Донесённое от обиженных (фрагмент) - Страница 8

9

Зиновий Житор был сыном тобольского сукновала, ревностно показывавшего религиозность: по воскресеньям ходил к заутрене и к обедне. Взяв в приданое за женой небольшой деревянный дом, сукновал нажил и второй. В одном жила семья, другой сдавали внаём. Отец назидательно повторял Зиновию, своему старшему: той части наследства, которая ему достанется, будет достаточно для приобретения флигеля. Если сын окажется не промах, то ухватит через женитьбу дом с мезонином. Коли и дальше станет жить с умом, сберегая каждую копейку, - к старости будет хозяином трёх домов. Вот счастье, что к мириадам бедняков приходит только в мечтах. А Зиновий может его заслужить как вожделенную награду за умную, правильную жизнь. "А четыре дома? А пять домов и собственная карета на дутых шинах?!" Услышав это от мальчика, сукновал взял плётку, предназначенную для дворовых собак, и, левой рукой сжав Зиновию шею, в полную силу стегнул его по заду девять раз: "Чтобы ты выплюнул эти мысли, как сопли! У кого эти мысли, те - картёжники и прочие проходимцы. Они не живут в собственном доме, а шляются по номерам и подыхают в ночлежке". Картины "правильной жизни", что рисовались мальчику тем чаще, чем старше он становился, всё больше заражали унынием. Он возненавидел мирный бревенчатый Тобольск с его дощатыми тротуарами, с растущей вдоль них сорной травой, с коровами, что зачастую спокойно шествовали по переулку. Убежищем стала городская библиотека, он искал книги, в которых описывались роскошные мавританские и итальянские дворцы, средневековые корабли, набитые аравийскими и индийскими сокровищами; с нездоровой страстностью читал о властителях. Влюбился в молодого модно одевающегося Юлия Цезаря, каким он показан в романе Джованьоли "Спартак". Прочитав рассказ Стендаля "Ванина Ванини", вообразил главным лицом произведения не Ванину, а прекрасного знатного юношу. Зиновий видел себя этим юношей. Он бесстрашно спасает преследуемого раненного молодого революционера - и их странно, головокружительно бросает друг к другу любовь. Зачерствевший от борьбы, от опасностей революционер отдаётся пылкому нежному спасителю... Мечты, сбудьтесь во что бы то ни стало! Или это будет не жизнь, а иссушающий нудёж. О, до чего хочется бежать от свинцово-давящих будней, бросить безоглядно-открытый вызов пошлому эгоистичному обществу! Ни отец, ни забитая мать не прочли ни одной книжки. Насколько он выше их! И ему тоже быть сукновалом? Жить среди мелких скупых, тупых мещах и ханжей? Носить в починку подаренные отцом немецкой работы часы? Искать по Тобольску невесту с приданым? Считать на счётах гроши? Пропади оно пропадом! Его будут любить, горячо поддерживать самоотверженные, преданные революционеры - он сделается вождём. Обожаемым, но и вызывающим трепет, ужас! А какую потрясающую зависть вызовут у других владык наслаждения, что станут его повседневным занятием! Реальность покамест говорила другое: пора зарабатывать на хлеб. Зиновий просил отца послать его в большой город в университет. Отец прикинул: придётся платить не только за учёбу, но и за квартиру, то есть отмыкай обитый медью сундучок. Родитель заявил: и в их городе есть где учиться. "Училище учителей чем тебе не нирситет?" (Имелась в виду учительская семинария). Поступив в неё, Зиновий ронял словечки о гнёте, о "страдании тех, кто имеет полное природное право на счастье" - и его приметил один из преподавателей, что был связан с политическими ссыльными. Однажды он привёл к ним безусого Житора, и тот стал упиваться речами, которые услышал, ненавистью, что дышала в них. Как и эти люди, он ненавидел общепринятые порядки, власть, нравственность, религию. Житора приблизил к себе влиятельный ссыльный: в будущем - видный большевик. Став