Дом (СИ) - Страница 6

Щекотку я не выношу с детства. А мой тяжёлый хук справа для этого задохлика был бы последней песней…

И вот я сидел и прикалывался, глядя на своего друга.

Поскольку читать ему сейчас было нечего — Паша думал… А все мысли отпечатывались на его подвижном лице. То он хмурил свои выцветшие брови, то кривил в сторону рот, при этом запрокидывая голову вверх и щуря один глаз, то чему-то лыбился, то опять хмурился… Руки тоже жили своей жизнью: то почёсывали Пашкин затылок, то бок, то принимались за хозяйские сандалеты, выколупывая из них что-то обломанной веткой, то ей же отгоняли от хозяина назойливых мух. Уверен, Пашины мозговые извилины во всех оных действиях участия не принимали. Руки сами знали, чего и когда им делать… хе-хе… Паша в это время думал, меняя выражение подвижной своей мордахи каждую секунду. Что тут скажешь? Одно слово — мартышка!

Я опять глянул в мобильник — ещё пятнадцать минут и я свободен!

Но всё оказалось совсем не так…

========== Глава 3. ==========

Наблюдая за Пашкой через мутное окно, я не заметил, как задремал. Как можно задремать, сидя на шатающемся под тобой, издающем скрипучие звуки, табурете в заброшенном, полусгоревшем доме? Я смог!

***

Вокруг меня заросли какого-то кустарника, почти не видные из-за густого тумана. Сквозь него чернеют стволы деревьев с ветвями без листьев. Ветви похожи на огромные чёрные уродливые руки, тянущиеся к небу. Как будто лес мёртвый. Нужно выбираться отсюда, и я почти на ощупь делаю несколько несмелых шагов. Впереди из тумана показалась фигура человека, который медленно движется мне навстречу. Я жду, пока он подойдёт ближе. Изо всех сил напрягаю зрение, чтобы разглядеть размытые очертания, но из-за тумана всё расплывается. Видит он меня или нет — непонятно. Вдруг человек остановился, махнул мне рукой и негромко позвал по имени.

***

Я вздрогнул и проснулся. В первую секунду не понял, где я, и тут же всё вспомнил:

«Дом!»

В комнате было темно.

«Сколько времени? Это что: уже ночь, а я ещё в доме? А Пашка где?» — достал из кармана джинсов мобильник, он не работал.

«Что за?..»

С улицы раздался голос Пашки:

— Тёма! Тимур!

Я вскочил с табурета, грохнув его на пол: нихрена же не видно. Пошёл с протянутой вперёд рукой на Пашкин голос. Наконец добрался до выхода. На улице темнело, но это были не сумерки: так небо темнеет перед грозой. Вокруг же было тихо: ни раскатов грома, ни порывов ветра, ни шума листвы… И всё заволокло густым молоком тумана, видимости — ноль. Я сразу вспомнил сон. Что за совпадения такие, блин?! Тут я наконец увидел вынырнувшего из тумана Пашку. Фух! Сразу полегчало, ушло неприятное чувство, когда один находишься в малознакомом месте.

— Тём, ты чё там завис? Я тебя зову-зову, а ты молчишь, — жалобным голосом проблеял он.

— Да ничего я не завис, задремал немного. А что за хрень на улице? Я, вроде, недолго спал, светло же было.

Спустившись с крыльца, подошёл, встал рядом и не смог удержаться от ехидства в адрес Пашки:

— Ну что? В погреб лезть не передумал?

— Тём, идём в деревню. Не нравится мне всё это. Сейчас не больше пяти часов, а темно, как вечером, да ещё туман этот… Затянуло всё за несколько минут, я и опомниться не успел. Тебя зову — ты молчишь…

— Говорю же, задремал. Ладно, пошли.

— У тебя канаты вместо нервов? Как можно в таком месте спать? — уже бодрым голосом сказал Пашка, несильно толкнув меня в бок.

Я хмыкнул, но промолчал. Говорить не хотелось, нужно было поскорей выбраться на дорогу, там уже блудить будет негде. Но мы шли, а дороги всё не было, только туман становился всё гуще. Пашка семенил следом за мной, то и дело спотыкаясь. Дорога была неровная, я и сам часто спотыкался о какие-то бугры, напоминающие плети корней больших деревьев. По лицу ударила ветка. Я остановился, и Пашка по инерции влетел мне в спину. Пошарил вокруг рукой — какие-то кустарники.

— Мы куда-то не туда идём, откуда здесь деревья? — услышал я Пашкин голос: самого его не было видно.

— Ты от меня, Паш, не отходи никуда, а лучше дай мне руку. — Из тумана показалась рука, которую я крепко сжал своей. — Похоже, мы не в ту сторону повернули и вместо дороги вышли к лесу.

