Дом (СИ) - Страница 10

Он опять уткнулся мне в плечо, положив голову на мою руку и перекинув свою мне поперёк живота. Я не видел в этом ничего необычного или стыдного. Мы оказались в беде и, как всегда, Пашка искал во мне защиту. А мне было спокойнее, когда он рядом.

Но надо было поесть. День, если можно эту полутьму назвать днём, перевалил уже за половину, но, раз за окном не стало темнее, значит вечер ещё не наступил. Я стал доставать из корзины содержимое. В кастрюльке без ручек было несколько варёных картофелин и две небольшие зажаренные тушки каких-то птичек. Я не знал, как выглядят приготовленные тушки рябчиков или перепёлок, но отчего-то подумал, это они и были. В полотенце были завёрнуты два куска хлеба, два огурца и несколько перьев зелёного лука.

Мы молча поели, обтёрли руки краем полотенца и сложили остатки обратно в корзину. Туда же я бросил оборванный скотч и отнёс корзину к двери. Сняв с гвоздя полотенце, намочил его водой из бачка и, слегка отжав, дал вытереть лицо и руки Пашке, затем намочил ещё раз и обтёрся сам. Мы опять легли на матрас. Пашка повернулся ко мне спиной и свернулся калачиком на самом краешке, а я, подтянув его к себе поближе, укрыл нас обоих покрывалом. Он повозился, натягивая покрывало повыше, и негромко спросил, не поворачиваясь:

— Завтра он начнёт брать у нас кровь? Зачем это ему, он что, вампир?

— Паш, ну какой вампир? Вампиров нет. Их фантасты придумали. Ты книжек начитался. А этот… Он просто сука… урод. Ты же сам утверждал, что он сектант, вот ему кровь и нужна, чтобы обряды проводить. Он просто псих! Сектанты — все сумасшедшие!

— Я уколов всегда боялся, а он же руку резать будет… — с тоской в голосе продолжал Пашка. — Тём, я, наверное, не выдержу.

— Не думай об этом! Я попрошу, чтоб он тебя не трогал, я здоровый и сильный — я выдержу!

Пашка долго молчал, потом тихо произнёс:

— Нет, Тём, я тоже буду сильным. Мы вместе — ты сам сказал, значит, будем вместе до конца, я за твоей спиной прятаться не стану. Во-первых — это нечестно… — и совсем неслышно добавил:

— И потом… ты для меня самый близкий… друг. Если что, умрём вместе.

Но я услышал и, резко схватив его за плечо, встряхнул:

— Тьфу на тебя, Пашка! Совсем… с дуба рухнул! Лично я помирать не собираюсь… Тем более, из-за этого говнюка! И вообще н-е-с-о-б-и-р-а-ю-с-ь! И тебе не позволю! Умирать он, бля, собрался!

Он повернулся ко мне, слегка погладил по голове, потом просунул руку под мою и затих.

По мне прошёл электрический ток. Я почувствовал, как тепло начало волнами расползаться по телу от того места, где его коснулась Пашкина рука, собираясь в комок где-то в области солнечного сплетения и скручиваясь в пульсирующий узел внизу живота.

«Что за хрень? Я возбудился на Пашку?! Или… это что сейчас было? Звиздец! Приехали!»

========== Глава 5. ==========

Проснулся опять в темноте.

«В этом лесу солнце бывает когда-нибудь?»

Повернул голову к Пашке и подскочил, как ужаленный. Пашки не было! В комнате я был один! Что задумал этот Урод? Неужели решил начать с Пашки, а чтобы я не бросился его защищать, увёл наверх? Но этот задохлик… Он же не выдержит!

Меня охватила такая злость, что я готов был разнести к ебеням эту грёбаную клетку. Я долго тарабанил в дверь, сбив себе все кулаки в кровь. Бил ногами. Но в доме было тихо — ни звука, ни шороха. Метался по комнате, как затравленный зверь, и, наконец выбившись из сил, сполз по стене, обхватив голову руками.

Не знаю, сколько я так просидел, уставившись взглядом в одну точку. Мне вдруг вспомнилось, как года два назад мы с Пашкой ездили с ночёвкой на озеро на моём скутере. Озерцо было небольшое, в середине леса. Кругом высокие деревья, заросли кустарника; берег, сплошь покрытый травянистым ковром; зелёная озёрная гладь, то и дело разбиваемая всплесками резвящихся обитателей — карасиков, окуньков, а то и щук; звонкая перекличка птиц, стрекотание кузнечиков; теплынь, лето, костёр, палатка и… никого — только мы среди этого земного рая.

