Домашний быт русских цариц в Xvi и Xvii столетиях - Страница 41

Можно, однако ж догадываться, что необычайные поступки терема производили не совсем хорошее впечатление в народе. На том же самом соборе, когда оскорбленная царевна Софья, сказавши в угрозу: «пойдем из царства все вон», встала с царского престола и с иконою в руках отошла с сажень прочь, а Палата выразила готовность умереть, головы свои положить за царствующий дом, то иные стрельцы тут же возгласили: «пора государыня давно вам в монастырь! Полно царством-те мутить! Нам бы здорово были цари государи, а без вас пусто не будет». И бысть ей зазорно вельми и с великими стыдением седе на царское место, говорит Савва. После таких отзывов зазорное поведение терема, конечно, должно было вскоре присмиреть. На это указывает по крайней мере то обстоятельство, что по «умирении мира», по окончании стрелецких смут, почти целые три года терем уже не выходил на улицу, нигде не являлся пред глазами всенародного множества. Его руководитель царевна Софья, снова начала свои публичные выходы, кажется не раньше 1685 г. В этом году генваря 15–21 она ездила с царем Иваном к освящению большей церкви в Воскресенском монастыре, (Новый Иерусалим) на Истре, а 5 июля явилась с царями в Успенский собор к молебну, праздновать годовщину победы над раскольниками. Затем ее выходы год от году учащаются и в последний 1689 год становятся обыкновенными [64].

С 1685 г. она постепенно, все больше и больше входит в обрядную роль царя, т. е. принимает публичные знаки подобающих царю почестей, даже явно требует таких почестей; старается при всяком торжественном случае занять первенствующее царское место; всегда выходит на церковные праздничные службы или вместе с братом, царем Иваном, или же с обоими царями, если выходит и другой брат, Петр; — иногда шествует в одной карете с царем Иваном. Но нередко она и одна, как царь, совершает церемониальный открытый выход в собор к церковной службе, соблюдая в точности все обрядные действия: принимает от патриарха благословение, знаменуется (молится) у местных икон и становится, хотя и на царицыном месте, но с открытыми запонами или занавесами, что и придает этому женскому месту значение уже места царского. Даже и в то время, когда в собор идут царь Иван с царицею и царевны, она, чтобы выделиться от семьи, идет особо и входит в церковь особыми и при том главными дверьми, западными, тогда, как те входят обыкновенно южными, а царевны даже северными [65]. На службе, напр. у панихиды, когда не требовалось стоять на царских местах, Софья все-таки становилась подле царей, именно с левой стороны, в то время как царица становилась обыкновенно вдали, за царицыном местом. На панихидах патриарх творит и ей поклон, наравне с царем. На праздничных служениях патриарх и архиереи кадят ее. Однажды она даже и гневалась за то, что ее обошли с кадилом. Вот что записано между прочим в уставе Успенского собора: В 1685 г. в предпразднество Успению Богородицы на всенощном: «царь был Иоанн Алексеевич и царевна; выход был со звоном… В начале протопоп кадил царя, а после патриарха, потом царевну по 3-и после державу (царскую) потом посох (скиптр) и начинает. И по начале кадит архиереев и всю церковь; и паки кадит образы и государя и патриарха: царевны не кадил, за то было гнев. На «Господи воззвах» — протодиакону указал кадить в начале государя и себя, потом царевну и державу и посох и архиереев и, окадя всю церковь, паки образы царя и царевну и потом патриарха…» Очень естественно, что соборный устав, мог ошибаться в своих порядках по новости и небывалости дела.

Во «многолетном поздравленин», в титле (титуле), архидиакон кличет царей и Софию в одной статье, вместе, а потом цариц и царевен, особо. В пятницу на первой неделе великого поста в соборе патриарх по обычаю освящал коливо или кушью, которая в это время освящалась уже на четырех блюдах, три государских да четвертое патриаршее; из государских два блюда назначались для двух царей и третье, особое, для Софьи.