интимным другом этого человека, Зиновий рьяно участвовал в подготовке его побега из ссылки. Дело удалось, но Житора исключили из семинарии, а скоро и арестовали за распространение противоправительственных прокламаций. При нём нашли два револьвера. Около полугода он проводит в тюрьме, и его ссылают в посёлок к поморам. Сюда, в колонию ссыльных, добирается из-за границы послание известного друга: о Зиновии высказаны самые жаркие похвалы. Уважаемый в колонии поселенец (через несколько лет он станет одним из ретивых соратников Ленина) счёл, что не мешает попрочнее привязать к себе высоко оценённого молодого товарища. С поселенцем в ссылке изнывала его дочь: девушка двадцати шести лет, попавшаяся в Новороссийске на цементном заводе, где, по заданию отца и его друзей, вела пропаганду марксизма. Девушка носила имя Этель - в честь писательницы Войнич, автора революционного романа "Овод". Этель была совершенно непривлекательна, имела широкие мужские плечи, непропорционально длинный мускулистый торс. Однако Житору это как раз импонировало. И, что было решающим, ему в его двадцать лет страстно желалось утвердиться среди чтимых революционеров. Он стал мужем Этель. Спустя два года, в 1903-м, родился Марат. В девятьсот пятом Житор бежал из ссылки, участвовал в организации боевых групп в Москве, стрелял из маузера по городовым, по верным царю гвардейцам-семёновцам. Наработав авторитет, скрылся за границу, познакомился лично с большевицкими вожаками и был, под чужим именем, вновь направлен в Россию. Он превратился в ярого большевика, чьё честолюбие могло удовлетвориться лишь обладанием той особой властью, какая создана представлениями коммунистов: ревниво-безраздельной властью над всей собственностью и бытом людей, над историей, над природой. Февральская революция избавила Житора от ссылки, отбываемой в Пелыме. Зиновий Силыч ринулся в Петроград, чтобы быть одним из первых в обретении власти - однако тесть велел проведать жену и сына. Они жили на деньги партии в Челябинске, Марат учился в частной гимназии. Житор приехал к семье, и тут из Петрограда поступило указание: он нужен в Челябинске, нужен на Урале, его ждёт ответственная организационная работа. После Октябрьского переворота партия направила его военным комиссаром в Оренбург, здесь он возглавил военно-революционный комитет и стал председателем губисполкома. Зиновий Силыч спешил почувствовать, наконец, что такое власть. Выбрал квартиру в одном из лучших домов города, в бельэтаже: её раньше занимал важный чиновник - начальник государственного контроля. У Житора, жены и сына теперь было по кабинету и спальне, имелись, кроме того, две гостиные, столовая и просторная лакейская. Пустой она не осталась: семью обслуживали истопник (он же уборщик), кухарка и горничная. Почти безотлучно при Житоре находился смазливый Будюхин, он зачастую ночевал в кабинете хозяина. Поджарая Этель, поседевшая ("посуровевшая"), ещё более похожая на мужчину, тоже дала волю своим слабостям. Она обожала пиво, воблу, бифштексы с кровью, жадно курила крепкие папиросы. И вот шофёр на французском автомобиле стал носиться по городу исключительно в поисках ставших редкостью пива и папирос. Запах жареного мяса доносился из кухни не только перед обедом и ужином, но и рано утром. Мысли о карьере не сжигали женщину, она удовлетворилась тем, что её поставили начальствовать над штатом машинисток губисполкома. Этель и не только она, многие большевики Оренбурга были удивлены тем, что Житор захотел лично возглавить поход в неспокойные станицы. Это не дело руководителя губернии. Его отговаривали, но Зиновий Силыч остался твёрд. На принаряженном алыми флагами вокзале состоялись торжественные проводы: часть пути до Соль-Илецка отряду предстояло проследовать поездом.