Дом, в котором ты живешь - Страница 38

Перед зимними каникулами Денис сдавал экзамены в лицей при Менделеевской академии и страшно радовался, что поступил. Обратной стороной этой медали была дорога – час двадцать в один конец. Вставал в начале седьмого, выезжал в семь и успевал еле-еле.

Вслед за Денисом уходила мама. Она, ко всеобщему удивлению, изъявила желание поработать у Аньки.

– Какая зарплата? – переспросила она, случайно услышав мой разговор с приятельницей по старой работе. – Быть не может! Повтори! И с их питанием? Это мне учителем три месяца работать… даже с четырнадцатым разрядом!..

Анька уходила на работу в девять, но маму они ждали к восьми.

– Что бы я без нее делала? – кричала мне Анька по телефону. – Мы ни позавтракать не можем, ни на работу собраться, я уж не говорю про Петьку.

Мама иногда поругивала Аньку за безалаберность, но поругивала добродушно. И ездила к ней с удовольствием.

Последним из дому уходил Олег. Его школа во дворе, и он успевал еще поиграть на компьютере после ухода старшего брата.

– Иди, иди, опоздаешь, – торопила я.

Олег, вымуштрованный бабушкой, уходил, не доиграв. Хлопала дверь, и я оставалась одна.

Общеизвестно, что дома всегда есть что делать. Особенно если в этом доме двадцать два квадратных метра жилой площади, а живут на них четыре вполне самостоятельных человека. У каждого свои склонности и привычки.

Например, мама. Обожает журнал «Семь дней». Яркие стопки занимают все углы в квартире. Кроме того, она перечитывает романы Золя: закладывает толстенные тома футляром от очков и потом без конца ищет их. Еще мама не выбрасывает подаренные ей букеты, делает из них композиции и расставляет где попало.

Денис возомнил себя рассеянным профессором, эдаким Альбертом Эйнштейном. Без лицейских лекций и пахнущих пылью справочников за стол не садится, а после еды складывает все это на холодильник и будто бы забывает об их существовании.

Словом, не люди живут у нас в квартире, а одни яркие индивидуальности. Рядом с ними непременно должен быть кто-то, кто уберет, протрет, а в нужную минутку подскажет, где лежит вожделенная вещь. Возможно, на эту роль могла бы сгодиться я. В отличие от мамы я не зарабатываю больших денег. И не готовлюсь к вступительным экзаменам, как Денис. Но я тоже «индивидуальность». Индивидуального во мне то, что я живу в большом торе, как в черной ночи. И в этом смысле моя индивидуальность перевешивает все остальные.

Нельзя сказать, что я живу совсем без надежды. Сначала, когда я только перебралась к маме, мне казалось, что Давид, не дозвонившись на Каменщики из Стокгольма, начнет повсюду разыскивать меня и рано или поздно найдет.

Потом я дала ему отсрочку. Ведь в Стокгольме он все спишет на неполадки телефонной связи. Но приедет в Москву, увидит пустую квартиру, поймет, что не мыслит жизни без меня, мгновенно сделает выбор между мной и Евой… Я бежала на каждый телефонный звонок. Бежать было недалеко, но все время что-нибудь больно ушибешь: то локоть, то коленку. Я хватала трубку и терла ушибленное место.

– Позовите Дениса… Здравствуйте.

– Олега можно?

– Вас беспокоят с телефонного узла…

– Попросите, пожалуйста, Юлию Александровну. Это со старой работы…

– Опрос общественного мнения. Не согласились бы вы ответить на несколько вопросов?

Сердце сделает кульбит, замрет, и дальше – в новое ожидание…

Последняя надежда стала таять в середине февраля. Он уже неделю в Москве. Как бы ни был занят, позвонить нашел бы время. Значит, не хочет. Решил, что так лучше. Неужели так спокойно решил? А кто сказал, что спокойно. Может, ему сейчас еще хуже.

Нет, глупости. Он просто не может найти меня. Звонит, наверное, на Чистопрудный.

Думает, я вернулась туда. Я набрала номер своей квартиры. Не отвечает. Может, и он сейчас так же замирает над телефоном. Я взглянула на часы. Половина девятого. От крыльца до крыльца езды сорок минут. Буду у Ленки в десятом часу вечера. Наверняка, она уже вернется.

Я лихорадочно натягиваю сапоги, влезаю в рукава шубы.

