Дом на Озерной - Страница 4
Тетерин вздохнул:
– Дорого.
Женька отвернулась к окну и, закрывая глаза, негромко сказала:
– Вот так всегда.
В наступившей тишине назойливо проступили неприятные звуки телефонной игры, в которую, высунув от усердия розовый язычок, играла девочка на подоконнике. В телефоне у нее что-то пиликало, квакало и время от времени раздавался скрипучий механический смех. Тетерину показалось, что электронные монстры, веселившиеся у девочки в телефоне, издеваются именно над ним.
Неожиданно Женька снова открыла глаза и повернулась к отцу.
– Ты маме звонил?
Тетерин замялся.
– Нет еще… Как-то в голову не пришло…
Женька невесело усмехнулась:
– Да, прикольные вы у меня родители.
В доме на Озерной тем временем кипели приготовления к приезду долгожданных гостей. Погода стояла чудесная, поэтому стол решено было накрыть прямо во дворе.
Старики уже давно жили одни. Стульев на всех, кто должен был собраться сегодня за этим столом, не хватало, и мужчины на скорую руку сколачивали большую скамейку. Женщины во главе с бабушкой Галиной Семеновной лепили на веранде пельмени. И только одна Мария не принимала никакого участия ни в женских, ни в мужских занятиях. Она стояла на крыльце в дверном проеме, лениво курила, прислушиваясь к разговорам матери и сестры у себя за спиной и глядя на своего отца, который совсем не изменился за последние годы.
Иван Александрович действительно выглядел подтянуто, свежо и по-боевому. Несмотря на свои семьдесят лет и на то, что у него иногда пошаливало сердце, он старался держать марку, и в разговоре с незнакомыми людьми мог даже прихвастнуть, что ему восемьдесят, а чтобы уже совсем удивить собеседника, выкатывал свой старенький велосипед и гордо ехал по пыльной улице, позвякивая сверкающим на солнце звонком. Галина Семеновна, счастливо прожившая с ним более сорока лет, не любила этой его черты, обвиняла его в позерстве и предупреждала, что если он когда-нибудь свалится, то в больницу она к нему ходить не будет. Однако Иван Александрович всю свою жизнь был кадровым офицером, и не покрасоваться, когда выпадал случай, он не мог. Правда, в последнее время его стала подводить память.
– Батя, ты куда молоток утащил? – спросил старика Томкин муж.
– Я? – Иван Александрович беспомощно поморгал. – Так это… Он же здесь был… Степа, может, его Юрка унес?
Степан Дедюхин повернулся к своему сыну, который пилил ножовкой длинную доску.
– Юрка! Сходи молоток поищи.
Хорошо сложенный, крепкий для своих семнадцати лет Юрка выпрямился и посмотрел на отца.
– Он с ним в дом заходил только что.
– Ну, так иди принеси, – буркнул Степан.
Юрка положил ножовку на стол и направился к дому. Войдя на веранду, где его семилетняя сестра Катя активно мешала бабушке и маме лепить пельмени, он вынул из холодильника бидончик с квасом, сделал несколько жадных глотков и заметил молоток на полке с посудой.
– Нашел куда затолкать, – проворчала Галина Семеновна, краем глаза следя за внуком, который снял с полки молоток. – Еще хорохорится…
– Ты мою футболку не видела? – спросил Юрка у матери.
Томка потерла тыльной стороной ладони свой нос, смешно пыхнула, стараясь сдуть с него муку, и подбородком указала сыну на вешалку.
– Вон там она, под отцовской курткой.
Когда Юрка вышел, Мария повернулась к сестре. Она почувствовала хороший момент, чтобы сгладить неловкость, которую она, несмотря на свой характер, все-таки испытывала из-за того, что не участвовала в общих семейных хлопотах.
– Юрка у тебя такой симпатичный стал, – сказала Мария. – Вырос, прямо и не узнать.
– Да в спортзале все время пропадает, – стараясь говорить небрежно, ответила Томка. – Вот и накачался.
Она старалась не показать, насколько слова сестры были ей приятны, но Мария поняла, что со своим комплиментом попала в точку.
– А Женьку ты почему с собой не взяла? – спросила Томка.
– Чтобы вы ее тут опять закормили? – голос Марии стал строже. – На целую роту ведь пельменей налепите, я вас знаю.
– Кушать надо, – вмешалась Галина Семеновна.
