Дом Ветра (СИ) - Страница 188

***

Апрель 1987.

В ту весну Полли уже исполнилось восемнадцать; окончив школу, юная девушка мечтала поступить на искусствоведа и поселиться подальше от родителей. Она давно знала, что мать два года встречается с Роджером Томпсоном, а отец меняет любовниц почти каждый месяц, но ее саму мало волновали семейные проблемы. Сама она была охвачена новыми чувствами.

Когда ей было тринадцать, она зареклась, что больше никогда не будет любить, чтобы потом не страдать, но, посмотрев на Флору, которая была старше на пять лет, она решила больше не бегать от себя самой. Полли отрезала свои длинные косы и сделала стрижку, как у принцессы Дианы. Полли смотрела на себя в зеркало и каждый раз понимала, что она наконец-то превратилась в женщину из девочки-подростка.

Больше всех она общалась с Кэрри. Ее маленькой подружке было тринадцать лет. Они вместе учились, Полли любила искусство, Кэрри, как и отец, медицину. Они были очень разные, но все же дружили. Часто вместе гуляли по Лондону и брали с собой Лили Роуз. Кэрри с тех пор, как Гарри хлопнул дверью и ушел, сильно изменилась. Она поняла, что больше нельзя быть такой эгоисткой.

Полли стремилась к свободе, и это поддерживал Роджер. Ему она могла доверить все, он понимал ее, придавал сил, направляя ее стремления. Роджер действительно заменил ей Дилана, отец никогда не знал, чем она живет, каков ее внутренний мир, что ее терзает и занимает все ее мысли — Роджер же предугадывал желания. Она всегда хотела, чтобы у нее было начало антикварной коллекции. Роджер подарил ей просто так антикварные сережки в форме солнца с рубинами. Полли считала это дорогим подарком, но Роджер умел убеждать.

Подружки не понимали перемен в ней, мамин любовник ни в чем ей не отказывал, и Полли ощущала чужую зависть. Почему мама раньше не встретила его и не поняла, что с Диланом у нее ничего путного не получиться? Ведь Роджер любит ее, и это самое главное, а что думают другие — не важно.

***

Май 1987.

В Лондон пришли первые безоблачные дни. Улицы, переполненные ароматами весенних цветов, ароматными булочками, кофе и любовью, как всегда, поглощали тепло, наполняли сердце сладким ощущением радости. Май по обыкновению дарил легкость. Гарри стоял на балконе, смотря на весенние пробки: все стремились за город, только его семья не хотела перебраться в тихую местность. Все его домочадцы любили Лондон, для них было бы мучительно расстаться с ним и сменить фон мегаполиса на зеленые поля. Конечно, когда-нибудь отца не станет, и он станет хозяином Дж-Хауса, но у отца, как у и всех мужчин их семьи, было крепкое здоровье.

Гарри курил. Холли накрывала стол. Они прожили вместе уже много лет, он мечтал о еще одном ребенке, а она постоянно твердила, что ее на всех не хватит. Энтони и Луису было уже по девять лет, Кэрри — тринадцать. Но Холли была непреклонна.

Супруги многое пережили. По утрам стало шумно, особенно когда домочатцы собирались в школу. Бэсс с Али, так звали Аллегру, днем бывали у Флоры, та умела занять детей. Гарри всегда нравился тот факт, что у них была большая семья. У его деда трое потомков, у них же — семеро, а правнуков у Виктора — пока одиннадцать. Гарри потушил сигарету, заходя в дом. Холли устало проводила всех к двери, смотря на часы: скоро должен был приехать Ричард, чтобы забрать девочек. Гарри поцеловал жену, уже морально готовясь к сложному дню.

Их карьера была на взлете. Энди скоро должна была уйти со своего поста, и все в клинике были в предвкушении того, кто займет ее место. Завистники мечтали, что вместе с ней и падет чета Лейтон. (Ни для кого не было секретом, что Энди крестница и племянница покойного Виктора, двоюродная тетя Гарри, а Гарри — его внук.) Другие только и мечтали, что кто-нибудь из них двоих станет новой главой. Сам Гарри совсем не думал обо всем этом, а Холли настолько была увлечена своей семьей, что в свои тридцать семь была готова бросить все, чтобы остаться дома и стать простой женщиной.

 — Как ты думаешь, в моем возрасте поздно стать матерью? — спросила женщина, у Гарри как-то радостно затрепетало сердце, а что, если его ожидания подтвердились:

— Да нет. А ты что, беременна? — она надула губы, конечно, он знает все тайны ее организма.

