Дом(II) Я помню вкус твоих губ (СИ) - Страница 67
— Паш…
Он порывисто обернулся, прижался ко мне, тесно обхватив руками, уткнувшись лицом в грудь. Я затаил дыхание. Растерянно взглянул на замершую с расширенными глазами Таю и осторожно обнял его подрагивающее тело. Пашка ещё сильнее приник, вжался, прерывисто вдыхая и выдыхая в мой свитер, обдавая горячей волной. Я потёрся носом о светлую, тёплую макушку и начал поглаживать напряжённую спину, стараясь хоть как-то успокоить и стараясь успокоиться сам. А сердцебиение уже начало зашкаливать от нахлынувшей тревоги. Не зная чего ждать, постарался собраться, чтобы быть готовым к любой Пашкиной реакции. Сразу перед глазами всплыла картинка:
Пашка — всклоченный, с дрожащими губами, с лихорадочным блеском в злющих глазах, со сжатыми до белых костяшек кулаками… удар в живот…
«Гад ты, гад! Извращенец!»
Тогда, не зная, как прекратить эту непонятную истерику, я его куснул в щёку…
«Бля, ублюдок! Скотина! Никогда больше… Маленький мой, тихо… успокойся! Я с тобой… прости меня, идиота! Нахрена всё это было, ну нахрена? Блять, придурок, ничему тебя жизнь не учит!»
— Тём! — прерывисто выдохнул Пашка. — Я… я хочу домой. Я так испугался, когда проснулся… подумал, что тебя нет… что я один здесь.
Страх за Пашку, мгновенно сковавший тело, сжавший диафрагму так, что невозможно сделать вдох, начал уходить, давая возможность дышать. Я вдохнул… выдохнул…
— Паш, ну что ты, малыш? Я с тобой… мы вместе! Куда я без тебя? Счас уходим, ты только успокойся! Я с тобой… всё хорошо!
Тая не мигая смотрела на нас, сжавшись на краешке стула, боясь пошевелиться. Пашка отстранился, посмотрел на меня и согласно кивнул:
— Подожди, я сейчас… посмотреть хочу.
Он спустил ноги на пол, мельком взглянул на замершую Таю и, не сказав ни слова, направился к двери, за которой скрывалась лестница, ведущая в нашу клетку. Я было дёрнулся за ним, но Тая жестом руки меня остановила. Пашка медленно потянул дверь на себя… открыл… За дверью была кирпичная кладка. Он оглянулся на нас, а затем, отвернувшись, провёл рукой по кладке.
— Надеюсь, там никого не замуровали? — повернувшись к Тае, негромко спокойным, слишком спокойным голосом спросил Пашка и перевёл взгляд на меня:
— Тём, я хочу домой.
— Да, мы сейчас! Паш, как ты себя чувствуешь? — с беспокойством спросила Тая, вскочив со стула.
— Как я себя чувствую? — повторил за ней Пашка. — Нормально. Если кролики, у которых выпустили всю кровь, чувствуют себя нормально, то… — и, не договорив, опять посмотрел на меня:
— Тём, пошли отсюда, пока не вернулся Урод. — и к Тае:
— Где он, кстати? Он же тоже с тобой? Имей ввиду, я его задушу, если увижу.
Пашка подошёл ко мне, по-прежнему сидящему на диване с застывшим на Пашке взглядом, и, встав между коленей, притянул меня к себе.
— Я очень сильно тебя люблю, очень! — прошептал мне в макушку. — Пусть он лучше здесь не появляется, убью гада! За тебя! Идём домой, Тём!
Я обнял Пашку и посмотрел снизу вверх на побледневшее любимое лицо:
— Паш, его больше нет! Забудь о нём! Я тоже очень тебя люблю! Мы сейчас… сейчас уходим.
Тая уже ждала у дверей. Через десять минут, пройдя цепочкой через окутанную серой пеленой тумана аллею, мы зашли в дом. А ещё через час с небольшим поднимались в лифте на свой двенадцатый этаж. Пашка за всё это время не проронил ни слова, а я его не беспокоил, молча ждал. Я понимал, что это тоже нервный срыв, только в первый раз была агрессия. Сейчас же его молчание было для меня хуже, чем истерика: я не знал, как ему помочь.
С Таей, когда мы вернулись из Безвременья, Пашка больше на заговаривал, как будто её вообще не было, а сразу прошёл в прихожую и стал натягивать пуховик. Она на прощанье сказала, улучив момент, когда Пашка уже вышел во двор, чтобы я его не беспокоил, он отойдёт, просто нужно подождать. На мои извинения махнула рукой. С тем и уехали. Что называется — погуляли!
Дома он сразу прошёл в свою комнату, а мне ничего не оставалось делать, как зайти в свою. Ходил по комнате, не находя себе места: сидеть не мог, лежать — тем более. Мне нужно, просто необходимо было к нему, видеть его, помочь!