– Ну да, – усмехнулась Мария, брезгливо раздавливая окурок в пепельнице. – А потом ни в одно платье не влезешь.
Томка, которая в отличие от своей сестры носила отнюдь не сорок четвертые размеры, слегка нахмурилась, приняв ее слова на свой счет. Правда, в следующую секунду она вспомнила о том, что Степан, искренне любивший ее формы, запретил ей худеть, и о том, что у Марии с Тетериным давно все разладилось, в том числе – в плане секса. Легкая тень исчезла с ее лица, Томка склонилась к перепачканной в муке дочери и звонко чмокнула ее прямо в макушку.
– Тебе-то чего бояться? – сказала она Марии. – Ты со своим характером все равно не поправишься. Язва – она и есть язва. Так что ешь сколько влезет.
Работа во дворе подходила к концу. Юрка натянул свою черную футболку и пошел к умывальнику.
– Ты куда собрался? – спросил сына Степан, глядя, как тщательно тот намыливает руки.
– Мне в город надо, – ответил Юрка. – У меня сегодня сбор.
– А что, Валю не дождешься? – спросил Юрку Иван Александрович.
– Я потом, дед. Успею еще.
– Успеет он, – хмыкнул Степан. – Ты бы лучше деду рассказал, чем вы там занимаетесь.
Юрка перестал звенеть умывальником и угрюмо посмотрел на отца.
– Кто-то ведь должен это делать.
– А чем вы там занимаетесь? – спросил Иван Александрович. – Что у вас за организация?
– Иди-ка сюда, – махнул Степан рукой сыну.
Юрка, нехотя, подошел к отцу, и тот указал Ивану Александровичу на две буквы «ЧГ», которые белели на рукаве Юркиной футболки.
– Вот это, батя, думаешь, чего значит?
– Ну, не знаю, – задумчиво протянул Иван Александрович. – Может быть, «член… государства»?
– На фига государству член? – сказал Степан и повернулся к Юрке. – Скажи ему.
– Может, хватит уже?
Юрка насупился и смотрел себе под ноги.
– Да нет, ты скажи, – настаивал Степан. – Деду приятно будет узнать, чем его внук занимается. Он же замполитом служил.
– «Чистый Город», – буркнул Юрка.
Иван Александрович сел на готовую уже скамейку, вынул из кармана брюк мятую пачку «Беломора» и закурил.
– Экологией, что ли, занимаетесь? – спросил он Юрку.
– Ага, мусор убирают, – усмехнулся Степан. – Санитары городских улиц.
– Слушай, кончай, а? – негромко сказал Юрка.
– А чего? Хорошее дело, – вздохнул дед, выпуская облачко дыма.
– Короче, пошел я, – Юрка повернулся и быстро направился к калитке.
– Смотри, оторвут когда-нибудь башку, – крикнул ему в спину Степан. – Доиграешься.
Юрка, не оборачиваясь, скрипнул калиткой и исчез.
– А за что оторвут? – удивился Иван Александрович. – Правильное дело ребята затеяли. Мы раньше тоже на субботники ходили.
– У них там другие субботники, батя, – уже безо всякой иронии ответил Степан. – Ладно, давай лучше стол раздвинем.
Мария продолжала наблюдать за ними с веранды, а Галина Семеновна, раскатывая тесто, краем глаза поглядывала на нее. Она начала волноваться еще неделю назад, когда позвонила Валя и сообщила о своем приезде. Мало того что домой возвращалась младшая дочь, которую Галина Семеновна последние пятнадцать лет знала только по фотографиям, непонятно было – сумеют ли ее дочери забыть то, что произошло между ними, сумеет ли Валя простить Марию, и сможет ли та повести себя так, чтобы снова не обидеть сестру.
Галина Семеновна не заметила, как прекратила раскатывать тесто и замерла над ним, опираясь на скалку.
– Мам, ты чего? – спросила Томка.
– Да… что-то задумалась, – вздрогнула Галина Семеновна, и в эту минуту у Марии зазвонил телефон.
– Да? – сказала она, вынув мобильник. – Что?
Лицо ее изменилось. Привычное выражение легкой брезгливости покинуло его, и она вдруг побледнела.
– Сейчас приеду.
Мария убрала телефон в карман и, уже совершенно не контролируя своих движений, протянула руку к большому блюду, на котором лежали куски рыбного пирога. Взяв один из них, она секунду постояла неподвижно, а затем начала жадно есть.