Дом жёлтых кувшинок (СИ) - Страница 7

— А! — воскликнул директор и глаза его гостеприимно потеплели. — Без базара! Возьму! Документы с собой? Кстати, меня зовут Термос. Это не погоняло, а фамилия, учти!

Он протянул Филу липкую ладонь.

— Будем знакомы! — ни с того ни с сего Термос сильно хлопнул Маршала по плечу и заржал. Зубы у него были сплошь гнилые.

«Как такого в школу взяли? — поразился Фил, передавая Термосу аттестат Сони. — Впрочем, кто еще согласиться работать с этими оторвиловцами.»

Директор, не глядя, сунул аттестат под подушку.

— Кстати, за оформление с вас полагается сотня, — проговорил Термос (куда подевалось его косноязычие!). Фил понял, что это треп и жульничество, — какое еще оформление? Но с некоторых пор он испытывал непонятную робость перед начальством и покорно раскошелился.

Термос, не скрывая радости, спрятал денежку под подушку.

— Теперь не парься! Все шито-крыто. Здесь твоей мочалке будет отпадно!

— Не называйте мою дочь мочалкой! — не сдержался Маршал.

— Какие мы обидчивые! — засмеялся Термос. — Не парься, не парься, не парься. Однако — арриведерчи! — аудиенция закончена.

И директор, напевая что-то, с неожиданной для хлипкого тела силой вытолкнул ошарашенного Фила из кабинета. Хорошо, что хоть не отвесил подзатыльник.

Шокированный Маршал спустился по лестнице. После общения с директором ему захотелось вымыть руки, и все же он был рад, что проблема все-таки разрешилась. С облегчением Фил вышел из школы, не отдавая себе отчет в том, что радуется он в основном тому, что учиться здесь придется не ему.

Парень-жук все еще стоял на пороге и ни с того ни с сего заговорил с Маршалом.

— Правда — чудак? — парень мотнул патлатой головой в сторону двери. Фил понял, что это он о Термосе, пожал плечами и быстро спустился по ступенькам.

— Не парься, — произнес ему вслед патлатый и захихикал.

На обратном пути Фил не сдержался и заехал в забегаловку, где опустошил кружку пива и, к собственному удивлению, разговорившись с толстяком — барменом, узнал кое-что из жизни городка. Оказалось, что директор Термос — двоюродный племянник местного олигарха, а парень-жук — пришлый бездельник, Термос не гонит его, а многие школьники приятельствуют с ним вопреки запретам родителей, считающих, что этот оторвиловец плохо влияет на их «милых» чад.

Бармен, блестя глазами, с наслаждением молол языком. Фил слушал, и ему казалось, что он уже сотню, тысячу раз все это слышал. Поистине в любом подобном городке, в любой забегаловке с вычурным названием вроде «Приют страждущих» рассказываются одни и те же истории!

«Поганое место, — размышлял Фил, сотрясаясь в своем „Фольксвагене“ и вспоминая жадный блеск глаз бармена. — Хорошо, что мы не здесь живем.»

И вдруг ему стало страшно. Так бывает иногда: солнце светит, птицы щебечут, а твое сердце обдает холодком.

«Как там семья?» — подумал Фил и поехал быстрее.

Ихтиандрское братство

Соню разбудил будильник. Отчаянным треском он грубо ворвался в ее сон и мигом рассеял его. А ведь сон был такой, что пусть бы каждый день снился. Соня видела, как ее семья отдыхает на море. Девочке еще чудился плеск голубых волн, как она вспомнила, что отец вчера договорился насчет школы и, следовательно, бесцеремонность будильника связана с предстоящим учением. В комнату вошла мама и, открывая занавески, сказала:

— Соня, вставай! Вставай, соня.

Девочка послушно поднялась, преодолевая сильнейшее притяжение нагретой во сне подушки, умылась, оделась в приготовленную с утра одежду: она вовсе не была копушей.

Папа давно уже снял с окон ставни, мама вымела рыбьи скелеты. В доме стало светло и даже уютно. Он перестал быть для Сони чужим и зловещим, становясь с каждым прожитым мигом ближе и роднее.

Соня спустилась вниз. Мама готовила завтрак.

— А где он? — спросила Соня.

— Что значит «он»? — строго спросила Анжела. — Отец пошел на рыбалку. Я провожу тебя.

