Дома [= Мир Родины; Родина; На Земле] - Страница 11

— У меня просто слов нет, как я рада, что вы решили работать с нами. Все наши микросхемы — древности, годные разве что для музеев. Я каждый день просто в отчаянии, просто не знаю, что с ними делать.

Седая, маленькая, толстенькая — Соня Амарильо была едва видна из-за большого письменного стола. Несмотря на годы, прожитые в Лондоне, она говорила с заметным французским акцентом, а похожа была на консьержку или замотанную домохозяйку, хотя по праву считалась одним из лучших специалистов по связи во всем мире.

— Я тоже рад, мадам Амарильо. Быть здесь для меня и большая честь, и большое удовольствие. Должен сознаться, что присоединяюсь к вашей работе из чисто эгоистических побуждений.

— Побольше бы такого эгоизма!

— Однако это чистая правда. Я работаю над малогабаритной системой морской навигации. У меня возникли кое-какие проблемы, и в конце концов до меня дошло, что главное — я просто очень мало знаю об устройстве сателлитов. Когда услышал, что вы ищете специалиста по микросхемам, то сразу ухватился за такой шанс.

— Вы просто замечательный! А раз так — я рада вам вдвойне. Пойдемте в вашу лабораторию.

— А вы не хотите сначала сообщить мне, в чем будет состоять моя работа?

— Во всем. — Она быстро взмахнула руками во всеохватном жесте. — Я хочу, чтобы прежде всего вы разобрались с нашими схемами. Спрашивайте, изучайте наши сателлиты. У нас очень много трудностей, но ими я пока не хотела бы вас обременять. Когда вы освоитесь, я свалю на вас ворох проблем. Во-от такой!.. Вы еще пожалеете, что пришли…

— Вряд ли. Мне на самом деле очень нужно разобраться во всем вашем хозяйстве.

Это была святая правда. Ему надо было поработать в какой-нибудь очень крупной лаборатории, и вакансия в спутниковой программе оказалась очень кстати. Здесь он сможет довести до ума свою систему навигации. И принесет немало пользы, если схемы действительно так устарели, как она сказала.

Оказалось, что на деле все еще хуже. Первый сателлит, который он изучил во всех деталях, был громадной двухтонной машиной, висевшей в небе над Атлантическим океаном на геосинхронной орбите на высоте 35 924 километра. Уже многие годы он был в аварийном состоянии, работало меньше половины систем, и сейчас изготавливалось оборудование для замены. Ян начал просматривать чертежи этих замен. На одном экране появлялись общие схемы, а на другом — побольше размером и поближе к нему — цветные деталировки отдельных контуров. Некоторые из них показались знакомыми, слишком знакомыми. Он прикоснулся иглой-указкой к экрану и запросил информацию. На третьем дисплее засветились цифры расшифровки.

— Быть того не может! — воскликнул Ян вслух.

— Вы меня звали, ваша честь? — Ассистент, толкавший тележку с инструментом, остановился и повернулся в его сторону.

— Нет-нет, спасибо. Я сам с собой.

Тот заторопился дальше, а Ян в изумлении покачал головой. Эти схемы приводились в учебниках, когда он еще в школу ходил; им должно быть никак ни меньше пятидесяти лет. За это время предложены десятки новых решений. Если будут попадаться еще такие же проекты, он сможет без особого труда улучшить конструкции сателлитов за счет уже готовых современных схем. Скучно, зато просто. И будет достаточно свободного времени для собственных дел.

А собственные дела шли хорошо. Он уже пробрался через большую часть защит университетского компьютера в Оксфорде и теперь отыскивал закрытые области в исторических отделах. Годы работы с конструированием компьютерных схем приносили свои плоды.

Компьютер — вообще-то машина глупая. Это просто большой арифмометр, который считает на пальцах. Только пальцев у него невероятно много, и считает он с неимоверной скоростью. Но думать компьютеры не умеют и делают только то, на что запрограммированы. Если компьютер функционирует в качестве склада памяти, то он отвечает на любой заданный вопрос. Банк памяти в публичной библиотеке доступен каждому, кто подойдет к его терминалу. Библиотечный компьютер — очень полезная вещь. Он найдет вам книгу по названию, по имени автора, даже по теме. Он будет давать вам информацию о книге или о книгах, пока вы не убедитесь, что именно это вам и нужно… И по вашему сигналу передаст эту книгу — за несколько секунд — в банк памяти вашего компьютера.

