Дом(II) Я помню вкус твоих губ (СИ) - Страница 71

Но тогда почему так случилось, что я столько в жизни дров наломал, двум некогда близким мне людям принёс несчастье?

Всегда буду это помнить, оно — чувство вины — всегда со мной, как бы хорошо мне ни жилось в настоящей сегодняшней жизни, как бы счастлив я ни был. Может быть, господь меня простил, раз вернул мне моего любимого… может быть! Но сам себя я простить не могу. Эти люди идут вместе со мной по жизни — из года в год. Они всегда в моей душе, и я, наверное, до конца своих дней буду нести эту ношу — вину перед ними.

Ленка… Подружка моего подросткового детства — озорная, неугомонная девчонка. Чего мы с ней только не вытворяли в пору «младой юности»! Однажды залезли на крышу соседской сараюшки с большими головками подсолнухов (с чужого огорода). У нас во дворах некоторые жильцы строили себе такие неплановые сарайки. Так вот, сидели на этой крыше, щёлкали семечки, плевались на землю шелухой, ржали, как подорванные, над разной ерундой, целовались украдкой и не замечали, что крыша, недавно покрытая битумом, плавится на солнце. В общем, перемазались в вязком смоле, как черти.

Кажется это был уже сентябрь, и стояла очень жаркая погода — последние солнечные деньки, отголоски ушедшего лета — бабье лето, как зовут его на Руси. На Ленке была модная джинсовая юбочка наподобие абажура с кружавчиками по краю подола: мама у неё портниха, сама её обшивала по последней моде. И кажется, Ленка надела ту юбку в первый раз. Надо ли говорить, что стало с этой юбочкой? Я тоже выглядел не лучше. Мы когда поняли, что прилипли, просто валялись там в изнеможении от хохота.

Хозяин сарая, увидев в окно двух «отморозков», покусившихся на его собственность, выскочил из подъезда и с матами попёр нас с крыши: мы нарушили целостность его работы. Обзывал нас «остолопами» и «дегенератами», и прочими словечками из своего роскошного словарного запаса. Мы ржали так, что буквально скатились на землю, чуть не оставив на крыше штаны и модную юбку: «оно» никак не хотело отлипаться. Ленке, конечно, дома попало по первое число. Юбку потом пришлось выбросить, как и мои штаны и футболку. Со мной же было запрещено дружить: этот мальчишка учит плохому. И вообще, девочке нужно дружить с девочками.

Лена… моя первая сумасшедшая любовь. Моя юность! Моя первая и единственная женщина! Был у меня небольшой романчик до Ленки. Но это скорей была школа, так сказать, курсы по подготовке ко взрослой жизни зелёного мальчишки. Я даже имя той девушки не помню. То ли Надя, то ли Валя… Нет, не вспомнить теперь. Она была намного старше, да и встречались мы с ней всего неделю, а потом она уехала, и наша связь оборвалась. А с Леной было всё очень серьёзно!

Лена… Красивая особой, вызывающей красотой блондинка. Не та глупая блондинка, о которых складывают анекдоты, нет! Самоуверенная, знающая себе цену, яркая — такой была Лена. А ещё она меня любила! Если бы не Пашка… Если бы не пришедшая из ниоткуда моя любовь к нему… Если бы… если бы… Но всё случилось так, как случилось. Наверное, нам с самого начала быть вместе не суждено было судьбой. Опять припомнились слова моей мамы, сказанные когда-то давно, когда я очень страдал из-за вынужденной разлуки с Леной:

«Жизнь всё расставит по своим местам!»

Жёсткие слова… И жизнь расставила: я живу в счастливом браке с любимым человеком, а Лена… Лены давно нет. Глупая, бессмысленная смерть на дороге. Почему именно она, как господь выбирает тех, кому суждено умереть молодыми? Лена… она была такая живая! Она была создана для долгой, яркой, счастливой жизни! Почему же всё произошло так чудовищно глупо и бессмысленно?

О её гибели мы с Пашкой узнали в начале лета, когда приехали к своим погостить в Ключ. Узнали от Женьки, которая так и осталась жить в городе. Остальные все из нашей школьной тусовки поразъехались кто куда. Мои от меня про гибель Лены специально скрывали, а Пашка просто ни с кем отношений не поддерживал. Да и я, признаться, тоже. Сменив свой старый мобильник на новый айфон, я поменял номер телефона, и мой круг знакомых сузился до Москвы. С Ксюхой Пашка тоже потерял связь: вскоре после того, как они виделись в последний раз, она вышла замуж, и они с мужем уехали на ПМЖ в Питер, где и родился их сын. Там у её супруга были какие-то родственники, вот они и помогли им обосноваться в Северной столице.