— Как на рыбалку? — возмутилась Соня. — Он же говорил, что отвезет меня.

— Что-то случилось с машиной. Ты знаешь, какая она.

— Хорошо, я сама дойду, — подумав, сказала Соня. — Ты не провожай меня, ладно?

Соня представила, что Рики останется в пустом доме совершенно один.

— Мы возьмем Рики с собой, — успокоила мама, словно прочтя ее мысли.

— Нет, — твердо сказала Соня, гордясь своим актом самопожертвования. — Я одна дойду.

Вам никогда не приходилось быть новеньким? Если нет, то, вероятно, вы вспоминаете школьные годы с ностальгической улыбкой. Как там поется в песне? «О, золотое время! О время счастья моего!». Те же, кто примерил на себе шкуру новичка, поют совсем другие песни. Как стая черных птиц набрасывается на сородича — альбиноса, так школяры накидываются на новичка. Словно из рога изобилия на бедолагу сыплются дразнилки; всевозможные кривлялки сопровождаются в лучшем случае жеваной бумагой из трубочек, в худшем — отнюдь не безобидными тумаками.

Соня прекрасно знала об этом, поэтому на пороге школы сердце ее затрепетало сильнее, чем при встрече с зеленоволосой упырьей. К тому же она опоздала, усугубив тем самым свое положение.

Высокая худая учительница с желтым лицом и желтыми волосами, уложенными в пирамидоподобную прическу, резко повернулась на каблуках от доски, где она рисовала нечто авангардное. Глаза ее сурово блеснули за толстыми стеклами очков. Соня робко замерла у двери. В класс птицей влетела тишина, показавшаяся девочке зловещей. Двадцать пар глаз, как рентгеном, просвечивали бедняжку.

— Ты новенькая? — спросила учительница, скосив глаза в журнал. — Соня Маршал?

Соня кивнула.

— Ты немая?

Класс захихикал. Учительница подняла деревянную линейку, толстую, как шея мамонта, и с размаху жахнула ею по столу. Получился звук, похожий на пушечный выстрел. Смешки тут же пресеклись.

— Я не немая, — проговорила Соня.

— Садись. И впредь чтоб без опозданий, а то познакомишься с директором.

Соня принялась искать себе место. Она слышала шушуканья и смешки за спиной, но старалась не обращать на них внимания. Это у нее получалось не очень хорошо — девочка ощущала себя в чужой тарелке. Лицо покраснело, в голове назойливо крутилась мысль: «Зачем я здесь? Как хорошо дома!». Большинство ребят сидели по двое. Лишь в предпоследнем ряду волком-одиночкой сидел черноволосый худенький мальчишка. Соня заняла место рядом с ним и… это вызвало бурю смеха. Не понимая, в чем дело, девочка растерянно смотрела по сторонам.

— А ну прекратить! — взвизгнула учительница и снова выстрелила линейкой. — Если в класс пришла новенькая, это не означает, что в честь ее прихода нужно устраивать балаган. Вот ты, Ольсен, давно ли был на месте Маршал?

Вихрастый блондин нордической внешности, смеявшийся громче всех, тут же умолк и слегка покраснел.

Соня достала из портфеля тетрадки и села за парту. Заметив, что у нее нет учебника, сосед подвинул ей свой. Соня благодарно кивнула. Мальчишка прошептал:

— Я Алекш Тимпов.

Он шепелявил, на зубах у него была закреплена исправительная скобка. Соне он почему-то сразу понравился.

— Соня Маршал, — тоже шепотом вымолвила она.

— Я знаю, — сказал Алекс, радостно улыбаясь. — Ты живешь в доме на озере.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Соня.

— Ш-ш-ш! — Алекс прислонил палец к губам, вернее, к зубам. — Кукуруза услышит! (Он с опаской посмотрел на учительницу, рассказывающую что-то визгливым голосом). Об этом все знают, у нас маленький городок.

— Тимпов и Маршал! — сурово грянул голос Кукурузы.

Соня и Алекс испуганно воззрились на нее. Учительница продолжила урок после того, как увидела страх в глазах провинившихся.

Уроки тянулись мучительно долго, но в конце концов закончились. Соня вышла из школы не одна. Ее сопровождал Алекс Тимпов и братья-близнецы Уркинсон, или попросту, Урки — Ник и Вилли — оба рыжие, большегубые. Родная мать с трудом различала их.