суд на предмет расторжения брака с Шурой. Срок был такой, что все равно не успеть: почта поступала в поселок с сильными перебоями. Леха дал телеграмму, чтобы отложили суд, написал Шуре большое письмо, в котором было много вопросительных и восклицательных знаков. Ответа он не получил - ни от Шуры, ни, почему-то, из суда. Из суда-то должны были прислать...

Просто через некоторое время пришел на Леху исполнительный лист, и стали удерживать у Лехи из бамовской зарплаты. И хоть меньше удерживали, чем сам он прежде посылал, было ему горько и обидно, потому что одно дело, когда ты сам, с дорогой душой, с любовью и радостью, другое дело, когда ты уже ни при чем, когда у тебя отнимают то, что ты сам с удовольствием... В общем, что там говорить!

Горевал Леха тихо, никому не жаловался, только выпивать стал чаще, не просто по случаю - искал случая!

А потом показали ему эту самую фотокарточку. Мрачный человек прораб Глеб Истомин, муж Шуриной сестры, сказал Лехе: "Зайди вечером". Леха вечером зашел. Глеб с женой Зинаидой дали Лехе выпить и, когда Леха захмелел, показали ему фотку: его жена Шура расписывается в загсе с Генкой с их работы.

И Леха впервые тогда вошел в запой.

Когда Леха запивал, Сеня страдал. Он страдал от жалости к Лехе и от своего бессилия что-нибудь изменить. По возможности Сеня скрывал Лехины запои, и Лехе не ставили в табеле прогулов. В минуты просветления Леха винился и просил вывести его из запоя. Но только у Сени ни разу не получалось вывести. Один раз он выдерживал Леху сутки, отпаивал чаем, водил на сопку гулять, держал в вагончике под замком, прибегал раз пять в течение дня, - работал Сеня на промбазе слесарем по топливной аппаратуре. Леха мучился, плакал, ругался, драться лез, клялся, что вот сейчас только пятьдесят грамм - все, он завязывает. Даже рассказал такой случай: в Свердловске вечером в гастрономе одному вина не отпускали, говорят, вы уже нетрезвы. Ну и очередь шумит: иди, мол, спать. Он же не уходил, просил все и даже сказал такие слова: "Не дадите - умру". Ему не дали. А он - раз! - упал и умер.

Сеня поверил было, жутко тогда ему стало, но он не отступился, так до ночи и не выпустил Леху в поселок, чтобы он где-нибудь не выпросил. Потому что в райцентре и в тунгусских деревнях торговля была не орсовская, и спирт продавали, и у многих был запас...

Даже до ветра Сеня его выводил.

Так сутки выдержал. А утром Леха выпил, и пил неделю. Жутким было еще и то, что потом Леха ничего не мог вспомнить: ни то, как Сеня его запирал, ни то, как на сопку водил, - ничего.

Сеня встал и включил чайник. Сеня был неприхотливым человеком. Крепкий остуженный чай и жаренная на постном масле картошка всегда повышали его настроение. Но сейчас картошку чистить не хотелось.

Опять раздался стук в дверь.

Сеня надел рубаху и открыл.

На пороге стояли "зеленый мастер" Славик и понурая девица, длинная, выше Славика на полголовы. Славик был мрачен. Девица тоже не искрилась радостью. Что касается Сени, то у него на душе было просто мерзко. Поэтому ни хозяин, ни гости не улыбнулись. А что за встреча без улыбки? Сплошная неловкость, молчание, перетаптывание с ноги на ногу. Наконец Сеня, тихонько вздохнув, сказал "здрасте", потом сказал "проходите" и, поскольку в этот момент зашипел чайник, сказал "садитесь, чайку попьем".

Угощение у Сени было небогатое - только хлеб. Зато чай был хорошо заварен и с сахаром. Потому что заварки и сахару было накуплено много, за остальным же нужно было ходить в магазин; обычно ходил Леха, но по известным причинам последнее время он не занимался хозяйством. Гости хлеб Сенин не ели, а чаек тянули в охотку и скоро созрели для разговора.

