Дом (СИ) - Страница 39

— Прости, Лен. У меня, действительно, есть человек. И он мне очень дорог… так вышло.

— Вот, значит, как! А я-то, дура, летела к тебе, с родителями переругалась… ждала тебя тут, как последняя идиотка! Ну ты и …

Она, не договорив, вскочила, быстро удаляясь по аллее, но вдруг резко остановившись, вернулась назад.

— Нет! Не уйду, пока не услышу, кто эта стерва! Где ты её нашёл? Это ты с ней ездил? Говори! Я имею право знать!

— Я ездил с Пашкой, ты же видела. У нас тут какая-то семейная сцена получается. Не находишь? И какое это имеет значение, с кем я ездил, Лен? Получилось так, как получилось — я виноват. Прости!

— Прости?

Ленка сощурила свои рысьи глаза, став похожей на дикую кошку. И ещё чем-то на своего отца: у него был такой же взгляд опасного хищника.

— И это всё? Нашёл себе там кого-то, а меня вот так просто можно выкинуть одним «прости», как мусор? А ничего, что мы уже спали, Тимур? Я никогда бы этого не сделала, если бы знала, что ты можешь вот так со мной поступить! Понимаешь ты это или нет?

— Лен…

Но она снова меня перебила, молниеносно поменяв выражение лица с хищного на нервно-весёлое:

— Слушай, вот я дура! Поверила! Ты же пошутил! — она громко рассмеялась. — Ну конечно! Решил меня проверить, да? Или, может, приревновал… к Стасу? Да я же тебе говорю, что он полный придурок! — и, прижавшись ко мне, обняла за плечи. — Тём, перестань меня пугать! Пошутили и хватит! Идём к тебе, я начала мёрзнуть. Пошли?

— Лена! Это была не шутка! Я сказал тебе правду, у меня есть другой человек. И я… люблю его!

«Я это правда щас сказал? Про Пашку?»

— Фигня это всё — эта твоя любовь! Мы с тобой столько лет дружим, и ты ни разу ни на кого больше не взглянул. Просто меня долго не было, вот тебя и потянуло… на подвиги. У меня отец всю жизнь ходит налево, и ничего, живут. Никто про развод даже речь не заводит. Думаешь, я не понимаю про вас, мужиков? Все вы одинаковые. И возраст тут ни при чём! Природа у вас такая — трахать всё, что шевелится. Что, не права?

— Ты сейчас говоришь глупости, если не сказать больше. У меня всё серьёзно. Мне очень жаль, что всё так вышло, но так случилось — мы расстаёмся, Лен. Ещё раз прости! Я не знаю, что ещё сказать. Пойдём, я тебя провожу. Ты замёрзла.

Мы молча вышли из парка, и Ленка остановилась.

— Дальше я сама. Не нужно меня провожать. Завтра вернусь в Краснодар. Хотела бы пожелать тебе всего хорошего, но не могу.

Она слегка потупилась, потом подняла на меня глаза:

— Не хотела тебе говорить, но теперь скажу. Ты в курсе, что твой Паша — гей?

Если бы на нас сейчас обрушилась арка, под которой мы стояли, я был бы не так потрясён.

Горло сдавил спазм, и я еле смог произнести:

— С чего ты взяла?

— Ну, это только ты такой дурачок, что ничего вокруг себя не замечаешь. Я давно уже это «взяла». И к тому же, он к тебе неровно дышит, — она нервно рассмеялась, — в любви тебе ещё не признался?

— Прекрати!

— Ой, какие мы нежные! — улыбка исчезла, и глаза опять превратились в две холодные льдинки. — Я вообще тебя никогда не понимала, чего ты возишься с этим недоношенным! Он же форменное чмо, да ещё и пидор. Или… может, он и тебя уже в своё голубое болото перетянул, а? Куличок этот! Вы же с ним не расстаётесь: «Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой!» на букву пэ…

Её лицо исказила злая гримаса, стерев всю красоту. Губы кривились и нервно подрагивали, глаза полыхали ненавистью — я такой её никогда не видел.

Нет, женщинам определённо нельзя злиться, они становятся похожи на фурий или… Ну, в общем, злых, мстительных ведьм из детских сказок. А ещё она напомнила мне своего отца: мимика была та же. Меня уже отпустило. Зла на неё почему-то не было. Просто было больно видеть Ленку в таком состоянии, до которого я её довёл. И ещё тревожно было за Пашку. Да что там — за нас с Пашкой. Я подумал, что она захочет мне отомстить. Каким образом? Через Пашку? Это меня очень сильно беспокоило.

