Дом (СИ) - Страница 22

Настино лицо пошло пятнами, а в глазах появился влажный блеск. Видимо, для неё мои слова были как пощёчины. Но я был безжалостен! Весь мой страх, всё моё отчаяние и безумная, граничащая с сумасшествием тревога за Пашку — весь ужас этих кошмарных недель заточения выбили из меня последние остатки самообладания.

— А сейчас ты суёшь нам эти… — я на секунду замолчал в замешательстве, ища подходящее слово, —…в-вонючие деньги! Кто ты, вообще, такая, чтобы решать, что нам лучше и сколько мы стоим?

Распалившись не на шутку, я уже не говорил, а кричал. Пашка стоял с открытым ртом и не сводил с нас расширенных, немигающих глаз.

— Марк тебя мучил один день! С ним всё понятно — он бандит и извращенец. Он совершил над тобой насилие и поплатился за это своей жизнью. Вы — наши миролюбивые потомки, не желающие никому зла, — держали нас здесь насильно почти три недели!

Настя вдруг изменилась в лице и стала оседать на пол. Я не успел подхватить её обмякшее тело, и она упала, ударившись головой о ножку стула. Я подскочил и приподнял голову Насти — она была без сознания. К нам подлетел Пашка:

— Тём, что? Что с ней?

Я приложил палец к яремной венке… пульс был. Мы с Пашкой подняли и перенесли Настю на диван.

Я уже жалел, что так распалился и выпустил всё своё негодование. У каждого из нас была своя правда. В принципе, она — всего лишь малолетняя девчонка, в силу обстоятельств попавшая в наш, чужой ей мир, во всём полагавшаяся на своего проводника. Это он принимал решения, он во всём виноват, а не она. Чем там вообще думали эти их, бля, советники? И этот её дед тоже — тот ещё дебилоид!

Мой сбивчивый ход мыслей прервал стон Насти. Её ресницы дрогнули, и она пошевелилась.

Я выдохнул. Напряжение, которым было сковано моё тело, стало понемногу ослабевать. Настя открыла глаза. Её ещё расфокусированный взгляд начал проясняться и остановился на мне.

— Тимур, — прошептала она чуть слышно.

— Тихо, тихо, Насть. Прости, я — идиот! Наговорил тебе со зла. Как ты? Болит что-нибудь? Голова не кружится?

— Я н-не знаю. Просто слабость.

Пашка метнулся к кухне и уже стоял рядом со стаканом отвара.

— Насть, — я приподнял ей голову, напоил отваром и осторожно опустил на подушку.

А потом… потом начался кошмар.

========== Глава 10. ==========

Сначала ничего такого не было. Настя немного отдохнула и встала. Унесла в кладовую эту несчастную коробку с деньгами и сев за стол, принялась чистить картошку на обед. Она это делала неумело и очень смешно: прикусив кончик языка и удерживая картофелину на уровне глаз, сосредоточенно счищала кожуру, как будто вдевала нитку в иголку.

Мы с Пашкой изо всех сил сдерживались, чтобы не рассмеяться.

За продуктами не пошли. Вернуться обратно было бы выше наших сил, мы и так были на пределе. Решили заняться стряпнёй оладий. Выбор был невелик, а есть уже хотелось: время приближалось к обеду. Вскоре глубокая керамическая посудина была доверху заполнена румяными поджаристыми лепёшками. Я поставил вариться картошку, и Пашка помог провести процедуру «выкачивания крови» из моего бренного тела. Мы это проделали спокойно, со знанием и умением профессионалов в данном вопросе.

Я немного повалялся на матрасе, выпил отвара, и вот тут…

Настя пошла в комнату и уже было открыла дверь, как вдруг остановилась и громко заойкала. Причём она так согнулась, схватившись за живот, и напряглась, как будто тело свело судорогой. У неё начались схватки. Это она нам потом сказала, самим-то откуда было знать. Мы с Пашкой замерли, а потом бросились к ней, но она остановила нас жестом, медленно вернулась и кряхтя села на диван. Мы с Пашкой опять стояли, как два офигевших растерянных придурка, и тупо смотрели на Настю.

«Схватки?! И что делать?» — в панике подумал я.

Вроде, это женские дела, но женщин здесь не наблюдалось и не предвиделось.

