Дом у озера - Страница 4
— Мам? — Аарон обиженно смотрел на нее снизу вверх. — Ты даже не слушаешь.
— Извини, дружок. — Она набрала в пакет слив и положила в тележку. — Немножко задумалась.
— О чем? Расскажи. Тебя уволили с работы или просто сократили? — спросил он, катясь радом на подножке тележки. Кейт повернула к следующему проходу. Сын смотрел на нее из-за горки коробок с крупами и пакетов с сухофруктами. Смотрел выжидающе и строго.
Аарону было всего только девять, но его не по-детски серьезный вопрос застал ее врасплох.
— Может быть, я сама ушла. Ты об этом не подумал?
— Ты бы никогда сама не ушла. — Он прихватил с полки пакетик «Джолли ранчерс» и бросил в тележку.
Кейт тут же вернула конфеты на место. «Джолли ранчерс» вредили зубам больше самого плохого дантиста.
— Почему ты говоришь, что я бы никогда не ушла? — растерянно спросила она. Подрастая, Аарон все чаще выражал собственное, отличное от ее, мнение и нередко говорил вещи, которые не только удивляли, но даже пугали.
— Потому что это правда. Сама ты ушла бы только в одном случае, если бы подвернулось что-то получше, а я точно знаю, что это не так. У тебя так не бывает.
Кейт побарабанила по потертой пластиковой ручке старенькой тележки и свернула в проход с консервами.
— Неужели? А почему ты так уверен?
— Потому что ты заходишься.
— Я не захожусь.
Но, конечно, сын был прав. Она и впрямь заходилась. Вечерами бродила по комнатам, подолгу стояла у окна и нередко ложилась, когда на паромных терминалах уже гасли огни. Именно в это время ей становилось невыносимо одиноко и страшно. Именно в это время Кейт-оптимистка проваливалась в бездну отчаяния. Будь у нее влечение к спиртному, именно в это время она тянулась бы к бутылке. L'heurebleue [3],так называют французы этот час между тьмой и рассветом. В этот час маска бодрости, веселости, жизнерадостности спадала, и Кейт уступала тому, что сама ненавидела, — депрессии. То был час раздумий, размышлений о том, где она и куда пойдет дальше. То был час, когда главная задача — вырастить Аарона — представлялась слишком трудной, почти невыполнимой. И каждое утро, к рассвету, она выползала из ямы отчаяния и встречала день, готовая идти дальше.
— Покупать надо продукты, помеченные стикером «ЖД», — посоветовал Аарон, указывая на черно-зеленый ярлычок под полкой с консервированным тунцом.
Кейт поспешно, словно банка с альбакором [4]тяпнула ее за палец, вернула консервы на место.
—Почему, скажи на милость, ты так говоришь?
— Чандлер рассказывал, что у его мамы тонны продуктов с этой этикеткой — «Для женщин и детей», — объяснил Аарон. — Это фи… феде… в общем, какая-то программа для бедняков.
— Мы не бедняки, — отрезала Кейт, даже не заметив, что повысила голос.
Какой-то мужчина в конце прохода обернулся и посмотрел на нее. Нет, не какой-то, а тот самый, которого она видела чуть раньше на парковочной стоянке. Только теперь он был ближе. Густая щетина не помешала рассмотреть четкую линию волевого подбородка. Солнцезащитные очки уступили место обычным, в роговой оправе, с обмотанной скотчем дужкой. В то мгновение, когда их взгляды встретились, Кейт успела заметить, что глаза у него цвета выдержанного виски. Он что же, лузер? Компьютерный фанат?
Кейт отвернулась, пряча вспыхнувшее лицо, и покатила тележку в другом направлении.
— Видишь? Вот почему ты никогда сама работу не бросишь. Ты слишком смущаешься из-за того, что мы бедные.
— Мы не… — Она осеклась, медленно и глубоко вдохнула. Надо успокоиться. — Послушай, дружок. У нас все нормально. Даже лучше чем нормально. В газете у меня не было никаких надежд на продвижение, так что в любом случае подошло время что-то менять.
— Так мы бедные или нет?
Мог бы и потише говорить.
— Нет, нет, — заверила его Кейт.
Вообще-то ее зарплаты в газете едва хватало на жизнь, и большую часть дохода она получала от сдачи в аренду доставшейся от отца недвижимости. И все же работа значила для нее многое. Кейт была обозревателем, колумнистом и теперь, когда ее сократили, чувствовала себя так, словно из-под ног выдернули коврик.
