Дом в предгорье - Страница 1

                                                                        Божена Немцова

                                                                     ДОМ  В  ПРЕДГОРЬЕ

                                                                    Картинка из Словакии.

Перевод с чешского и примечания А.И. Серобабина (часть примечаний верстальщика).

Иллюстрации О.Л. Бионтовской.

Издательство «Детская литература», Ленинград, 1984 г.

Был канун Яна Крестителя.[1]

После нескольких дней изнурительного зноя вечером разразилась сильная гроза с ливнем. В доме Медведей в небольшой деревне у подножия Дюмбьера,[2] самой высокой горы в Зволенских[3] лесах, собирались ужинать, но загремел гром, и стало не до ужина.

Бабушка завесила окно белым платком, а чтобы гроза обошла дом, в пылающий огонь очага бросила три освященных сережки с вербы. На протяжении всей грозы хозяин и работники молились, и лишь когда поутихло и гром перестал греметь, старуха с дочерьми вышла из дома, чтобы посмотреть, готов ли на кухне запоздавший ужин. Пока накрывали на стол, старик хозяин отправился взглянуть, прояснилось небо или все еще затянуто тучами. Темень стояла хоть глаз коли, дождь лил как из ведра.

— Ну, тот, кого эта гроза застигла под открытым небом, долго будет ее помнить! — сказал хозяин, возвращаясь в сени, освещенные светом пламени открытого очага летней кухни, возле которого хлопотали женщины.

Неожиданно со двора донесся собачий лай.

— Что это пес залаял? Волка чует или недоброго человека? — произнес хозяин, шагнул в открытую дверь и стал всматриваться в ночную тьму.

Вскоре он услышал шаги, но идущего увидел, лишь когда тот подошел к самому порогу. Это был молодой человек в дорожном костюме, с рюкзаком за плечами и с окованным посохом, которым он отгонял кидавшегося на него пса, сопровождавшего путника до самого порога и отбежавшего только после окрика хозяина.

— Дай вам бог счастья, хозяин! — поздоровался пришелец, входя в сени и снимая шляпу, набухшую от дождя и похожую на гриб.

— И вам дай бог, — ответил тот и, приподняв низкую, обшитую белой овчиной шапку, с любопытством взглянул на путника и спросил: — Кто вы?

— Я странствую, в здешних местах никого не знаю. Ночь и гроза застигли меня врасплох, в темноте сбился с пути. Явите милость, не откажите в ночлеге и куске хлеба, — попросил путник приятным голосом.

— С удовольствием, проходите же! В чужих местах заблудиться легко, да еще в такую непогоду, — сказал хозяин, гостеприимно открывая перед незнакомцем дверь.

— А ну, дети, быстро готовьте галушки, яичницу, несите что есть вкусного, надо гостя как следует накормить.

— Студент небось какой-нибудь! — заметила старуха, а дочка, сноха и шестнадцатилетняя внучка Катюшка, которые готовили ужин, с любопытством стали разглядывать гостя, как только он появился в дверях.

Распорядившись на кухне, старая хозяйка вошла в комнату, где гость в это время снимал свой рюкзак.

— Да ведь он насквозь промок, — озабоченно сказала старуха, дотрагиваясь до мокрой одежды гостя.

— На мне сухой нитки не осталось, лило нещадно, наверное, и там все промокло, — ответил незнакомец, развязал рюкзак и заглянул в него. Там лежало немного белья, книжки, ящичек с красками и кое-какие необходимые мелочи.

— Все сухое, — сказал он, довольный.

— Но в этой одежде оставлять человека нельзя, — заметила хозяйка.

— Это дело легко поправимое, — ответил хозяин, — Зверка ростом такой же, думаю, что пану его одежда будет в самый раз.