Родители Ленки были уверены, что она живёт в Германии, замужем за каким-то немцем. Как оказалось — это была неправда, Ленкина выдумка. Она хотела уйти из дома, из семьи, и ушла, придумав эту историю с замужеством. На самом деле она жила в Москве и работала секретарём у одного крупного предпринимателя, и даже жила в его загородном доме. У водителя, который погиб вместе с Леной в той аварии, нашли какие-то записи о том, что он работает охранником в этом доме. Как и почему они оказались вместе в его старенькой Ладе утром на трассе, так и осталось загадкой.

Завели дело по факту аварии, но как-то быстро всё свернули. Предприниматель, у которого они работали, оказался добропорядочным гражданином, хорошим семьянином, жил с женой и дочкой. О причине, куда и зачем они выехали тем ранним утром, ничего не знал. Тем не менее все расходы по похоронам своих сотрудников взял на себя и даже выплатил крупную денежную компенсацию Ленкиным родичам. Охранник же этот был сиротой — вырос в детдоме. Лену похоронили в Ключе по желанию родителей.

Женька же и свозила нас с Пашкой на кладбище. Ленкина могила выделялась из всех остальных так же, как и она сама при жизни из своих сверстниц — яркая и вызывающая: художник изобразил её в натуральную величину, и даже взгляд на портрете именно такой, как при жизни — кокетливый и немного хищный. И что меня просто ввело в ступор: кулончик на шее — львёнок с изумрудным глазком — мой подарок. Как будто упрёк мне… А Пашка, когда увидел изображение, весь побелел и застыл как вкопанный с остановившимся взглядом. Я даже забеспокоился, что ему сейчас станет плохо: тихонько взял за плечи и усадил на лавочку, не понимая, чем вызвана такая реакция. С Леной они никогда не дружили, даже напротив — не выносили друг друга. Я понимаю: кладбище — не самое весёлое место, тем более если ты стоишь у могилы хорошо знакомого человека, пусть даже неприятного тебе при жизни. И всё же…

Причину я узнал, когда мы уже вернулись: обратную дорогу до дома он молчал, отвернувшись к окну. Оказалось, что саму Лену и всё, что было с ней связано, он помнил. Вот только её лицо было стёрто из его памяти. И его это как-то раньше не сильно волновало, я даже не знал про это: мы о Лене вообще с ним никогда не разговаривали, это как-бы была запретная, весьма щекотливая для нас обоих тема. Но когда он увидел Ленкин портрет там, на памятнике, он её вспомнил. Вернее, не её, а девушку, которую видел раньше, мёртвую девушку на трассе. Тогда, зимой, когда он вернулся домой весь вздрюченный и рассказал мне, что на его глазах погибли люди, и он видел девушку в машине… Той девушкой была Лена. Просто невероятно! Немыслимо! Огромное расстояние, которое их разделяло, сузилось до короткого отрезка трассы в несколько метров, чтобы свести их вместе в последнюю, роковую минуту Ленкиной короткой жизни. Что это? Опять рука судьбы? Но почему тогда там оказался Пашка, а не я? Ведь это я, а не он, причинил ей боль, значит я, а не он, должен был увидеть этот ужас! Чтобы страдать, мучиться, и чтобы каждую минуту перед моими глазами стоял этот момент — мгновение, когда она ещё жива, и вот её уже нет.

В тот день мы с ним жутко напились. Пришедшие вечером домой мои мама с отчимом буквально на себе разносили нас по постелям. А мы ни черта этого не помним. Помню, что мы пили и пили, я плакал — тоже помню. А Пашка меня успокаивал и… тоже плакал сам. Как бы там ни было, Ленку мне было до жути жалко. Да, я на неё злился, и Пашка её не любил, но смерти мы ей никогда не желали. И то, что произошло, было просто немыслимо и никак не укладывалось в наших головах. Она должна была жить, просто обязана! Слишком яркая, слишком живая: в ней всего было слишком — всё для жизни! И ещё — она была моей юностью!