Дом жёлтых кувшинок (СИ) - Страница 2

После этого случая отшельник не покидал своей обители. Электричество скоро отключили за неуплату, но дров и хвороста в округе хватало, и Сумрачный Карп не боялся превратиться в снеговика. Хуже приходилось без хлеба и соли. Сначала он просто не мог есть пресную рыбу и сильно отощал, но со временем привык и даже гордился этим. Хорошо, что он успел сделать солидный запас спичек, которого вполне могло хватить на долгие годы — только нужно было следить, чтобы не отсырели.

Дом Сумрачного Карпа был весьма крепок, и отшельник называл его замком. Даже самый ветхий старожил здешних мест, если бы такой нашелся, не сказал бы, когда и кем была построена эта каменная твердыня.

Каждый день с восходом солнца Карп шел на озеро и возвращался, когда макушки деревьев краснели от заката. Из помятого ведра в разные стороны торчали рыбьи хвосты. В доме отшельника везде встречалась рыба — лежала в ящиках, висела большими гроздьями на бечевках под потолком, даже кучами валялась на полу. Не стоит и говорить, какой дух от нее шел, но хозяина это не смущало.

Иногда Сумрачный Карп видел во сне свою семью. Когда-то он не был Сумрачным Карпом, а был Родионом Серпиновым, и у него была жена и маленькая дочь. Семья. Какое красивое слово!

Но сны были жуткие, потому что в них его жена, Анна, лежала на столе в окружном морге, куда Родиона вызвали на опознание. Вот он подходит, слегка пошатываясь от бессонной ночи, к белой горке, и едва слышит за спиной притворно-равнодушный голос полицейского.

— Готовы? — черные, с зелеными прожилками и большими белками глаза пожилого негра настороженно смотрят на него. Родион Серпинов кивает головой и в ужасе отворачивается: он не в силах видеть беззащитно-бледное лицо Анны.

А потом он видит свою дочь и двух людей, склонившихся над ней. Это мужчина и женщина.

— Девочка, ты должна пойти с нами, потому что папа больше не может быть твоим другом. Папа несет угрозу для тебя. У нас тебе будет хорошо. Ты будешь счастлива.

И они берут девочку за руки, и уводят от него. А он сидит в кресле, он залился пивом по уши и даже не понимает, что происходит…

Снова и снова Родион Серпинов просыпается Сумрачным Карпом: надо плестись на рыбалку — утро, привычный крик петуха и росистая трава по колено.

Озеро стало единственным другом. Другом бессмертным — это для Карпа было сейчас главнее всего. Уход близких — в какой-то мере предательство, он больше не желал быть преданным.

Как-то раз Сумрачный Карп рыбачил со своей старой, пропахшей смолой лодки. День был словно больным, плаксиво накрапывал дождь, дубы недовольно шумели. Вдруг ему почудилось, что кто-то пристально уставился ему в затылок.

«Дети!» — решил Карп, и злость начала есть его душу. Из поселка прогнали и тут шпионят!

— Какого дьявола вам надо?! — крикнул он в пространство и вскочил. Лодка закачалась.

Взгляд как будто исчез. Тяжело дыша, отшельник опустился на свой насест, кутаясь в плащ. Зубы его выбивали дробь. Как они могли пробраться сюда, к самой кромке воды? Как могли прошмыгнуть мимо деревьев, корни которых хлебают болотную жижу? Нет троп, нет лазеек. И все же кто-то только что смотрел на него. Зверь или человек?

Это происшествие вскоре забылось под грудой ежедневных забот, и рыбак тихо жил в своем «замке». Дни и недели проплывали мимо него, как стайки мальков, не оставляя следов ни на доме, ни на сумрачном лице хозяина. Наступил сезон грибов, и Карп проводил много времени в лесу, вообще не появляясь на озере, хотя оно тянуло его к себе.

Хлестал по грязи частый дождь. Сумрачный Карп не надел свой зеленый плащ, и крупные капли проникали за ворот рубахи. Он шел бессмысленно и, скорее всего, сгинул бы в болотной топи, если бы тайная сила не вручила ему нить Ариадны. Сильный ветер подталкивал в спину, словно поторапливая куда-то. Не было мыслей: «Куда я иду? Зачем?».

Озеро взъерошилось, покрылось крупной рябью, будто огромная рыба корчилась на земле. Встревоженные дубы стряхивали с себя мокрые листья.

Непослушными пальцами рыбак отвязал лодку. Она раскачивалась, черпая воду то одним, то другим бортом, и ему стоило немалых трудов усмирить ее. Непогода как будто начала отступать, и лодка быстро удалялась от берега, подгоняемая мерно работающими веслами. Вот и середина озера.

Сумрачный Карп, согнувшись, сел у борта, рискуя опрокинуть лодку и очутиться в темной воде. Обглоданная дождем черная глубина казалась живой. Она и была живой.