«Чем? Как помочь? Поговорить? Но он не хочет с тобой разговаривать! Да! Это была ошибка! Моя ошибка! Куда, спрашивается, нахуй торопился? Ну вот, теперь он вспомнил, теперь всё знает. Легче тебе стало? Доволен?»
Я подошёл к окну и прислонился лбом к холодному стеклу, остужая горевшую от мыслей голову.
Вдруг сзади раздались шаги, и две прохладные руки скользнули внезапно с двух сторон вдоль торса и сомкнулись на талии. Я застыл в кольце этих рук, боясь спугнуть. По плечу прошло тёплое дыхание… Я накрыл своими ладонями прохладные Пашкины руки и слегка сжал. Так мы стояли не проронив ни слова, и я готов был стоять так до утра: беспокойство растворилось в затопившей меня нежности к любимому существу.
— Прости… Я опять психанул, — услышал я шёпот и, почувствовав тёплое дыхание на своей шее, закрыл глаза от будоражащих ощущений: по плечам и позвоночнику волнами пробегал озноб, холодя тело и стягивая без того напряжённые мышцы. Пашка ещё сильней прижался к моей спине.
— Тём! Пошли полежим. Я соскучился.
От осторожных, ласкающих пальцев и губ течёт по телу истома, собираясь в паху горячей тяжестью. Я тянусь навстречу этим рукам и губам, а они не останавливаются, идут дальше — вниз, не пропуская ни одного миллиметра моей кожи, которая уже горит и отзывается на каждое прикосновение. Пашка неторопливо пробирается к паху, накрывает его ладошкой и слегка сжимает, а я изгибаюсь навстречу этой руке, толкаюсь в неё, ловя всей кожей, всем своим существом сводящие с ума прикосновения.
Как же я его люблю — его руки, его тело, его губы! Люблю, когда он весел, люблю когда спокоен и задумчив, люблю, когда молчит, когда психует… Люблю его характер, его капризы, люблю его глаза в язвительном прищуре и щенячьи извиняющиеся глаза тоже люблю. Люблю, как он засыпает, щекоча дыханием мою шею, как спит, посапывая в моё плечо, как просыпается… Люблю за то, что он есть, что он всегда будет, а я буду его любить, сколько хватит сил — всю свою жизнь!
Я мягким рывком уложил Пашку на спину, склонился, бережно сжав ладонями его лицо, и припал к губам, ловя его дыхание, сминая и посасывая влажные нетерпеливые губы. Но я не торопился, растягивая наслаждение, хозяйничал языком, вылизывая глубину рта, сплетая его язык со своим, посасывая и опять сминая припухлые губы, извлекая протяжные стоны, как самую волшебную музыку. Пашка то прикрывал глаза густыми белёсыми ресницами, то смотрел сквозь них затуманенным взглядом, ласково скользя тёплыми ладошками по моим рукам и плечам.
Я потихоньку продвигался вниз, не оставляя без внимания тонкие косточки ключиц, ямочку между ними, горошинки сосков с розовыми полукружьями, тазовые косточки. Прикусывал и тут же целовал нежную кожу живота, вылизывал ямку пупка и прокладывал дальше по косичке мягких светлых волосиков влажную дорожку к паху. Пашка в нетерпении уже сам подталкивал мою голову к своему возбуждённому члену, который я, поигрывая, потирал подбородком, продолжая выцеловывать и вылизывать впалый, напряжённый живот, продлевая сладкую пытку.
Суслик поскуливал, в нетерпении согнув колени, подавался вперёд и всё сильнее давил на голову, требуя всем телом главной ласки. Я ещё немножко его помучил: раздвинув пошире бёдра и обходя возбуждённого до предела Пашку-младшего, несильно начал захватывать зубами нежную кожу промежности, от чего мой сусел вздрагивал всем телом, всхлипывая на каждый укус, а я тут же зализывал покрасневшую кожицу, задевая языком поджатые яички.
— Тё-ё-м-ааа! Я щас сдо-оо-хну! — осипшим голосом жалобно пропищал мой задохлик, теребя руками простыню. — Пожалуйста, возьми-ии-и!
— Да, маленький! Как скажешь… всё для тебя! — прохрипел я, обхватывая рукой горячий со вздутыми жилками пенис и проводя языком по упругой головке.
В ответ мой нетерпеливый суслан что-то невнятно простонал и двинул вперёд бёдрами, пытаясь втолкнуться в рот ещё глубже, при этом с силой вдавливая меня лицом в пах. Я усмехнулся, слегка отстранившись, взглянул на замершего Пашку, похожего на взъерошенного птенца и стал медленно, не отводя от него взгляда, втягивать и посасывать возбуждённое естество, одновременно лаская упругую дырочку кончиками пальцев. Пашка в нетерпении выдернул из-под подушки тюбик со смазкой: