Дома [= Мир Родины; Родина; На Земле] - Страница 38

— Ты в состоянии разговаривать? — спросил он.

Ян нахмурился на секунду, потом кивнул.

— Хорошо. Тебе сделали впрыскивание, оно должно взбодрить. Боюсь, какое-то время ты ничего не соображал.

Ян попытался заговорить, но вдруг зашелся в приступе кашля. Зять терпеливо ждал. Ян попытался снова — на этот раз получилось, только голос был хриплый и неуверенный:

— Какой сегодня день? Ты можешь мне сказать, какой сегодня день?

— Это неважно. — Тергуд-Смит сделал жест, словно отмахнулся от вопроса. — Какой сегодня день, где ты находишься — все это совершенно не существенно. Нам надо обсудить другие темы.

— Я ничего тебе не скажу. Вообще ничего.

Тергуд-Смит громко расхохотался, крепко шлепнув себя по колену.

— Это просто замечательно! Ты здесь пробыл много дней, недель, месяцев — сколько времени, это неважно, я уже сказал… А важно то, что ты рассказал нам все. Все, что знал, — понимаешь? Каждую подробность, каждую мелочь, которую мы хотели узнать. Это очень сложная процедура, но мы ее проводим уже десятки лет, у нас колоссальный опыт. Ты, наверно, слышал разговоры о камерах пыток — так эти слухи мы сами распускаем. А на самом деле все по-другому и гораздо эффективнее. С помощью специальных препаратов, электронного воздействия на мозг и соответствующих занятий мы попросту завербовали тебя. Ты не только готов был все рассказать — ты рвался это сделать. И сделал.

Яна обуяла такая злость, что даже вывела его из оцепенения.

— Я тебе не верю, Смитти. Ты лжешь. Это просто уловка, чтобы меня разговорить.

— Ты так думаешь? Ну а если я скажу, что все уже позади? Тебе уже нечего сказать такого, что я хотел бы услышать. Ты уже рассказал нам о Саре, о вашей встрече на подводной лодке, о твоих приключениях на Нагорье и на орбитальной станции… Я сказал, что знаю все, и это на самом деле именно так. Людей, которых мы хотели арестовать — включая Соню Амарильо, мерзкого типа по кличке Пекарь и всех остальных, — уже подобрали и сейчас ими занимаются. А нескольких мы оставили на свободе. Так им кажется. Так же и тебе казалось. Знаешь, я был очень рад, когда они тебя завербовали, и не только по личным причинам. У нас под надзором было много мелкой рыбешки, но они мало что значили. А ты ввел нас в более утонченные круги, куда нам очень хотелось проникнуть. И это удалось благодаря тебе. Политика наша проста. Мы позволяем составлять заговоры и создавать организации, позволяем даже бежать от нас… Некоторым, иногда. Тем богаче становится наш улов в будущем. Мы всегда знаем, что происходит, и никогда не проигрываем.

— Ты тошнотворен, Смитти. Я только что это понял. Ты просто омерзителен, и все остальные вместе с тобой. И лжете вы слишком много, я тебе не верю.

— Веришь ты или нет — это неважно. Ты просто слушай. Ваше патетическое Сопротивление не победит никогда. Израильские власти информируют нас о своих молодых бунтарях, мечтающих изменить мир…

— Я тебе не верю!

— Пожалуйста, не верь. Но мы отслеживаем каждый заговор, даем ему расцвести, поощряем недовольных к объединению — а потом сокрушаем их. Здесь, на сателлитах, на планетах… Попытки продолжаются, но успехом они увенчаться не могут. Никогда. Эти люди настолько глупы — не понимают даже того, что не могут самостоятельно существовать. Сателлиты вымрут немедленно, как только мы прекратим их снабжение. Планеты тоже. Когда одна планета поставляет минеральное сырье, другая продовольствие, а третья промышленную продукцию — это не только экономика. Каждая нуждается в остальных, чтобы выжить. А управляем всеми связями — мы. Ты наконец начинаешь понимать?

Ян провел ладонью по лицу и почувствовал, что руки дрожат. Посмотрел на них, увидел исхудавшие кисти, побледневшую кожу — и поверил, поверил наконец, что на этот раз Тергуд-Смит говорит ему правду.

— Ну ладно, Смитти, твоя взяла, — смирился он. — Ты отобрал у меня воспоминания, верность, мой мир, любимую женщину… А ей и не стоило умирать, чтобы сохранить свою тайну, ее свои успели предать… Словом, все ты у меня отобрал, кроме жизни. Забирай и ее. Кончай.

— Нет. Этого я делать не стану, тут я тебя обманул.

— Ты же не будешь меня убеждать, что сохраняешь мне жизнь ради моей сестры?

— Нет. То, что она думает, никогда не влияло на мои решения. Просто раньше мне было полезно, чтобы ты в это верил. А теперь я скажу тебе правду. Ты останешься жить, потому что много умеешь. Редкостные таланты мы в шотландских лагерях не растрачиваем. Ты покинешь Землю и отправишься на дальнюю планету. И там будешь работать до того дня в далеком будущем, когда умрешь естественной смертью. Пойми наконец: для нас ты — просто деталь механизма, мы тебя воткнем туда, где ты нам нужен. Здесь ты свое отслужил, теперь будешь служить в другом месте.

— Я могу и отказаться, — сердито ответил Ян.

— Едва ли. Не такая уж ты важная деталь. Если не будешь работать — мы тебя уничтожим. Прими мой совет и послушно делай свое дело. Проживи счастливую и творческую жизнь.

Тергуд-Смит поднялся. Ян посмотрел на него снизу:

— Могу я увидеться с Лиз или с кем-нибудь?..

— Официально ты мертв. Несчастный случай. Она горько плакала на твоих похоронах, как и множество твоих друзей. Гроб, разумеется, был заколочен. Прощай, Ян. Больше мы с тобой не увидимся.

Он двинулся к двери.

— Ты ублюдок, подонок, сволочь! — закричал Ян ему вслед.

Тергуд-Смит обернулся и презрительно посмотрел на него:

— Такие мелкие оскорбления… Это все, на что ты способен? Неужели не нашлось других слов для финала?

— Слова есть, мистер Тергуд-Смит, — тихо сказал Ян. — Только стоит ли говорить их вам? Стоит ли доводить до вашего сведения, насколько подлой жизнью вы живете? Вы уверены, что так будет всегда, — не будет, не мечтайте. Вас низвергнут. Я надеюсь, что увижу это, — и буду работать ради того, чтобы это свершилось. Так что убить меня было бы лучше для вас, потому что мое отношение к вам и вам подобным не изменится никогда. Но прежде чем вы уйдете — я хочу вас поблагодарить. За то, что показали мне, каков на самом деле этот мир. И тем самым дали мне возможность восстать против него. А теперь можете идти, я вас больше не задерживаю.

Ян отвернулся. Узник отпускал тюремщика.

Это подействовало так, как не подействовало ни одно из его слов. Тергуд-Смит начал медленно багроветь, попытался что-то сказать… Но не сказал. Озлобленно плюнул, громыхнул дверью и исчез.

«Хорошо смеется тот, кто смеется последним». Последним улыбался Ян.