Дом Ротшильдов. Пророки денег. 1798–1848 - Страница 9

«В Европе есть только одна власть, и эта власть – Ротшильд. Его спутники – дюжина других банкирских домов; его солдаты, его оруженосцы, соответственно, – все дельцы и купцы; а его меч – спекуляция. Ротшильд – следствие, которое неизбежно должно было появиться; и, если бы не Ротшильд, на его месте был бы другой. Впрочем, его ни в коей мере нельзя назвать случайным последствием; он – главное последствие, вызванное к жизни принципами, которые руководят европейскими государствами с 1815 года. Ротшильду, для того чтобы стать Ротшильдом, нужны были эти государства, в то время как государствам, с их стороны, требовался Ротшильд. Однако сейчас Ротшильду больше не нужно Государство, хотя Государство по-прежнему испытывает в нем нужду».

В 1845 г. один анонимный немецкий карикатурист выразил по сути ту же точку зрения, хотя и более наглядно: он изобразил гротескного еврея, за которым явно угадывается Ротшильд, в виде «всеобщего насоса», чудовищного механизма, который выкачивает деньги по всему миру, а его щупальца дотянулись даже до Испании и Египта, где управляют монархами и министрами. Похожий образ появился в «Мефистофеле» Вильгельма Марра в 1850 г., где Ротшильд изображен в окружении европейских королей, и все протягивают к нему руки за деньгами. В 1870 г. Лайонела изобразили в том же виде в «Периоде». Двадцать четыре года спустя американский популист Харви по прозвищу «Монета» изображал Ротшильдов в виде огромного черного осьминога, протянувшего свои щупальца по всему миру. Французский карикатурист Леандр также изображал Альфонса де Ротшильда в виде огромного вампира, сжимающего в своих когтях весь мир.

И все же без ответа остается главный вопрос. Как Ротшильды пользовались своей огромной финансовой властью? Была ли она их конечной целью, результатом патологической жажды к процентам и комиссиям? Наверное, чаще всего современники Ротшильдов считали, что власть позволяла Ротшильдам предотвращать войны. Еще в 1828 г. князь Пюклер-Мускау писал о «Ротшильде… без кого ни одно государство в Европе сегодня, как кажется, не в состоянии вести войну». Три года спустя Людвиг Бёрне недвусмысленно доказал, что продажа Ротшильдом облигаций австрийского государственного займа не позволила Меттерниху провести интервенцию и помешать расползанию революции в Италии и Бельгии. Кроме того, Бёрне намекал, что Ротшильды способны были добиться от Франции более миролюбивой политики по отношению к Австрии. Сходные утверждения делали и видные политики, например австрийский дипломат граф Прокеш фон Остен в декабре 1830 г.: «Все это вопрос способов и средств, и то, что говорит Ротшильд, имеет решающее значение, а он не даст денег на войну». После польского кризиса 1863 г. Дизраэли заявил, что «мир во всем мире сохранили не государственные деятели, а капиталисты». Даже враждебный Ротшильдам Туссенель придерживался той же точки зрения: «Евреи спекулируют па мире, то есть на подъеме, и это объясняет, почему мир в Европе длится уже пятнадцать лет». Позднейшие авторы время от времени придерживались сходной точки зрения. Ширак утверждал, что цитирует Ротшильда, который якобы говорил: «Войны не будет, потому что Ротшильды ее не хотят». По мнению Мортона, пять сыновей Майера Амшеля были «самыми воинствующими пацифистами всех времен и народов». И мало кто не вспоминает исторический анекдот, в котором Гутле Ротшильд якобы заявляет: «До войны дело не дойдет; мои сыновья не дадут на нее денег».

