Дом свиданий - Страница 11

И вот он большими шагами пересекает ночной парк, вот сидит в такси, недостаточно быстро мчащемся в направлении Куинс-роуд, вот взбегает по узким и крутым ступеням тёмной лестницы. А вот склоняется над письменным столом, заваленным бумагами, над неопределённого возраста китайцем, который сидит перед ним или, скорее, под ним. Сморщенное лицо китайца сохраняет выражение вежливого спокойствия, а безумец в смокинге продолжает что-то быстро говорить, размахивая руками и угрожая. Вот сэр Ральф снова поднимается по той же лестнице без перил, так что держаться ему не за что, хотя ступени узкие и крутые. Вот сидит в такси, недостаточно быстро мчащемся в направлении Куинс-роуд. Вот стучит в деревянные ставни маленькой лавки, на дверях которой в свете газового фонаря видно слово «Обмен», написанное на семи языках. Стучит что есть силы обеими руками, двойными ударами, наполняя безлюдную улицу грохотом, рискуя разбудить всех соседей. Никто не отвечает, и тогда, прижавшись губами к щели в ставне, он кричит: «Хо! Хо! Хо!», наверняка имя того, кого он хочет разбудить. И снова барабанит в дверь, впрочем, уже не так громко, словно теряя постепенно надежду.

И никакого, несмотря на весь этот шум, отклика, никаких признаков жизни; с таким же успехом вокруг могла простираться пустыня, нереальность, кошмар, тогда хоть понятным стал бы приглушённый и какой-то загадочный скрип, издаваемый ставнями. Но тут Джонсон замечает старика в халате из чёрной материи, который сидит в проёме стены у соседнего дома. Быстро подходит, даже подбегает к нему и кричит несколько слов по-английски, хочет узнать, есть ли кто в лавке. Старик пускается в неторопливые объяснения, кажется, на кантонском диалекте, но говорит при этом так неразборчиво, что Джонсон не может понять ни слова. И повторяет вопрос на кантонском диалекте. Старик отвечает по-прежнему медленно и долго. На этот раз издаваемые им звуки напоминают английский язык, хотя разобрать удаётся только многократно повторяемое слово «жена». Джонсон, теряя последнее терпение, спрашивает, какое отношение ко всему этому имеет чья-то жена. Китаец немедленно разражается новым потоком непонятных фраз, но уже без слова «жена». Ни его жесты, ни выражение лица не приближают смысла, понять который невозможно. Старик неподвижно сидит на земле, прислонившись к стене и сцепив руки на коленях. В его голосе прорезаются нотки безнадёжности. Взбешённый американец наклоняется, хватает старика за плечи и принимается его трясти. Старик вскакивает на ноги, неожиданно громко и пронзительно визжит, и именно в эту минуту на одной из соседних улиц раздаётся вой полицейской сирены. Вой, очень резкий и высокий, то усиливаясь, то затихая, быстро приближается.

Джонсон отпускает старика и быстро отходит от него, потом начинает бежать, а следом за ним несётся визг китайца, который стоит посреди мостовой и, размахивая руками, указывает в его сторону. Судя по вою сирены, полицейская машина где-то недалеко. Джонсон поворачивает на бегу голову и замечает жёлтые огни фар и красную мигалку на крыше автомобиля. Он резко сворачивает налево, на поперечную улицу и устремляется по ней вверх, надеясь, что успеет достичь лестницы прежде, чем его догонит полицейская машина. Однако машина уже свернула за ним и быстро приближается. Джонсон мгновенно — и тем не менее поздно и весьма неискусно — принимает вид случайного прохожего, у которого на уме нет ничего дурного, и останавливается по первому же окрику. Из машины выскакивают трое английских полицейских и окружают его: вечерний костюм Джонсона их озадачивает, но производит хорошее впечатление. Полицейские — в шортах и рубашках защитного цвета, на ногах ботинки и белые гольфы. Джонсону кажется, что лейтенант — тот самый офицер, который ворвался сегодня вечером в салон на Небесной Вилле, а оба сопровождающих его полицейских — те, что появились тогда вместе с ним. На вопрос о документах Джонсон достаёт из внутреннего кармана смокинга свой португальский паспорт и предъявляет его.

— Почему вы бежали? — спрашивает лейтенант.

Джонсон готов машинально ответить: «Чтобы согреться», но в последний момент спохватывается: духота стоит тропическая, на нём плотный чёрный смокинг, по лицу струится пот. «Я не бежал, — отвечает он, — я быстро шёл».

— Мне показалось, что вы бежали, — говорит лейтенант. — А почему вы шли так быстро?

— Спешил домой.