Помню, мы тогда много рыбы привезли домой. Пашка брал с собой небольшую самодельную сеть. Как мы её ставили — вообще отдельная история. Из-за подводных ключей вода в озере ближе к середине была холодной, а прибрежное дно — вязким из-за глинистого грунта. Пока ставили сеть, извозились в грязи, как черти, ну и замерзли от ныряний и долгого стояния на одном месте. Но зато было весело. С Пашкой, этим выдумщиком и сумасбродом, скучно не было никогда.

Ему мало было просто поставить сеть, попутно он успевал дурачиться: то нырял, то внезапно выпрыгивал рядом со мной, окатывая фонтаном брызг, то разрисовывал себя и меня озёрной грязью. С грехом пополам поставив сеть и кое-как ополоснувшись, мы выскочили на берег, синие и продрогшие до самых костей, выбивая зубами Турецкий марш. Пока бегали по берегу, собирая хворост, уже согрелись. Разожгли костёр, вскипятили в котелке воду и испекли в золе картошку.

Печёная на костре картошка с малосольными огурчиками, чай со смородиновым листом вприкуску с ванильными сухарями — лучшее лакомство всех времён и народов! За день мы успели и надурачиться, и просто поваляться, греясь под лучами июльского солнца, и побродить по лесу в поисках чего-то неизведанного — в итоге набрали целый пакет черёмухи, и даже наловили немного пескариков и окуньков на удочку для ухи. А вечером, после поедания безумно вкусной самодельной ухи и того же смородинного чая с сухарями, долго лежали у костра, по очереди рассказывая разные истории и страшилки. Проснулись и вышли из палатки, когда солнце уже светило вовсю: сказалось ночное бдение. Потом вместе вытаскивали сеть, радуясь хорошему улову…

Господи! Как же это всё было здорово-то! Сейчас и не верится, что было. Пашка! Долго он там над ним будет издеваться, гад этот?

От беспомощности и тревоги за Пашку хотелось волком выть. И я выл и плакал, выплёскивая своё отчаянье.

Потом сел на матрас и задумался. Нужно было выработать какую-то тактику общения с Уродом. Он псих! А к любому психу тоже можно найти подход. Пусть режет меня, только не трогает Пашку. Но я был слишком возбуждён и зол, тревога за друга била в набат и выметала все мысли из головы. Ни о чём не мог думать, это было хуже всякой пытки — неизвестность сводила с ума.

Так я промаялся, не знаю, сколько времени — оно для меня просто остановилось: может час, может два. Послышался лязг задвижки. Дверь отворилась и зашёл Урод. Не зашёл — остался стоять в проёме.

— Сиди, где сидишь! И не дёргайся!

— Где Пашка, уёбок? Что ты с ним сделал?

— Тихо-тихо, парень, не шебурши, ничего с твоим Пашкой не случилось. Позавтракал, теперь отдыхает, хе-хе. Спит твой дружок, как младенец.

Он вышел, прикрыв дверь, и тут же вернулся с табуреткой в одной руке и пластиковым контейнером в другой. Такие контейнеры с набором посуды для пикника продавались в магазинах «Всё для охоты и рыбалки», да и в простых супермаркетах тоже. И у нас дома такой был. При мысли о доме сжалось сердце. Как-будто дом, мама с отчимом, Лена — всё было в прошлой жизни…

Он подошёл ко мне и сел на табуретку. Табуретка с короткими ножками давала ему возможность быть почти на одном уровне со мной.

«Только не показывать, как мне страшно! Сцепить зубы! Сжать кулаки! Успокоить дрожь в руках!» — судорожно напрягся, настраивая себя.

— Будешь вести себя тихо — твой дружок вернётся назад. Понятно? Давай руку!

Он повернулся ко мне боком и положил мою руку на своё колено. Меня передёрнуло от отвращения, но я сдержался. Это был первый раз, когда он ко мне прикоснулся, и это было самое омерзительное ощущение, которое я когда-либо испытывал.

Открыв контейнер, Урод достал колбу с широким горлом, кусок марли, маленький квадрат клеёнки и скальпель.

— Можешь не смотреть, если крови боишься.

Подсунул под руку клеёнку и, смазав запястье ватным диском с чем-то пахучим, сделал надрез. Боли я не почувствовал. Выступившую тут же кровь Урод быстро стёр марлей, прижав её к ране.