— Просто нам придется провести все лето вместе, вдвоем. — Она посмотрела на сына и, прежде чем выражение на его лице стало совсем уж несчастным, спросила: — У тебя с этим какие-то проблемы?
— Да. — Он лукаво улыбнулся. — Может быть.
— Какой хитрец. — Она натянула ему на глаза козырек бейсболки и подтолкнула вперед. Господи, оглянуться не успеешь, как твой рыженький, с конопушками малыш станет одного с тобой роста.
Настроение у него сменилось совершенно неожиданно, без какой-либо видимой причины.
— Тупое лето! — взорвался он, и глаза вдруг превратились в узенькие щелочки, а щеки побледнели. — Еще одно тупое, скучное лето! И зачем я только поехал!
— Аарон, не начинай…
— Я и не начинаю. — Он сорвал бейсболку и бросил на пол посреди прохода.
— Вот и хорошо. — Ей стоило немалых усилий не сорваться. — Мне нужно сделать покупки. Чем скорее мы закончим, тем быстрее попадем к озеру.
— Ненавижу озеро.
Надеясь, что они не привлекли к себе ненужного внимания, Кейт объехала сына и торопливо покатила тележку дальше. Ее только что не трясло. Главное — не сдаться, не уступить, не позволить, чтобы его неспособность контролировать свое поведение управляла ею. Когда же это кончится? Она консультировалась с докторами и психологами, прочла сотни книг и статей на эту тему, но никто так и не смог помочь ей решить эту проблему. Пока что самым эффективным представлялось время. Минуты растягивались до бесконечности, пока Кейт ходила туда-сюда по рядам, совершенно не обращая внимания на сына. Порой она отчаянно жалела, что не может забраться к нему в голову, найти источник боли и как-то все поправить. Но для тех невидимых ран, что он носил в себе, не было ни лейкопластыря, ни мази. Люди, исполненные самых благих намерений, желающие ей только добра, в один голос говорили, что мальчику нужен отец. Еще бы!
Голос у нее за спиной прозвучал тихо, покаянно.
— Мам, прости. Я больше не буду. Не буду беситься и кричать.
— Надеюсь. — Сердце ее разрывалось, как случалось всякий раз, когда они ссорились. — Когда ты выходишь из себя и кричишь, это ужасно неловко и горько.
— Знаю. Прости, — повторил он.
В запасе у нее была по меньшей мере дюжина стратегий дальнейшего поведения. Но они провели целых три часа в дороге, добираясь сюда из Сиэтла, и теперь Кейт не терпелось как можно скорее вернуться в коттедж.
— Нам нужна маршмеллоу [5].
Сын облегченно выдохнул, лицо его смягчилось, и он снова стал самим собой, покладистым, добродушным Аароном, таким, каким его слишком редко видели учителя в школе. Гроза налетела, но быстро прошла, не оставив горького послевкусия.
— Пойду поохочусь, — сказал он.
За те годы, что они приезжали сюда, у них выработались некоторые традиционные ритуалы, уходившие корнями в древние, мистические знания. Некоторые вещи всегда делались с соблюдением определенных правил. Приготовление маршмеллоу было одним из таких ритуалов. Так, крекеры полагалось брать только медовые и уж никак не коричные, а пастилу следовало закатывать в миниатюрные конфетки М & M's. Никакие другие варианты не проходили. В тот вечер, когда готовили маршмеллоу, все обязательно разгадывали шарады на берегу. Кейт попыталась мысленно составить список прочих традиционных развлечений и вздохнула — как бы чего не упустить. К ужину непременно созывали ударом в висящий над крыльцом старый корабельный колокол. В начале июле в скособоченном придорожном киоске покупались фейерверки для празднования Четвертого июля. В день летнего солнцестояния из чулана доставали покрытый паутиной набор для крокета и играли ровно до заката, до десяти вечера, причем с таким азартом, словно на кону стояла чья-то жизнь. Если шел дождь, на свет божий извлекалась доска для скрэббла, что не мешало страстям бушевать с не меньшей силой. Этим летом подросшему Аарону предстояло освоить искусство «хартс» и виста, хотя Кейт и сомневалась, что при наличии всего двух игроков у них что-то получится.