— Понятно, — говорит лейтенант. И глянув вдоль улицы, где широкие, заваленные отходами лестницы ведут к деревянным лачугам бедняков, добавляет:

— Где вы живёте?

— В гостинице «Виктория».

— Гостиница «Виктория» находится не в Виктории и даже не на острове Гонконг, а в Колуне, на материке. Полицейский внимательно изучает паспорт: местом жительства там, естественно, значится Макао. Он рассматривает фотографию, после чего добрую минуту всматривается в лицо американца.

— Это вы? — спрашивает он наконец.

— Да, это я, — отвечает Джонсон.

— Что-то непохоже, — говорит лейтенант.

— Возможно, неудачный снимок, — отвечает Джонсон. — К тому же довольно старый.

Лейтенант снова долго разглядывает лицо Джонсона и фотографию, потом изучает перечень особых примет, подсвечивая карманным фонарём, сравнивает их со стоящим перед ним человеком, после чего возвращает паспорт со словами:

— К гостинице «Виктория» надо идти в другую сторону, господин. Паром находится в противоположном направлении.

— Я плохо знаю город, — отвечает Джонсон.

Ещё с минуту лейтенант молча осматривает Джонсона, освещая его лицо фонарём; он направляет пучок света то на лоб, то на глаза, то на нос, меняя таким образом их очертания и выражение. Затем ровным безразличным голосом произносит (сказанное не является вопросом): «Сегодня вечером вы были у госпожи Эвы Бергман». Джонсон, давно ожидавший этих слов, и не пытается отрицать.

— Да, — отвечает он, — был.

— Вы частый гость в этом доме?

— Бывал несколько раз.

— Кажется, там недурно проводят время.

— Кому как нравится.

— Вы догадываетесь, что искала в доме полиция?

— Понятия не имею.

— Почему этот старик на улице так кричал?

— Не знаю. Вы можете спросить об этом у него самого.

— Почему вы шли вверх по улице, если хотели попасть в порт?

— Я уже сказал, что заблудился.

— Но это ещё не повод искать паром на вершине горы.

— Гонконг — остров, не так ли?

— Конечно. Австралия — тоже. Вы пришли сюда от госпожи Бергман пешком?

— Нет, приехал на такси.

— Почему такси не отвезло вас на пристань?

— Я попросил высадить меня на Куинс-роуд. Решил немного прогуляться.

— Приём давно закончен. Сколько часов вы прогуливаетесь? — Не дожидаясь ответа, лейтенант добавляет: «Двигаясь в таком темпе, вы должны были пройти приличное расстояние.» — А потом тоном человека, который не придаёт особого значения тому, о чём спрашивает: «Вы знали Эдуарда Маннера?»

— Только понаслышке.

— Кто именно с вами о нём говорил?

— Не помню.

Джонсон делает неопределённый жест правой рукой и улыбается, что должно означать неуверенность, неведение и полное безразличие. Лейтенант продолжает:

— У вас были с ним какие-нибудь общие дела?

— Нет. Абсолютно никаких. А чем он, кстати, занимается?

— Маннера нет в живых. Вы об этом знаете?

Джонсон изображает удивление: «Откуда?

Конечно, нет… А при каких обстоятельствах?..» Но полицейский не сдаётся:

— Вы уверены, что никогда не встречались с ним в Небесной Вилле или в других подобных местах?

— Нет, никогда… Думаю, что нет. А отчего он умер? И когда?

— Сегодня вечером. Он совершил самоубийство.

Лейтенант, конечно же, знает, что это не самоубийство. Джонсон чувствует ловушку и удерживает себя от замечания, что эта версия кажется ему сомнительной, поскольку не соответствует характеру Маннера. Он считает, что разумнее молчать и сосредоточиться — сейчас это вполне уместно. Лишь одно его беспокоит: почему полицейская машина поехала прямо за ним, а не остановилась возле старика. С другой стороны, если дело Маннера так интересует лейтенанта, чем, в таком случае, он занимался с той минуты, как покинул Небесную Виллу, прежде чем принять участие в неожиданном уличном патруле в сопровождении всё тех же двух солдат? Один из них с самого начала допроса уселся за руль, считая, вероятно, что задержанный не опасен. Другой стоит неподвижно в двух шагах от начальника, готовый, если понадобится, вмешаться. После долгой паузы лейтенант говорит (голосом ещё более безразличным, отрешаясь от произносимого и словно припоминая полузабытую историю): «Ральф Джонсон… странная фамилия для португальца из Макао… Какой-то Ральф Джонсон живёт на Новых Территориях, но он — американец… Разводил индийскую коноплю и белый мак… на небольших участках… Вы о нём не слышали?»