Дом на улице Чудес - Страница 3

Наконец он позволил себе расслабиться, убедив себя, что услышанный им звук не был ни скрежетом тормозов остановившейся около дома машины, ни скрипом калитки, давно нуждавшейся в смазке, - словом, ни одним из тех хорошо знакомых ему звуков, которые могли таить в себе опасность. Он ненавидел это время суток более всего за то, что контроль дисциплинированного рассудка над мыслями ослабевал именно по ночам и он ничего не мог с этим поделать.

Тогда приходили воспоминания.

Привычным усилием воли он заставил себя вернуться к действительности и уже вновь начал погружаться в мягкую сонную одурь, когда звук повторился.

Тихий хруст гравия на дорожке под чьими-то осторожными шагами. Чуть слышный скрип расшатавшейся доски на второй ступеньке крыльца.

Когда послышался негромкий скрежет ключа в замке, он уже был на ногах и одним легким движением оказался у окна.

На подъездной дорожке стоял грузовичок.

Возможно, это воры, выбравшие именно сегодняшнюю ночь для того, чтобы обчистить его квартиру.

Ну что же, они будут здорово разочарованы.

Он никогда не гнался за вещами. Его квартирка была обставлена по-спартански просто. Ни телевизора, ни магнитофона, только старенький радиоприемник.

Было ли так всегда? Сейчас он уже с трудом вспоминал о подобных мелочах. Перед его внутренним взором мелькнула картинка: Беатрис, его жена, стоит перед витриной роскошного универмага и, оглянувшись на него, хохочет над головокружительными цифрами на ценниках. Она хохочет, но в глубине ее глаз скрывается тоска.

Он тряхнул головой, отгоняя воспоминание. В его глазах зажегся недобрый огонек, не суливший ночным посетителям ничего хорошего. Быстро и неслышно он спустился по лестнице к черному ходу. Крупный мужчина, он двигался по темному дому на удивление легко и бесшумно.

Приоткрыв заднюю дверь лишь настолько, чтобы можно было протиснуться, но не дав ей заскрипеть, он выскользнул из дома и крадучись двинулся вдоль стены, желая застать воришек врасплох. В его мозгу уже сложился план действий, простой и эффективный. Густые кусты, высаженные так, чтобы скрыть происходящее в доме от любопытных глаз соседей, делали его сейчас невидимым и для ночных визитеров.

Это позволяло ему подобраться совсем близко к крыльцу и отрезать злоумышленникам путь к отступлению. У них не будет никаких шансов проскользнуть мимо него. Почти никаких.

Они явно выбрали неподходящий дом для ограбления.

Дом Глена Джордана, лейтенанта полиции...

Бывшего лейтенанта полиции.

Остывший за ночь цемент дорожки холодил его босые ступни, мокрые листья кустов касались плеча. Густой предрассветный туман лип к телу, оседал влажными каплями на обнаженной груди и спине - торопясь выйти из дома, Глен не успел одеться и был в одних шортах. Но он не замечал холода, сосредоточившись на своей цели. Осторожно обогнув угол дома, он подкрался почти вплотную к крыльцу, невидимый и неслышный в сумраке майской ночи, и принялся наблюдать.

На фоне светлых крашеных досок крыльца можно было различить темную фигуру, склонившуюся над дверным замком. Туман скрадывал детали, оставляя лишь контур. Пришелец оказался невысоким и напоминал худенького мальчишку в ковбойской шляпе. Вряд ли такой мог быть опасен бывшему полицейскому.

Глен почувствовал, что его гнев начинает остывать. Незнакомец снова подергал за ручку, но то ли он был неопытным взломщиком, то ли расшатанный замок заело, дверь не поддавалась его усилиям.

Самым правильным сейчас было бы, не поднимая шума, вернуться в дом и вызвать полицию.

Все могло быть кончено за десять минут, и он провел бы остаток ночи с сержантом Симпсоном, вспоминая за чашкой кофе забавные случаи из своей практики. Что угодно, лишь бы не возвращаться одному в пустой дом, не подниматься по темной лестнице обратно в спальню, где он снова оказался бы во власти воспоминаний.

Да, самым правильным было бы вызвать полицию, но Глен уже знал, что не сделает этого.

Вместо того чтобы вернуться в дом, он вышел из укрытия и в два прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от крыльца.

В голове его мелькнула мысль, что нужно было прихватить с собой оружие - служебный револьвер или хотя бы палку. Вероятность того, что человек, пытающийся проникнуть в чужой дом в самый глухой час ночи, окажется вооружен, была достаточно велика. У грабителя вполне мог оказаться пистолет или нож, могущий доставить даже опытному бойцу несколько неприятных минут.

Его ум работал с той холодной отточенной ясностью и быстротой, которые давно стали частью его натуры. И сейчас рассудок подсказал ему единственно верное решение. Пусть у него нет под рукой оружия, но что мешает ему вести себя так, будто оно у него есть.

Впрочем, это было непросто, учитывая, что он стоял в одних шортах.

Глен положил руку на перила лестницы и громко и четко произнес:

- Поднимите руки вверх, чтобы я мог их видеть. Затем медленно повернитесь и не делайте лишних движений!

Фигура на крыльце дернулась и замерла.

- Вы меня слышали. Поднимите руки вверх!

- Я не могу... - Должно быть, от страха голос ночного визитера сорвался на фальцет.

- Вот как? - угрожающе произнес Глен. - Лучше бы вам сделать это. И сейчас же!

- Но я могу уронить ребенка. - Теперь в голосе грабителя звучали боль и отчаяние.

Ребенка?!

Глен в одно мгновение оказался на крыльце и, схватив темную фигуру за плечо, резко развернул лицом к себе.

Женщина!

Даже две женщины, потому что старшая держала на руках маленькую, совсем крошку, и обе смотрели на него с откровенным ужасом. Две пары широко открытых глаз, светло-зеленых, с золотистыми искорками.

Глен убрал руку с плеча женщины, в растерянности запустил пальцы в шевелюру и негромко выругался. В тот же момент его пронзила резкая боль в голени. Женщина изо всей силы пнула его ногой и метнулась в сторону.

Правило номер один, напомнил он себе, морщась от боли. Никогда не отводи взгляда.

Неожиданно женщина закричала:

- На помощь! Пожар!

Не задумываясь, он бросился к ней и зажал ей рот ладонью. Она отчаянно извивалась, пытаясь освободиться, но ребенок на руках мешал ей, так что Глену удавалось удерживать ее без особого труда. Ему совсем не хотелось перебудить соседей, тем более что ситуация складывалась двусмысленная.