Дон Кихот или Иван Грозный - Страница 12
Рис. 1.14. Икона. Василий Блаженный, Христа ради юродивый. Взято из Интернета.
Рис. 1.16. Верх сени над «могилой» Василия Блаженного. 1896 год. Латунь, серебрение, золочение, чеканка, литье. Фотография 2014 года.
Рис. 1.15. «Гробница Василия Блаженного» в московском соборе Василия Блаженного на Красной площади. Эту гробницу-новодел работники музея датируют XVIII веком. Что находится внутри – сказать трудно. Старая гробница «не сохранилась». Фотография сделана А.Т. Фоменко в июне 2014 года.
– А знаете, ваша милость (говорит Санчо – Авт.), чего я опасаюсь? Что не попаду я опять на то же самое место, – УЖ БОЛЬНО ЗДЕСЬ ГЛУХО…
И как бы ни приставал к нему Дон Кихот, чтобы он посмотрел, по крайней мере, хотя на два ЕГО БЕЗУМСТВА, он (Санчо – Авт.) продолжал свой путь. Однако, не отъехав и на сто шагов, он все же вернулся и объявил:
– Я хочу сказать, сеньор, что вы совершенно правы: чтобы я мог со спокойной совестью поклясться, что видел ВАШИ БЕЗУМСТВА, не худо бы поглядеть хоть на какое-нибудь из них…
– А что я тебе говорил? – сказал Дон Кихот… Тут он с необычной быстротою снял штаны и, оставшись в одной сорочке, нимало не медля, дважды перекувырнулся в воздухе – вниз головой и вверх пятами, выставив при этом напоказ такие вещи, что Санчо, дабы не улицезреть их вторично, довольный и удовлетворенный тем, что мог теперь засвидетельствовать безумие своего господина, дернул поводья…
Обращаясь же к рассказу о том, что делал Рыцарь Печального Образа, оставшись один, история гласит, что как скоро Дон Кихот, ОТ ПОЯСА ДО ПЯТ НАГОЙ и от пояса до головы одетый, покончил с ПРЫЖКАМИ И КУВЫРКАНИЯМИ… он тотчас взобрался на вершину высокой горы и стал думать о том… что лучше и что целесообразнее: подражать БУЙНОМУ ПОМЕШАТЕЛЬСТВУ Роланда или же меланхолическому – Амадиса», ч. 1, с. 248–250. И так далее. Мы не будем продолжать перечисление безумств Дон Кихота.
Некоторые люди старались вернуть блаженного царя-рыцаря к разумной жизни, избавить его от навязчивых видений. Вот, например, «цирюльник между тем дал священнику полное согласие (с его планом – Авт.), и тот, изъясняя свой замысел, стал поучать его, как он должен себя вести и что он должен сказать Дон Кихоту, чтобы побудить его и заставить его последовать за ним И ПОКИНУТЬ ТРУЩОБУ, КОТОРУЮ ТОТ ИЗБРАЛ МЕСТОМ БЕСПЛОДНОГО СВОЕГО ПОКАЯНИЯ», ч. 1, с. 259.
ВЫВОД. Сервантес довольно откровенно живописал один из ярких сюжетов – «безумство» – в «биографии» Ивана Грозного = Карла V = Навудохоносора, назвав его «Дон Кихотом». Однако преподнес безумства и юродство несчастного царя-хана в насмешливом стиле, дабы вызвать у читателей смех и даже брезгливость вместо сочувствия. Серьезную драматическую тему превратил в балаган. Значительное и пристальное внимание уделил обнажившимся «вещам ниже пояса», не закрытым короткой сорочкой «рыцаря». Западно-европейские читатели пасквиля, не любившие Грозного Царя, надо полагать, удовлетворенно ухмылялись. Особенно им нравилось «ниже пояса». Может быть, увлекательные физиологические подробности откровенно показывали в спектаклях «для народа». На подмостках. Аплодисменты и смех в зале.
А вот еще одно свидетельство в романе об отшельничестве Дон Кихота = Ивана Грозного = Навуходоносора. Глава LXVII называется так: «О том, как Дон Кихот принял решение СТАТЬ ПАСТУХОМ И ДО ИСТЕЧЕНИЯ ГОДИЧНОГО СРОКА ЖИТЬ СРЕДИ ПОЛЕЙ…», ч. 2, с. 492. Обращаясь к Санчо Пансе, Дон Кихот живописует перед ним преимущества такого уединенного образа жизни: «Давай… превратимся в пастухов хотя бы на то время, которое мне положено провести в уединении… и мы, то распевая песни, то сетуя, будем бродить по горам, рощам и лугам, утоляя жажду текучим хрусталем ключей, светлых ручейков или полноводных рек… луна и звезды подарят нам свой свет…», ч. 2, с. 493–494. И так далее в том же духе. Тема Блаженного Царя – в том или ином исполнении – звучит практически на каждой странице пародии Сервантеса.