Девицу звали Фиса, дело ее заключалось в том, что ей негде было ночевать. Заежку оккупировали мужики - Толик и еще какой-то пьянчужка, и Сеня, как председатель месткома, должен был немедленно решить ее жилищный вопрос. От чая девица порозовела, оттаяла, и Сеня, как все-таки мужчина, где-то в самой глубине своей подумал, что девочка ничего, симпатичная даже, и голос у нее чистый, и глаза чистые, прозрачные. А потом, тоже в самой глубине, но уже как все-таки председатель месткома, подумал: "Не поломали бы ее здесь..." При этом Сеня озабоченно и как-то трогательно морщил нос, и Фиса мало-помалу успокоилась, и даже в разговоре улыбнулась. Хоть Сеня всего-то и сказал: "Подумаем, что-нибудь придумаем".

Когда дело дошло до "зеленого мастера", он взглянул на Сеню большими, слегка навыкате глазами и спросил с нажимом:

- Скажи как председатель месткома, он имеет право не отпускать меня в отпуск, если мне надо жениться? По КЗОТу?

- Успокойся, - сказал Сеня. - Имеет.

- Как это - имеет? - не поверил "зеленый мастер" Славик.

- Не кипятись, - сказал Сеня. - Ты же по распределению, а это все равно что по договору на три года. Отпуск - в течение трех лет по усмотрению администрации.

- По усмотрению? - спросил "зеленый мастер" тоном скорей скандальным, чем рассудительным. - По усмотрению? - спросил он с придыхом. - А если у человека жизнь рушится? Если вся судьба зависит... Эх ты, профсоюз! К тебе как к человеку...

Фиса переводила взгляд с Сени на "зеленого мастера".

"Что за жизнь, - думала она с тоской, - что за жизнь!"

И тут "зеленый мастер" Славик произнес слова, которые ему, конечно, не следовало произносить.

- Зудину женю лижешь...

Для одного вечера это было многовато.

Один раз одному бичу Сеня уже спустил это оскорбление. Он просто не нашелся вовремя, но с него хватит. Сеня резко встал, открыл входную дверь и театральным жестом отправил юного мастера в темную ночь, набитую звездами и студеным ветром. При этом Сеня сказал сначала трагическое "прошу", а потом вполголоса, так, чтобы не слышала Фиса, назвал широкоизвестный адрес, столь же точный, сколь неопределенный. Славик вылетел пулей из вагончика, бранясь и огрызаясь и одновременно натягивая на себя белоснежный полушубок.

Сеня вернулся расстроенный, налил кружку остывшего чая и залпом выпил.

И тут Фиса пожалела Сеню. Ничего она не поняла из того, что произошло, поняла только, что обидели Сеню, и пожалела. Она сказала тихо:

- Не огорчайтесь...

И совсем робко дотронулась до Сениного фланелевого рукава.

Сеня улыбнулся виновато и смешно наморщил нос.

- Где же тебя сегодня устроить?

И сам ответил весьма оптимистически:

- Ладно, пей чай, в крайнем случае что-нибудь придумаем.

Если Сеня говорил оптимистически "что-нибудь придумаем", это означало, что какой-то, пусть нежелательный, но все-таки выход из положения у него уже есть. Например, в данном случае был такой нежелательный выход, что Сеня запрет Фису в своем вагончике, а сам отправится спать к холостякам в общежитие или в вагончик к Арслану Арсланову. Хотя у Арслана Арсланова сейчас живет Нина, так что - в общежитие...

- Жестко, - зажмурив глаза, сказала Фиса и вздохнула.

- Жестко? - удивился Сеня. - Да ты что!

- Жесткие здесь все, - подтвердила Фиса.

- Ну, это ты зря, - обиделся Сеня, - люди у нас неплохие. Поживешь сама поймешь.

Помолчав, спросил:

- Ты по вызову или как?

- По распределению, - сказала Фиса.

- Ну, а... с желанием?

- С желанием, - Фиса криво усмехнулась. И смысл от этой усмешки получился такой, что, дескать, желали-то одно, а получили-то другое.

- Вот и "зеленый мастер", - сказал Сеня, стараясь не замечать этой усмешки, - вот и "зеленый мастер" Слава, что кричал тут... всякое... тоже с желанием, а видишь?

- Его что, жениться не пускают?

- Не пускают, - развел руками Сеня. - Нельзя его отпустить. Он один на участке остался - и за прораба, и за мастера, и за механика... Так получилось. А он - вынь да положь. Даже в ПК комсомола жаловался: комсомольца жениться не отпускают.