– Ма, ты скоро? – интересуется Олег. Несмотря на поздний час, дома мы с ним вдвоем.

– Скоро, – бросаю я на ходу.

…Ленка не открывает. Я жму на звонок, уверенная, что она конечно же дома, но случайно увидела меня в окно и не хочет лишний раз напрягаться. А зачем? Денег она мне не должна, остальное ее не касается. Восстановить Ленкину логику нетрудно. А если Давид спросит у нее мой телефон? Она даст номер на Каменщиках. Все, круг замкнулся. Номер мобильного я сгоряча сменила.

Надо было уходить, но тут за моей спиной с шипением разъехались двери лифта. Ну конечно, кто-то из соседей. Не везет мне! Сейчас начнутся расспросы, сочувственные взгляды. Бедная женщина, одна с тремя —детьми. Решилась на последний отчаянный шаг – сдала квартиру…

– Марин, ты что ль? – Вздрогнув, я оглянулась и увидела Изу. Она выходила из лифта бледная, в распахнутой дубленке, страшно родная.

– Иза! – Я бросилась к ней. Секунду назад невозможно было представить, что я могу так радоваться. – Иза, неужели это ты?

– Да я, я, – устало улыбнулась Иза. – да ты к Ленке? Они уехали… В Голландию.

– Правда?!!

– А что? Она вроде бы с тобой рассчиталась.

– Да. Но я жду звонка. На этот номер. – Я кивнула головой в сторону квартиры.

– Почему на этот? Да что мы на лестнице разговариваем? Заходи и не стой как чужая, раздевайся. Поужинаешь со мной.

– А твои где?

– Сергей в командировке. Завтра возвращается. Катька у подруги. К какому-то зачету готовится. Какие, скажи мне, зачеты в начале семестра?

Иза молниеносно накрыла на" стол, достала рюмки и неизменный ликер.

– Вот держу на случай твоего внезапного появления. Где ты пропадаешь? И что за чушь ты несла насчет каких-то звонков?

– Понимаешь… – замялась я. – Я жду звонка от одного человека… А он знает только этот телефон.

– Какой человек? Слушай, не темни, пожалуйста!

Я помолчала.

– Давид!

– Как Давид?!! А я звоню-звоню по 912… Ты там больше не живешь?

– Нет, я у мамы…

– Вы поссорились?

– Тут другое. У него жена в Швеции.

– Да ты что?!! Ну и конспиратор! Так поставил дело– никто ни о чем не догадывается…

– Кто не догадывается? – взорвалась я. – Булыжная?! Передай ей: жене девятнадцать, современная, с юмором – ходячий праздник!

– Ну а ты-то тогда чего ждешь? – спросила Иза спокойно.

– Ах, Иза! Чего я жду? Надежда умирает последней!

– И на чем зиждется твоя надежда?

– На невозможности жить без нее.

– Не увиливай! – сказала Иза строго. Она (и небезосновательно!) считала себя профессором в таких вопросах и требовала полного отчета.

Пришлось отвечать.

…Жили хорошо. И расстались хорошо. То есть то, что расстались, не хорошо, конечно. Но разошлись по-хорошему: так-то и так-то.

– Это ты свой побег называешь «разошлись»?

При одном воспоминании о побеге я поежилась. Как только у меня тогда хватило сил?

– Да как ни назови… Я не хочу делить его с кем-то. Будь на его месте кто-нибудь другой – не знаю, но его… А может, просто возраст… не позволяет идти на компромисс.

– А я слышала – наоборот: максимализм – удел молодости. С годами начинаешь ценить счастье в любых количествах.

– Это кто как. А помнишь, ты говорила: прожить спокойно и с достоинством? Вот и пришлось выбирать: или достоинство, или счастье урывками.

– Ну, выбрала достоинство, а теперь мечешься как угорелая?

– Господи, Иза! Я так устала. Достоинство – это почти непосильно! – Чтобы не разрыдаться, я закусила губы.

– Как ты изменилась, Маринка! – проговорила Иза после недолгого молчания. – Рядом с этим Давидом просто другим человеком стала! Ты была всегда (не обижайся!) взрослым ребенком… нерешительным, робким, зависимым. А теперь – хозяйка! И знаешь, я думаю, он позвонит. Не сюда, конечно. На самом деле ему ведь ничего не стоит найти тебя.

– Чего ж он ждет? – почти закричала я.