Тот факт, что Дон Кихот – это искаженный образ Грозного, всплывает в самых разных местах произведения Сервантеса. Вот, например, куплет из романса, который поет красавица Альтисидора, якобы влюбившаяся в Дон Кихота и обращающаяся напрямую к нему со своими страстными призывами: «Долго ли, НЕРОН ЛАМАНЧСКИЙ, на пожар, тобой зажженный, со своей Тарпейской кручи будешь ты взирать спокойно?», ч. 2, с. 325.
Здесь Дон Кихот назван Нероном Ламанчским. Напомним, что римский император Нерон, как считается, поджег Рим и взирал на грандиозный пожар, распевая оды. Но ведь сравнение Дон Кихота с Нероном идеально соответствует обнаруженному нами ранее факту, что знаменитый «античный» император Нерон является одним из фантомных отражений Ивана Грозного III = IV. См. подробности в книге «Раскол Империи», гл. 2. Напомним, что соответствие: Нерон = Иван Грозный очень яркое и многое объясняет.
В конце первой части романа Сервантес приводит несколько сонетов, написанных якобы разными авторами, выдавая их за доброжелательные насмешки над Дон Кихотом. Однако теперь, учитывая всё, что становится нам понятно, некоторые из сонетов начинают восприниматься совсем по-другому. Например, вот такой фрагмент:
«На тот алмазный трон, где столько лет Марс восседал, от крови весь багровый, взошел Ламанчец и рукой суровой над миром поднял стяг своих побед. В столь грозные доспехи он одет, столь остр его клинок, разить готовый, что новый сей герой в манере новой быть должен новой музою воспет… Кихот введен во храм Беллоны, и гордая Ламанча превзошла владенья грека и отчизну бритта. Его дела не могут быть забыты», ч. 1, с. 510.
Прекрасно подходит к суровому образу царя-хана Ивана Грозного (Нерона), в то время, когда он еще не был Блаженным. Никакого юмора в этих строках нет и в помине. Сервантес говорит, будто этот и другие сонеты, написанные на пергаменте готическими буквами по-испански, находились в свинцовой шкатулке, найденной среди развалин какой-то древней часовни, ч. 1, с. 507–508.
Отметим любопытный факт. Как мы уже понимаем, Дон Кихот – это насмешливое отражение императора Ивана IV Грозного, то есть императора Карла V. Напомним, что «Карлом Пятым» западные хронисты именовали именно Ивана Грозного, см. нашу книгу «Западный Миф», гл. 3. Так вот, дабы обезопасить себя на случай возможных обвинений со стороны имперской = ордынской администрации в глумлении над могущественным ханом-императором, Сервантес (или его редактор) решил вставить в свой роман краткую похвалу Карлу V. Но только в двух местах. Первый раз написал следующее: «…Чтобы хранить память о том, как его завоевал блаженнейшей памяти непобедимейший Карл Пятый (точно память о нем, которая и без того есть и будет вечною, нуждается для своего упрочения в этих камнях!)», ч. 1, с. 394.
В общем, льстиво и подобострастно похвалил Карла Пятого. А во второй раз всего лишь назвал Карла Пятого «великим императором», ч. 2, с. 62. Этим и ограничился. Больше нам не удалось найти у Сервантеса похвал Карлу V. Надо сказать, пара фраз – весьма немного на тысячу страниц текста, отпечатанного убористым шрифтом.
А с другой стороны, на протяжении всего длинного ёрнического пасквиля, практически в каждой его главе, того же самого царя Карла Пятого, но уже под именем-псевдонимом «Дон Кихота», и тот же автор – Сервантес – постоянно выставляет в виде блаженного идиота. Причем время от времени откровенно издевается.
Мы видим, что реформаторскую пропагандистскую литературу XVII–XVIII веков заказывали и создавали умные люди. Просчитывали, по возможности, все возможные варианты развития событий. Стремились и Ордынскую Империю разрушить, и в то же время выйти сухими из воды. Себя, ясное дело, изображали деликатными интеллигентами.