А Настя уже не ойкала, а судорожно стонала. Вздрагивая всем телом, то выгибалась, то опять падала на подушку. Потом садилась, откинувшись на спинку дивана, успокаивалась ненадолго… и опять всё начиналось по новой. Мы с ужасом смотрели на Настины метания, на то, как она корчится от боли, и не знали, что нам делать, как ей помочь. В Настиных глазах тоже плескался панический страх: она была напугана не меньше нас.

Я ещё раз мысленно «поблагодарил» крепким словцом её деда за его охренительно гениальную идею отправить любимую внучку на тысячу лет назад в «свободное плаванье».

Настя немного успокоилась, вытерла потные струйки с лица и шеи и попросила меня довести её до ванной. Но дойти мы не успели: с Насти хлынула… вода? Она была очень смущена. Я, вообще-то, тоже. А потом её опять скрутило. Переждав, пока Насте станет немного легче, я помог ей дойти до кровати и принёс из кладовой стопку с одеждой. Пришлось открыть и перебрать несколько больших коробок пока нашёл, и всё это под непрерывные стоны.

Пока она пыталась переодеться, то путаясь в рукавах сорочки, то мучительно сгибаясь пополам и хватаясь за живот, я начал будить Урода. Сначала осторожно, а потом уже с силой тряс неподвижную «тушу» обеими руками, но он не просыпался. Настя сказала, что это бесполезно — он не проснётся: действие лекарства закончится не раньше вечера.

Отличная новость! Первый раз в жизни желал, чтобы он был здоров и бодр. Это как называется — «закон подлости»?

Настю продолжала скручивать боль, и она глухо мычала в одеяло. Пашка забился в угол дивана и был похож на испуганного воробья. Получалось, что кроме меня ей помочь было некому. Я, конечно, знал откуда появляются дети, причём лет с семи, но очень смутно представлял, как, и главное, когда это должно произойти у Насти. И самый тупой вопрос — что делать мне?

Для начала убрал чугунок с готовой картошкой на подставку, а на освободившееся место снова поставил кастрюлю с водой, кивнув Пашке, чтобы растопил печку. Пока у нас тут шли «разборки», вода успела остыть, а про мытьё мы просто забыли. Спросил у Насти, где у них чистые простыни или что-то в этом роде. Настя только махнула рукой в сторону кладовой, ей и правда было не до этого. Я отправил Пашку на поиски, а сам присел возле Насти. Её мучения продолжались ещё часа два, а может и дольше, я потерял счёт времени.

Всё, что мог — это вытирать ей лицо влажным полотенцем и вести успокоительные беседы. Не помню, чего говорил, кажется, нёс всякую чушь о том, что нужно потерпеть. Как и когда пройдёт, я сам не представлял. Она с приближением нового приступа боли вцеплялась в мою руку и не отпускала, пока не отпускало её. В том месте у меня уже хорошо просматривался багровый отпечаток пальцев с сине-красными глубокими лунками от ногтей.

Вдруг Настя резко выгнулась, а её лицо побагровело от натуги; выступили белые косточки ключицы; жилы на тоненькой шее напряглись; она издала рычащий звук и… замерла. Потом откинулась на подушку и с придыханием, натужным полушёпотом произнесла:

— Тимур, иди скорей мой руки… Кажется, я сейчас рожу — очень тянет. Быстрей, пожалуйста, — еле выдавила из себя и опять захлебнулась от боли, с усилием подавляя хриплые вскрики.

Я не бежал — летел! По дороге чуть не сбил с ног Пашку, нёсшего нам тазик с горячей водой.

Успел как раз вовремя! Дальше происходило что-то неописуемое! Мы забыли, кто тут мальчик, кто — девочка: вместе кричали, кряхтели, тужились и… рожали. Я весь взмок: с лица струйками бежал пот, но я его не замечал — Я ПРИНИМАЛ РЕБЁНКА! О! Это была ещё та работка!

Крошечное, блестящее от смазки и ещё чего-то скользкого тельце поднял дрожащими руками и положил на живот новоиспечённой мамочке. Девочка была очень маленькой, я таких крох никогда не видел. Голову покрывали тёмные редкие волосики, кукольное личико с круглыми красными щёчками, со склеенными кустиками ресничками на припухлых веках, с носиком в еле заметных белых крапинках постоянно было в движении. Она то кряхтела, то тоненько верещала, при этом широко открывая розовый ротик, смешно морщила нос и хмурила бровки.