Повернувшись к маленькой батрачке, глядевшей на гостя вытаращив глаза, велел ей позвать Зверку. Девочка убежала, и вскоре явился Зверка, племянник хозяина, молодой, стройный парень. Услышав, что требуется, он тут же бросился за своим праздничным костюмом и принес все: ширицу  — белый толстого сукна армяк, ярко расшитый спереди и по краю разноцветным шелком, короткую рубашку с широкими, вышитыми красным рукавами, синюю суконную куртку, тоже вышитую, широкий кожаный пояс с желтыми латунными пряжками и цепочками, узкие белые штаны и крпцы, словацкую кожаную обувь с ремешками. Принес он также и широкополую шляпу с букетиком.

Приветливо улыбнувшись, путник взял одежду, только шляпу и рубашку вернул.

— Ты, Зверка, помоги пану надеть на себя все это, сам он тут не разберется, — подсказала хозяйка и, показав гостю на боковую дверь, которая вела в чулан, предложила войти туда и переодеться.

Гость вошел в чулан, а Зверка за ним.

Вскоре, переодетый во все деревенское, кроме рубашки, гость вышел из чулана. В этой одежде сразу стало видно, как он прекрасно сложен.

— Будто на вас шито! — воскликнула хозяйка, ставя на стол хлеб и соль в знак радушия.

— Я словно заново родился, и все благодаря вашей доброте и гостеприимству, — сказал он.

— Ну вот и хорошо, — ответила хозяйка, — а то давно уже за этим столом не случалось гостя видеть.

— Отведайте нашу хлеб-соль, — предложил хозяин и, когда гость отрезал хлеба, посолил и стал есть, сказал: — Мы тут вроде как на отшибе, поэтому нога постороннего редко переступает наш порог. А откуда же пан идет?

— Гостил у дяди, в Гевешском округе под Мишковцем[4] у него имение, я там каждый год живу. Захотелось немного Словакию посмотреть, и я двинулся в путь пешком, решив, что мир лучше узнавать не из повозки. Вчера заночевал в Тисовце,[5] там сказали, что уже сегодня могу быть в Брезно.[6] Не сойди я с главной дороги, может, и добрался бы. Да вот сошел, очутился в лесу и заблудился. Если бы не блеснул огонь вашего гостеприимного очага и не указал мне дорогу, блуждал бы я до утра в лесу, а может быть, там и погиб.

— Ну, вы не сильно уклонились, мы ведь у самого подножия Дюмбьера, а от нас до Брезно полтора часа ходьбы. Только я бы не советовал пускаться в путь по нашим лесам тому, кто не знает лесных троп, не знает, как через лес пройти, очень легко тут заблудиться так, что и вовсе не выберешься, — заметил хозяин.

В это время женщины подали ужин на стол, следом за ними явились и работники. Все встали вокруг стола, хозяин снял шапку, перекрестился и, сложив руки, стал молиться, а остальные громко повторяли за ним слова краткой молитвы и гость вместе с ними. И хотя он не привык молиться перед едой, установленный здесь порядок уважал.

Помолившись, все сели за стол, покрытый белой полотняной скатертью: хозяин с семьей — во главе стола, работники в противоположном конце. Гостя усадили на почетное место — в углу рядом с хозяином. Работники ели из одной чашки, у хозяина и у остальных стояли тарелки, лежали роговые ложки, а гостю положили, кроме того, вилку и нож. На хозяйском конце стола в честь гостя подали на два блюда больше.

— Ну что ж, угощайтесь чем бог послал да что наспех сготовили, — сказала хозяйка, придвигая гостю миску с похлебкой из пахты.[7] Гость же по господской привычке хотел, чтобы первой отведала хозяйка, но — боже упаси! — она ни за что на свете себе не налила бы.

— Гостю почет, — сказала женщина, и волей-неволей ему пришлось налить себе первому.

Все принялись за еду, наступила тишина, которую временами нарушала хозяйка, потчуя гостя, как это принято везде.

— Ну, попробуйте галушки, брынза там хорошая. А может, яичницы положить? — предлагала она, хотя проголодавшемуся гостю нравилось все.