— Пока нет, но ты же готов стать папочкой, — она заливисто засмеялась.

— Готов. Я всегда был за кучу детишек в нашем доме, — ответил мужчина. — Ах, Холли, я буду тогда самым счастливым человеком.

— Это взаимно. Ладно, тебе пора, — она завязала ему галстук.

— Ты не со мной?

— С тобой.

Сейчас они качались на волнах, как во время штиля, беззаботно порхали, как бабочки, не задумываясь, что после белой полосы всегда наступает черная.

***

Бетти вышла из душа, надевая белый пеньюар на одной застежке. Фредди сидел на краю постели и пил мартини. Женщина села сзади, обнимая его за плечи и целуя в шею; не почувствовав никакой реакции, отстранилась от него:

— Что с тобой происходит? — робко спросила она.

— Иногда мне кажется, что из меня все высосали. Я ощущаю такую опустошенность... Да и возраст давит еще сильней, — Фредди вздохнул.

— Сорок еще не приговор, — Бетти приблизилась к нему.

— Да, но я не молодею, через лет пять ты будешь искать себе кого-нибудь помоложе, — он поставил свой бокал на пол. Бетти снова его обняла.

— Но я ведь тоже не молодею. Мне уже тридцать два, и через лет пять я никому не буду нужна. Ты волновал меня, и когда тебе было двадцать два, и тридцать, и сорок, потому что ты это — мое все. Я люблю тебя, — он обернулся к ней, смотря прямо в глаза. Чувства взяли вверх над ним. Он приник к ее губам в сладком поцелуе. Ее пальцы оказались на его голове.

— Я скучала по тебе, — прошептала она, отвечая на его поцелуй со всей страстью, на какую она была только способна.

— Люби меня, Бетти, люби меня, — произнес он, задыхаясь.

Стена рухнула, все, что он возвел, рухнуло в этот самый миг.

Фредди провел рукой по ее оголенному животу, кружевным белым трусикам, он расстегнул халат, мешавший наслаждаться телом любимой. Он откинул его в сторону, прикасаясь к Бетти, как в первый раз. Фредди вдохнул аромат ее тела, такой знакомый, такой волшебный.

Бетти проснулась среди ночи. Фредди курил на краю постели. Она впервые увидела его слезы, она прижалась к его спине щекой.

— Миленький мой, что с тобой? — спросила она его. — Ты сожалеешь о том, что произошло между нами?

— Я люблю тебя, не покидай меня никогда, — она повернула его лицо к себе. — Я умру без тебя, только не покидай меня, умоляю...

— Я всегда с тобой, — Бетти стирала его мужские слезы пальцами, осушая их поцелуями. Она любила его, так любила, что готова была принять его ношу, оберегать его. — Слышишь, я с тобой, мой дорогой.

— Ты обещаешь, что всегда будешь со мной? — она прижала его голову к обнаженной груди.

— Да, я буду с тобой, что бы ни случилось. Для меня нет мира без тебя, я не хочу жить без тебя, потому что ты — все для меня, ты — все, что у меня есть, все остальное — просто пыль, — она жадно прильнула к его губам, толкая на простыни, он потянулся к ней...

***

Лето 1987.

Полли с радостью съехала от родителей. В отличие от своей матери, она всегда считала себя красавицей. У нее такая же демоническая красота, как у ее бабушки Джулии. Джулия даже в свои годы выглядела очень молодо, и Полли хотела быть такой же. Хотя главный секрет красоты — это любовь. У самой Полли кружилась голова от счастья. С Диланом не все так просто, как хотелось. Он в последние годы стал много заботиться о ее личной жизни, но, учитывая тот факт, что ее родители на грани развода, ее мало это беспокоило. Ее кумиром была Бетти, та умела дать отпор всем, хотя и Флорой она тоже восторгалась.

Полли хотела любви, она искала ее, не заметив, что сама нашла. В антикварной лавке, где когда-то она любила находить те или иные утерянные семейные ценности, теперь уже работала; ее хозяин, тридцатитрехлетний искусствовед, красиво за ней ухаживал: дарил по утрам цветы, делал комплименты, ей, в отличие от других, взбалмошность сходила с рук часто. Но Айк Руммерс никогда не намекал, что хочет с ней переспать. Ее подруги считали, что ей совсем не нужен этот старикан, ведь есть столько молодых и шикарных мужчин, но Полли не интересовали зеленые юнцы, которые ничего не понимали в женщинах. Впереди таких шло их Эго, а потом уже они сами.