«Зачем я пришел сюда?» — подумал рыбак.

— Я знаю, зачем, — ответил кто-то.

— Это ты смотрел на меня?

— Да.

Сумрачный Карп огляделся вокруг. Никого. Только дождь и озеро, вдалеке — лес. И тут отшельник увидел в пучине два огонька. Они мерцали, манили.

— Зачем ты одинок? — услышал он опять.

— Не знаю.

— Зачем ты беден?

— Не знаю.

— Зачем ты стар, болен и несчастен?

— Не знаю, не знаю, не знаю!

— Иди же ко мне!

По иссиня-черной воде поплыли невесть откуда взявшиеся желтые кувшинки. Сумрачный Карп до рези в глазах вглядывался в озеро, пытаясь снова увидеть огоньки. Их не было видно, и рыбак подвинулся к другому борту, лодка качнулась, зачерпнула воды и в ту же минуту перевернулась. Человек очутился в воде. Он держался на плаву, усиленно работая руками. Одежда между тем превратилась в двухпудовые гири. Карп сопротивлялся озеру, дождю, неведомой силе, влекущей его на дно. Он уже не мог видеть, холодная вода усилила свои объятия и проникла в нос и рот. Сумрачный Карп тонул, последний пузырь воздуха покинул его легкие и устремился вверх, унося с собой жизнь рыбака.

Отяжелевшее тело медленно опускалось сквозь толщу воды в сопровождении маленьких рыб и скоро достигло дна…

Однако произошло чудо: он вдруг почувствовал свое тело, мог пошевелить и рукой, и ногой, а когда открыл глаза, увидел настоящее подводное царство: кругом в беспорядке валялись скелеты животных и, может быть, даже людей. Однако была здесь и жизнь: водоросли, проросшие сквозь кости, тощими зелеными пальцами тянулись к свету. Сновали рыбы. Ничто не удивляло и не пугало его, напротив, казалось, что это он всех и удивил, и испугал, внёс ненужную суету в привычный, веками сложившийся уклад.

И все-таки он не был жив: легкие не пытались добыть воздуха, сердце не билось, хотя бывший рыбак ощущал фантастические легкость и силу.

Это был уже не преждевременно состарившийся Сумрачный Карп — тот погиб, не оставив следа. Родился другой, новый, неведомый. Кто он и кому обязан этим преображением?

Преображенный обернулся. Огромные красные глаза жалобно глядели на него. Изможденное существо, которому они принадлежали, не внушало страха и раболепия. Было ясно, что это всего лишь слуга, а вовсе не тот могучий, кто наделил силой бывшего рыбака.

— Я Хранитель Мисоша. Скоро меня не станет. Теперь ты…

Тот, кто когда-то был Родионом Серпиновым, потом Сумрачным Карпом, теперь равнодушно наблюдал гибель существа, назвавшегося Хранителем Мисоша. Оно корчилось на дне, широко раскрывая рот. Наконец, затихло, красные глаза потухли, челюсти плотно сжались. Бывший рыбак поднялся с колен, его глаза тут же вспыхнули красным огнем — зыбкий дух озера вселился в него. Опутанный ожерельями похожих на бриллианты пузырьков, новый Хранитель поплыл вверх, резкими движениями разрезая воду. Он вырвался по пояс на поверхность озера и торжествующе закричал, перекрыв шум ливня и ветра.

Фил Маршал

Фил Маршал грустно смотрел в окно. В грязноватом дворике жилищного управления городка под названием Ихтиандр стоял его обшарпанный «Фольксваген» и копошились в пыли куры. Вокруг машины бродил, не обращая на кур внимания, обросший седой шерстью пес и время от времени поглядывал на Фила.

Маршалу было немногим больше тридцати, однако в волосах просматривалось серебро. Последнее время дела его семьи шли неважно, можно сказать, она обанкротилась. Фил тяжело вздохнул, вспомнив тот памятный для него разговор с шефом, в котором начальник, нагло глядя ему в глаза, заявил, что его «вынуждены уволить из-за недостатка опыта корпоративного общения». Маршал подозревал, что здесь не обошлось без Гарри — главного клерка его бывшей конторы, прижимистого подхалима и виртуозного пройдохи. Это случилось в небольшом городке, расположенном милях в двухстах к югу от Ихтиандра, и жить там стало невмоготу. Маршал, обладавший высокой самооценкой, вдруг превратился во всеобщее посмешище. Он стал угрюм, раздражителен и в конце концов заявил своей жене Анжеле, что они должны «свалить из этого гадюшника». Анжела обрадовалась, потому что и сама чувствовала себя здесь не на своей орбите: она терпеть не могла сплетен и дрязг, в коих обитатели южного городка достигли необыкновенных высот.