Царевна являлась торжественно, по царски, и в крестных ходах, особенно в монастыри Новодевичий и в Донской; присутствовала по царски на освящении новых церквей; совершала торжественные отпуски войска в походы, и встречи из походов, сопровождая при этом полковые иконы. В дни царских именин она вместе с царем Иваном жаловала боярство и служилое дворянство, дьяков и гостей водкою, в передней палате [66].

Само собою разумеется, что во Дворце терем царевен пользовался еще большею свободою. Здесь в это время он был полновластным хозяином всего дома, свободно отворял все двери, даже свободно отпирал сундуки с царскою казною и брал казны, сколько было надобно. Известно, что напр., в 1685–1686 гг. из новгородского приказа царевны Софья, Екатерина, Феодосия брали деньги не один раз; для Софьи, отпущено однажды 2000 руб. [67] В прежнее время царевны получали деньги на свои необходимые надобности или из рук царицы или из рук государя; были, так сказать, в детской зависимости от отца и матери, или же от царя-брата и вообще от хозяина дома. Большие деньги, в роде тысячи, они получали, и то только старшие царевны, в каких либо чрезвычайных случаях, в виде дара. Так, напр., по случаю смерти царицы Марьи Ильичны Милославских, царь Алексей «велел поднести по приказу покойной царицы» царевнам, своим сестрам, а ее золовкам, Ирине, Анне, Татьяне, по тысяче рублей [68]. Но при Софье терем уже не затруднялся брать казну собственными руками. Была своя воля. Он не затруднялся выбирать себе надобные вещи и из царских кладовых. В расходных записках Оружейного приказа читаем следующее: в 1684 г. июля 2, великая государыня благородная царевна Екатерина Алексеевна изволила быть в Оружейной Большой казне; а за нею государынею были стольники: Александр Иванов Милославской, Михайло Васильев Собакин, Антипа Ларионов Пятово; девицы: Марья Ивановна Шеина, карлица Прасковья Иванова. И указала им к себе государыне в хоромы взнесть оружейной брони: карабинец нарядной, саблю-полоса булатная, саблю такуюж; 2 лука турецких, нож булатный, 2 ножа стальные» [69]. Подобное оружие вносилось в комнаты к царевнам не один раз. Нельзя не думать, что они брали оружейную царскую казну для подарков и в награду своим приверженцам. Из приведенной записки мы видим также, каким образом царевны совершали свои дворцовые комнатные выходы; за ними следовали стольники (пажи) и девицы, а также и неизменная сопутница карлица.

В 1685 г. царевны выстроили себе трехэтажные каменные палаты и великолепно их украсили живописью, о чем мы говорили в первом томе этого сочинения [70]. В нижнем этаже этих палат устроена тогда особая палата, «где сидеть с бояры, слушать всяких дел», т. е. устроена и в девичьем терему думная боярская комната. В этих палатах, в числе разных живописных изображений, находились также и персоны благоверных царевен, которые сначала изобразили было себя в порфирах, но потом, вероятно одумались, вследствие каких либо дворских толков, и велели написать вместо порфир шубки с кружевы обнизными и с каменьи [71].

Очень понятно, что, когда терем стал владыкой царского дома, около него должна была собраться толпа искателей его милости и устроителей своего благополучия. Царевен, как подобало, окружила лесть тогдашней учености и книжности в лице придворного учителя Симеона Полоцкого и достойного его ученика Сильвестра Медведева с их друзьями. Царевнам, как и в прежнее время их отцу, а потом брату, эти придворные стихотворцы писали на виршах поздравления и приветствия, нечто в роде од, в которых непомерно восхваляли их высокие достоинства, дарования и добродетели. Такие вирши писались каллиграфически на особых расцвеченных красками листах и царевны помещали их в своих комнатах на стенах, в рамках, вместе с фряжскими листами (эстампами). Мы видели уже (том I, стр. 470), что подобные «поздравления» царевны Софии и царевны Феодосии, висели в комнате у Софьи.