Дон Хуан (СИ) - Страница 18

Под сапогами тонко поскрипывают выщербленные доски, сквозь мутные — но все же застекленные — окна проливается пока еще ласковый утренний свет.

— Здравствуйте, сэр, — хозяин сама приветливость. Целых два покупателя прямо с утра — немалая удача. — Чем могу служить, сэр?

— Как насчет того, чтобы сыграть со мной в орел или решку? — Я бросаю ему серебряный доллар, который он ловит на лету.

— Никаких проблем, приятель, — он не глядя шмякает монету о прилавок и накрывает его ладонью. — На что играем?

— Сущие пустяки, приятель, — радостно интонирую я. — Если выпал орел, ты забираешь отмеренный щедрой рукой доллар и проводишь меня в форт через черный ход. Он ведь имеется, правда? — иначе как бы солдатики сбегали к тебе прикупить бутылку-другую во время тягот и лишений воинской службы?

— А если выпала решка? — лицо у торговца собирается морщинами, ему приходит в голову, что это дело начинает нехорошо пахнуть. Даже, можно сказать, вонять тухлятиной.

Я широко и искренне улыбаюсь.

— Тогда я убиваю тебя и обчищаю твою кассу.

— Не советовал бы вам это делать, мистер, — он уже сообразил, что мы тут не шутки шутить собрались.

— Не помню, чтобы просил твоего совета, приятель. Орел — ты живешь, решка — наоборот. Что тебе больше нравится?

— У меня под прилавком есть дробовик, — кустистые брови сходятся на переносице, но голос по-прежнему зычен тверд. Обожаю ломать таких. — Не на того напали, мистер.

— Охотно верю, — не отвожу взгляд. — Насчет дробовика, я имею в виду. Только хрен ты его успеешь достать, дослать патрон и прицелиться. Я быстрее, и мой приятель тоже. Убирай руку — мне не терпится узнать, что тебе выпало, орел или решка?

— Пожалейте, мистер! — он ломается с хрустом, словно падающее дерево, и бледнеет на манер побеленной известкой стены. — У меня жена и дети!

— Не заставляй их слагать легенды о твоей трусости. У тебя вполне приличные шансы вернуться сегодня вечером к ним. Осталась сущая безделица — потрясти яйцами и принять тот выбор, что сделала за тебя судьба. Орел или решка.

С лицом у него что-то случается. Оно твердеет и становится как сырая глина, оставленная на день под не знающим жалости солнцем этого проклятого штата. Становится скалой, серым неподатливым камнем.

— Очень хорошо.

Отодвигаю его руку, занесенную над монетой.

Похоже, я потерял доллар. А приобрел… кто знает, что же я, черт побери, приобрел?

— Ты и правда убил бы его? — тихо спросил скользкий Бат через минуту, когда хозяин тяжело, словно сломанная игрушка, вышел из-за прилавка и сделал мне знак следовать за ним.

Я пригнулся и поглядел в небо сквозь мутное стекло. Синее, невозможное в этих широтах небо, в котором потерянным серебряным долларом сияло солнце и кружили стервятники. Где-то в пустыне охотились койоты, смеясь, как дьяволы.

— Ты же все понимаешь, Батхорн. Есть вещи, на которые даже я не пойду никогда. Святые вещи. Жена и дети — это жена и дети.

Он часто и дергано кивает — видал я эдакие смешные штуки в Сан-Квентине. А может, и раньше, память все еще работает не очень хорошо. Заводные, на пружине, стальные солдатики, двигающиеся быстро и резко — когда завод подходил к концу, они принимались мотать головой вверх-вниз. Точно так, как показал мой скверно пахнущий друг.

— Но и тысяча долларов — это тысяча долларов, — заканчиваю я.

***

Черный ход оказался банальной калиткой, даже не охраняемой. Наверное, основное движение начинается ближе к вечеру — тогда и охранение должно подоспеть, чтобы собирать оброк с желающих порезвиться за стенами форта. По правде говоря, меня это уже мало волновало. Не все ли равно, что здесь будет после того, как я закончу с этим делом.

Инструкции, которые мне дал потеющий и бледный Скользкий Бат, были точны — насколько может быть точным пересказ полуночного договора пройдохи-коммивояжера и желающего захапать свою долю от продажи оружия отброса из солдат. Типичное «третий поворот направо, на две ладони от солнца». Но я предполагал, что не заблужусь.

Была еще трудность — по очевидным причинам, нельзя было оставлять следов и нельзя было привлекать ненужного внимания. Часовые на вышках, возможно, были не самыми зоркими наблюдателями, но уж стрельбу с поножовщиной на вверенной территории они заметили бы наверняка.

Поэтому дробовик пришлось оставить у моего горе-напарника, а его самого отправить поближе к воротам форта, чему он был явно рад. Если сбежит в самый ответственный момент, придется нелегко. Спасать свою шкуру без денег и лошадей, зато с полным фургоном оружия будет дьявольски сложно. Вот только…

Я ни на грош не верил в неудачу. Она была не просто невозможна — невероятна.

Притворив за собой калитку, я притаился в тени наблюдательной вышки, за какими-то ящиками. Самое темное место — под лампой. Приближались шаги.

— Эй, Уилли, — раздался ленивый голос.

— Чего? — ответили издали.

— Опять вместо службы в карты режетесь?

Вдалеке засмеялись.

— Завидовать грешно, Андре. Присоединяйся, коли есть охота. А нет, так проваливай, не порти людям день.

— Смотри, Уилли, — предостерег голос. — Узнает каптенармус, заставить приседать в выгребной яме, как в прошлый раз.

— Слепой дурень ничего не увидит, — процедил новый голос, холодный и злой. — Особенно если ему никто не расскажет. Ты же не настолько глуп, Андре?