— И чё теперь делать? Тём, у тебя фонарь где?

— Паш, у меня фонарь — у тебя! Ты ведь его не забыл? — ядовитым голосом спросил я, уже зная, что он ответит.

— Бли-и-ин! Он же у пенька остался! Я про него даже не вспомнил! Темнеть-то сразу начало, и туман этот… Я к тебе, то есть к крыльцу, сразу пошёл. Тебя звать начал. Чего теперь делать-то будем, а? Ничего же не видно, непонятно, в какую сторону идти. Во, бля, попали!

По голосу было слышно, что он щас расплачется. Ну, это я загнул, но похоже, Пашка на самом деле был напуган, ругнулся даже, что делал крайне редко, и голосок дребезжал от волнения.

Моя досада на его полоротость сразу пропала. Пашка был Пашкой! Что выросло — то выросло. Я тоже хорош — ни разу про фонарь не вспомнил, поэтому сказал как можно спокойней:

— Ладно, не дрейфь — прорвёмся. Мы ж не на Мозамбике — деревня рядом!

«При чём здесь Мозамбик?»

— Подумаешь, немного с дороги сбились. Туман сейчас пройдёт, и выберемся. Ну, чё ты скис?

Я снял с себя рубашку, у меня под ней ещё футболка была, и сам надел её на Пашкино худое тело. Он, как канадский сфинкс, не переносит холод. Чуть градус тепла на улице понижается — сразу начинает мёрзнуть.

— Ух… хорошо! — сразу повеселел Пашка. — После тебя она ещё тёплая!

— Я вот что думаю, Паш, — начал я осторожно, — пока туман не рассеется, нам лучше переждать. Давай где-нибудь место с травой поищем и пересидим.

Он угукнул и слегка сжал мои пальцы в знак согласия. Я на ощупь обогнул кусты, придерживая ветки, чтобы Пашку не задело, и через несколько шагов упёрся рукой в ствол большого дерева. Под ним мы и приземлились, примяв высокую траву. Было даже удобно на этой импровизированной лежанке. Я спиной прислонился к стволу и притянул поближе к себе Пашку. Он, как маленький, подлёг ко мне под руку, поворочался немного, пободал меня своей головой, устраиваясь поудобнее, и затих. Немного погодя раздался его полушёпот:

— Тём, ты это… извини, что я такой дебил. Я ведь в шутку сначала… ну… про два часа в доме, думал, ты откажешься, а я поприкалываюсь. — он вздохнул. — Из-за меня всё так получилось!

— Ладно, забей! Лучше поспи. Туман уйдёт — разбужу.

Пашка ещё поворочался, и вскоре я услышал его мерное дыхание.

«Заснул… следопыт недоделанный!»

Я лежал и прислушивался. Деревня должна быть где-то рядом, так почему ничего не слышно? Шуму-то у нас хватает, особенно вечером. Дачники вечеринки себе с шашлыками устраивают. Собаки лают. Бабы громко смеются или ругаются, что и в соседней деревне должно быть слышно. А тут… И лес какой-то странный — ни звука, ни шороха. Наверное, из-за тумана. А мы ведь и бабуль своих не предупредили, счас состыкуются и начнут нас по деревне искать. Оба получим, как вернёмся. Под эти мысли я не заметил, как провалился в глубокий сон.

Проснулся от резкого звука — кричала какая-то птица. Я в орнитологии не очень: может, выпь, а может, сова. Туман ещё был, но уже более прозрачный. Вокруг стояли высокие деревья, островки кустарников. За кустарниками я заметил какое-то светлое пятно. Пригляделся — похоже на строение. Тихонько толкнул Пашку:

— Паш, просыпайся, — он завозился, что-то промычал и, сонно щурясь, глянул на меня.

— Чё, пора уже? Можно идти?

— Пошли, тут недалеко, похоже, чей-то дом. Из-за тумана плохо видно, пойдём, поближе посмотрим.

Пашка зябко ёжился спросонья, хотя было не холодно. В июле ночи тёплые, под утро только начинает холодать. Мы медленно шли вперёд. Кустарник рос часто, переплетённые между собой ветки не пускали, цеплялись за одежду, царапали кожу, приходилось отвоёвывать каждый шаг. Но всё же, порядком потрёпанные и исцарапанные, мы выбрались из этой чащи.

Сразу за кустарником зеленела широкая лужайка, а на другом её конце стоял бревенчатый дом с небольшой верандой и крыльцом. Дверь и стенки веранды были выкрашены белой краской — они-то и были тем светлым пятном, которое я увидел сквозь кустарник. Рядом с дверью и с боковой стороны дома тускло светились два окошка: значит, здесь живут!