Но даже у библиотечного компьютера есть свои ограничения на выдаваемый материал. Одно из таких ограничений — возраст заказчика при доступе в порнографический отдел. В код каждого заказчика входит год его рождения — как и другая нужная информация, — и если десятилетний мальчик пошлет запрос на «Фанни Хилл», то получит вежливый отказ. А если будет настаивать — то очень скоро выяснит, что компьютер запрограммирован сообщить его врачу о неоднократных нездоровых действиях.

Но если тот же самый мальчик воспользуется кодовым номером своего отца — тот же самый компьютер пришлет ему «Фанни» с цветными иллюстрациями и не задаст никаких вопросов.

Ян все это знал. Знал, насколько бездумны компьютеры и каким образом обойти блокировку и защитную сигнализацию, введенную в их программы. Не прошло и недели, как он вышел на неиспользуемый терминал в Бальольском колледже, присвоил ему новый приоритетный код и начал использовать его для доступа к записям, которые хотел увидеть. Даже если его излишняя любознательность включит сигнал тревоги, запрос можно будет проследить только до Бальоля, где такие вещи наверняка случаются довольно часто. Дальше цепь проходила через лабораторию психопатологии в Эдинбурге и только оттуда на его терминал. А в свою собственную программу он ввел достаточное количество защит с сигнализацией, которые должны были предупредить его о самом начале слежки, чтобы он успел отключиться заранее и убрать все следы связи с закрытой базой данных.

Сегодня предстоял главный экзамен, сегодня он увидит, чего стоят все его труды. Программу запроса он приготовил дома, она была у него с собой. Начался утренний «чайный» перерыв, в лаборатории почти никого не было. На четырех дисплеях у Яна были развернуты схемы. И никто его не видел. Он достал небольшую сигару — чтобы осуществить свой план, ему пришлось снова закурить после восьмилетнего перерыва, — потом вытащил из кармана электрическую зажигалку. Спиралька в момент раскалилась добела, он выпустил изо рта облако дыма… И положил зажигалку на стол. Поверх чернильного пятнышка, которое казалось случайным, но на самом деле было поставлено с превеликим тщанием.

Он очистил ближайший маленький экран и спросил, готов ли компьютер к вводу программы. Компьютер был готов — это значило, что зажигалка лежит над проводами в рабочем столе так, как надо. Он нажал клавишу «Ввод» — на экране появилось слово «Сделано». Его программа была уже в компьютере. Зажигалка отправилась обратно в карман, вместе с магнитной пузырьковой памятью на 64 килобайта, которую он сунул туда в свободное место, появившееся при замене обычной батарейки на меньшую.

Вот он, момент истины. Если программа написана как следует — она вытащит нужную ему информацию, не оставив никаких следов запроса. Даже если поднимется тревога — он был уверен, что его не так легко найти. Потому что, как только эдинбургский компьютер получит эту информацию, он тотчас передаст ее в Бальоль и тут же, не дожидаясь подтверждения приема, сотрет в своей памяти все: и саму программу, и запрос, и передачу, и адрес. Бальоль сделает то же самое, едва передаст информацию к нему в лабораторию. Если окажется, что информация передана некачественно, ему придется начинать все с самого начала. Но это стоит трудов. Если это избавит его от слежки — тут никаких трудов не жалко.

Ян стряхнул сигару над пепельницей и убедился, что никто даже не смотрит в его сторону. Никто и не мог бы увидеть, что он сейчас делает, все его действия были совершенно обычны. Он набрал кодовое слово «ИЗРАИЛЬ», оно появилось на экране. Потом ввел команду «Пуск».

Поползли секунды. Очень медленно. Пять, десять, пятнадцать… Он знал, что время понадобится: ведь нужно добраться до памяти, проникнуть в зашифрованные блоки, найти нужную статью, передать ее… Он уже проводил эксперименты с поиском несекретного материала из того же источника — и обнаружил, что больше восемнадцати секунд ждать не приходится. На этот раз он дал себе двадцать секунд, не больше. Теперь его палец лежал на клавише, которая отключит связь. Восемнадцать секунд, девятнадцать…