То, что она болтушка, я уже сегодня понял. Как раньше не замечал? Наверное, когда любишь, не замечаешь. Говорят же, что любовь делает человека слепым и глухим. Вот и я, наверное, таким был. Видел только хорошее. Тем досаднее было разочарование. А сегодня, так вообще, узнал много нового и интересного. Невольно хмыкнул, вспомнив про челябинского «абсолютного кретина» Стаса. И всё-таки я попытался её успокоить:

— Лен, я тебя всегда знал как хорошего человека, нормальную девчонку… И ты такой и осталась, просто сейчас расстроена и говоришь глупости. Зачем трогать Пашку, если виноват я? Успокойся и идём, я тебя всё-таки провожу, — я взял её за локоть, но она отдёрнула руку и отскочила.

— Не трогай меня! Даже не прикасайся! Никогда тебе не прощу!

И, развернувшись, быстро пошла в свою сторону. Я ещё постоял, глядя вслед уходящей моей первой любви, и направился в сторону Пашкиного дома.

Пашка сидел во дворе за доминошным столом.

— Привет. Комары ещё не съели? — спросил, подходя и усаживаясь рядом. Комарья и правда к вечеру налетело достаточно.

— У меня брызгалка от комаров. Пока не лезут, — хмуро ответил Пашка.

— Пошли ко мне, поедим. И поговорить надо.

Пашка достал сотовый и нажал на кнопку вызова:

— Мам, не теряй меня, я у Тимура буду. Ага… Ладно…

Сунув телефон в кармашек рубашки, посмотрел на меня:

— Пошли, герой-любовник.

Я, ухмыльнувшись, отвесил ему лёгкий подзатыльник, за что получил острым, как пика, локтем в бок.

Мир вокруг начал восстанавливать утерянные краски.

Комментарий к Глава 18.

* Симон Осиашвили ТО ЛИ ВОЛЯ, ТО ЛИ НЕВОЛЯ

**Видео. Пьеса по рассказу Антона Павловича Чехова “Длинный язык” https://www.youtube.com/watch?v=VqehbZtbbXc

========== Глава 19. ==========

Тимур

— Паш, ты какого мобильник отключил? Чё за психи?

Мы уже зашли домой, и Пашка, наклонившись, расшнуровывал свои новые фирменные кроссовки, которые мы вместе купили ещё до поездки в Сосновый. Купили одинаковые, только у него белые с красными полосками, а у меня — с синими.

Пашка сопел и помалкивал, но я не отставал. Сев рядом на корточки, продолжил допрос:

— Паш! В чём дело? Ты мне совсем не доверяешь?

— Отстань, а? Чё пристал? Выключил, потому что спать хотел. Чё не так-то?

И, глянув на меня мельком исподлобья, продолжил уже язвительно:

— У тебя же дела были!

Мы поднялись, и я сразу притянул его к себе. Он попробовал было отстраниться, но я не дал и ещё крепче обнял, зарывшись носом в упрямую макушку.

— За-адушишь! Тём, ну ты чего?

Я немного ослабил объятья:

— Ничего. Просто… хорошо! Соскучился. Постоим так немного — чуть-чуть!

Я чувствовал, как энергия, которую я почти всю истратил на мучительное расставание с Леной, снова начала возвращаться, наполняя мои тело и душу покоем и умиротворением. Как-будто после долгой дороги вернулся домой.

— А «чуть-чуть» — это сколько? Кто-то покормить обещал! — противным ворчливым голосом занудил Пашка.

— Ну вот, я про сапоги, а он — про пироги! Пошли уже, болезный, так и быть, покормлю! — ответил, скрывая за напускной бравадой подступивший к горлу ком:

«Надо же, чуть слезу не пустил. Совсем размяк!»

Мы прошли на кухню, и я по-быстрому закинул в микроволновку половинки картофелин. Пока готовились, нарезал хлеб, сыр и колбасу. Достал маринованные маслята и смородиновое варенье от бабы Веры. Пашка обтёр руки о бока толстовки и потянулся за хлебом.

— Куда? Марш руки мыть! От тебя твоей брызгалкой несёт за километр, Терминатор комариный!

Пашка недовольно поморщился, но пошёл. Я поставил чайник на огонь.

Мы сели ужинать. После перенесённых за день потрясений чувствовал зверский голод. А заставленный умопомрачительно пахнущей едой стол удесятерял разыгравшийся аппетит. Молодая картошечка, политая маслом, с грибками… вприкуску с Бородинским хлебом — это нечто! Пашка не отставал: поедал картошку с хлебом, положив на него шмат колбасы, пластик сыра, политого сверху вареньем, не забывая о грибах.