Современным читателям ясно без доказательств, что избежание войны – дело хорошее, даже если мы сомневаемся в способности банкиров предотвратить войну. Однако в эпоху военных конфликтов, которые начались с Крымской войны и закончились Франкопрусской войной, часто находились те, кто ставил под сомнение мотивы, по которым Ротшильды стремились к сохранению мира. Во время войны за объединение Италии, которой, как считается, Ротшильды всеми силами пытались избежать, граф Шафтсбери считал «странным, страшным, унизительным», что «судьбы этой страны служат развлечением нечестивого еврея!». Во время Гражданской войны в США на Севере нападкам подвергался нью-йоркский агент Ротшильдов Огаст Белмонт, потому что он высказывался в пользу мирных переговоров с Югом, а в 1864 г. поддерживал назначение генерала Джорджа Маклеллана кандидатом от Демократической партии. Точно так же раздражение прусского правительства вызывали попытки Ротшильдов избежать военного конфликта в ходе «объединительных войн», когда этого активно желал Бисмарк. Такую же критику «пацифизма» Ротшильдов можно найти в дипломатической и политической переписке великих держав на рубеже XIX и XX вв. В качестве примера окончательного враждебного выпада можно привести слова иностранного редактора (позже редактора) «Таймс» Генри Уикема Стида, который называл попытки Натти избежать войны между Германией и Великобританией в июле 1914 г. «грязной попыткой международных немецко-еврейских финансистов шантажом вынудить нас отстаивать нейтралитет».

Впрочем, другие комментаторы – как слева, так и справа – часто придерживались противоположной точки зрения: они утверждали, что Ротшильды откровенно провоцировали войны. В 1891 г. в газете «Профсоюзный лидер» Ротшильдов называли «бандой кровопийц, ставших причиной неслыханного ущерба и страданий в Европе в течение нынешнего столетия, которые накопили свое огромное богатство, главным образом провоцируя войны между государствами, которые в противном случае никогда бы не поссорились. Стоит где-нибудь в Европе случиться беспорядкам, когда повсюду циркулируют слухи о войне и души переполняет страх перемен и бедствий, можете быть уверены, что где-то неподалеку от места беспорядков маячит Ротшильд с крючковатым носом».

Ту же самую мысль, но более изощренно излагал тяготеющий к левым взглядам либерал Дж. А. Гобсон, автор классического труда «Империализм» (1902). Подобно многим радикальным литераторам того времени, Гобсон считал, что Англо-бурскую войну развязала «небольшая группа международных финансистов, главным образом выходцев из Германии, представителей еврейской расы». Ротшильды, по его мнению, были центральными фигурами в этой группе: «Неужели кто-то всерьез полагает, – спрашивает он в «Империализме», – что какое-либо европейское государство способно вести большую войну или открыть подписку на крупный государственный заем, если против этого выступают Дом Ротшильдов или его клиенты?» Шерб излагает во многом ту же точку зрения в своей «Истории», только с позиций немецкого национализма: «Дом Ротшильдов возвысился из ссор между государствами, стал великим и могущественным из-за войн, а несчастья государств и народов составили его состояние».

Война или мир? Существует, впрочем, еще одна версия: что Ротшильды считали свою финансовую власть средством для защиты интересов своих единоверцев. Для бедных евреев по всей Европе необычайное возвышение Натана Ротшильда и его богатство обладали почти мистической важностью – отсюда легенда о «еврейском талисмане», магическом источнике его удачи, который неразрывно связан с Ротшильдом в еврейском фольклоре. Судя по этой необычайной истории, один вариант которой был опубликован анонимным автором в Лондоне всего через четыре года после смерти Натана Ротшильда, источником финансового успеха Натана служил находящийся в его владении волшебный талисман. Его богатство было на самом деле предназначено для высшей цели: «отомстить за беды, причиненные Израилю», обеспечив «восстановление Иудейского царства – отстроить твои башни, о, Иерусалим!» и «возвращение Иудеи нашей древней расе».

Мнение, что Ротшильды собирались вернуть Святую землю еврейскому народу, можно встретить и в более серьезных трудах. Еще в 1830 г. один американский журнал предполагал, что «небольшие финансовые затруднения» могут вынудить султана продать Иерусалим Ротшильдам. Французский социалист Шарль Фурье пишет о такой возможности в своей книге «Ложная промышленность» (1836). И Дизраэли в 1851 г. говорил о том, что евреи «возвращаются… на свою землю» на деньги Ротшильдов. Ту же мысль можно найти в народных сказках из российской черты оседлости, например «Царь в замке Ротшильдов».