Дом свиданий - Страница 3

Обернувшись, я увидел две фигуры, застывшие в драматических позах, словно охваченные бурным волнением. Только что их скрывал невысокий куст; пройдя рощу равеналий и миновав лужайку, я оказался в таком месте, откуда хорошо их видел в ореоле небесно-голубого света, падающего от дома (который оказался ближе, чем я полагал, судя по пройденному мной пути), во внезапно открывшемся отсюда пространстве. Женщина одета в длинное платье, широко расходящееся книзу, с обнаженными плечами и спиной. Она стоит неподвижно, но повернув голову и многозначительно приподняв плечи — прощание, презрение, ожидание? Левая рука не касается тела и поднята на уровне бедра, правая поднесена к лицу — чуть согнутая в локте, с широко разведёнными пальцами, — словно опирается о стеклянную стену. В трёх метрах от руки, выражающей, вероятно, осуждение, а может, и страх, стоит мужчина в белом пиджаке. Выглядит он так, словно упадёт сейчас, сражённый пулей из пистолета, который женщина выронила сразу же после выстрела и теперь стоит, разжав правую ладонь, потрясённая собственным поступком, не смея взглянуть на мужчину. А он, едва держась на ногах, покачнувшись, одной рукой судорожно сжимает грудь, а другой, отведя её за спину, как бы ищет опору, за которую хочет ухватиться.

Затем, очень медленно, не выпрямляя плеч и не разгибая колен, мужчина подносит руку к глазам и в этой позе замирает. Он всё ещё неподвижен, а она медленным мерным шагом лунатички направляется в сторону дома, отбрасывающего лазурные отблески: плечи по-прежнему приподняты, левая рука отталкивает невидимую стеклянную стену.

Чуть дальше на той же аллее на мраморной скамье виден одинокий мужчина. Одет он во всё чёрное и сидит в тени экзотического растения, мясистые листья которого образуют над ним навес: руки не касаются тела, вытянутые ладони лежат на скамье, кончики пальцев обхватили её закруглённый край. Подавшись вперёд, он опустил голову, рассматривая — или не видя ничего — белый песок возле лакированных туфель. Чуть дальше видна привязанная к дереву девушка, на ней изорванная трикотажная сорочка, дыры в которой открывают обнажённое тело — бёдра, живот, едва очерченные груди, плечи. Руки у девушки связаны сзади, губы искривлены в гримасе ужаса, глаза широко открыты — она потрясена тем, что видит: в нескольких метрах отсюда огромный тигр всматривается в неё, готовый вот-вот прыгнуть. Группа выполнена в натуральную величину, из раскрашенного дерева, в начале этого столетия и представляет собой сцену охоты в Индии. Фамилия скульптора — английская — вырезана внизу на стволе фальшивого дерева, рядом с названием скульптуры «Приманка». Третий персонаж скульптурной группы — охотник — вместо того, чтобы сидеть на стволе или замереть, укрывшись в лесной чаще, стоит чуть поодаль в высокой траве, ухватившись рукой за руль велосипеда. Одет он в белый полотняный костюм, на голове — пробковый шлем. Стрелять он не собирается — над правым плечом виден ствол винтовки. И вообще охотник смотрит не на тигра, а на приманку.

Понятно, что ночь в этой части парка особенно темна, и это мешает рассмотреть многие подробности, заметные лишь при дневном свете: такие, как велосипед, название скульптуры, фамилию мастера (Джонсон или Джонстон, что-то в этом роде). Но тигр и привязанная к дереву девушка находятся у самой аллеи и хорошо видны на тёмном фоне зарослей. Днём неподалёку можно полюбоваться и другими скульптурами, более или менее фантастическими и устрашающими, вроде тех, что украшают сиамские храмы или Тигриный Парк в Гонконге.

«Если вы этого не видели, вы не видели ничего», — обращаясь к своему приятелю, говорит толстяк и ставит пустой бокал на белую, не совсем чистую скатерть, рядом с увядшей китайской розой, опавший лепесток которой, придавленный хрустальной ножкой, кажется подставкой. В эту минуту дверь с силой распахивается, и в салон входят трое британских полицейских: на них шорты защитного цвета, белые гольфы, ботинки. Последний закрывает за собой дверь и остаётся возле неё, слегка расставив ноги и положив правую руку на висящую у пояса кобуру. Тот, что вошёл первым, решительным шагом пересекает салон, продвигаясь к двери в глубине, а другой — видимо, невооружённый, но с лейтенантскими погонами — направляется к хозяйке дома. Он идёт так, словно наверняка знает, где она, хотя и не видит в эту минуту леди Аву, которая сидит на жёлтом диване в нише с резными столбиками, что напоминают эркеры на западном фасаде виллы, выполненные в китайском стиле. Леди Ава как раз произносит: «Никогда… Никогда… Никогда?» — тоном скорее насмешливым и небрежным, чем решительным (но, возможно, и несколько просительным), обращаясь к стоящей перед ней молодой блондинке. Произнося эти слова, леди Ава поворачивается к скрытому за тяжёлыми шторами окну. Блондинка одета в вечернее платье из белого муслина, длинное, очень широкое, с большим, открывающим плечи и грудь вырезом. Она стоит, в глубокой задумчивости глядя на жёлтый плюш дивана, и наконец произносит: «Хорошо… Попробую». Леди Ава немедленно переводит взгляд на лицо блондинки и говорит с обычной своей усмешкой: «Допустим, завтра». «Или послезавтра», — не поднимая глаз, произносит молодая женщина. «Лучше завтра», — говорит леди Ава.

Сцена эта, безусловно, происходит в другой вечер. А если даже и в этот, то, конечно же, несколько раньше, до ухода Джонсона. Переведя взгляд на его тёмный высокий силуэт, леди Ава добавляет: «А теперь, пожалуйста, потанцуй с ним ещё раз». Молодая женщина с кукольным личиком тоже оборачивается, как бы с сожалением или опаской, к мужчине в чёрном смокинге, застывшем, несколько поодаль, в одиночестве, — он смотрит на задёрнутые шторы, словно ожидая — впрочем, не придавая этому никакого значения, — что из невидимого окна сейчас кто-то появится.

Внезапно происходит смена декораций. Тяжёлые шторы, легко скользя по металлическим карнизам, раздвигаются, начинается новое действие, и на сцене маленького театра предстаёт что-то вроде поляны в лесу. Постоянные посетители Небесной Виллы сразу же узнают скульптурную группу под названием «Приманка». Чуть раньше я уже описал расположение её фигур, вероятно, когда упоминал об украшающих зеркальный зал статуэтках, или когда говорил о саде, или в связи с чем-нибудь другим. Но на этот раз это не тигр, а один из огромных чёрных псов леди Авы; зверь кажется ещё больше благодаря особому освещению, а также в сравнении с маленькой фигуркой молодой метиски, исполняющей роль жертвы. (Кажется, это та самая девушка, которую недавно купили через посредника в Кантоне и о которой уже говорилось). Мужчина, исполняющий роль охотника, — на этот раз без велосипеда — держит в руке толстый плетёный кожаный поводок, глаза его скрыты тёмными очками. Не стоит задерживаться на этой сцене, сюжет которой прекрасно всем известен. В очередной раз наступает ночь. Я слышу отзвук шагов безумного царя, бродящего взад и вперёд по коридору верхнего этажа. Он что-то отыскивает в своих воспоминаниях, что-то такое, на что можно было бы опереться, но и сам точно не знает, что именно. Исчез велосипед, не стало вырезанного из дерева тигра, нет больше пса, тёмных очков, тяжёлых штор. Нет сада, исчезли жалюзи, нет тяжёлых штор, легко скользящих по металлическим карнизам. Остался разбросанный в беспорядке мусор: обрывки пожелтевших газет, которые нагромоздил возле стены ветер, гниющие недоеденные овощи, испорченные фрукты, обглоданная рыбья голова, куски дерева (обломки тонкого навеса или разбитого ящика), сброшенные в грязную сточную канаву, по которой, медленно кружась, плывёт обложка китайского иллюстрированного журнала.

Улицы Гонконга, как известно, очень грязны; под витринами лавочек, торгующих подержанным товаром, где на вертикальных вывесках видны несколько красных или зелёных иероглифов, с раннего утра начинает расти гора мелких тошнотворно пахнущих отходов. Толстым слоем покрывают они тротуар, а затем мостовую, расползаясь во все стороны на подошвах прохожих в чёрных халатах, и намокают после полудня в потоках внезапных дождей, пока, наконец не размесят их в широкие, почти лишённые толщины, лепёшки коляски рикш с потертыми подушками или не соберут в бесформенные кучи уличные подметальщики. Прерывая свои замедленные, какие-то неопределённые и словно бы бесполезные движения, подметальщики поглядывают прищуренными раскосыми глазами на евроазиатских девушек, служанок с царственной осанкой, которые прогуливают по вечерам огромных молчаливых собак леди Авы, неторопливо вышагивающих, не обращая внимания на духоту и смрад сточных канав.