Дом на Озерной - Страница 10

– Да, Дима, я слушаю, – говорила она в трубку, стараясь перекрыть голос Тетерина. – Хорошо… Да, да, поняла… В Благовещенске?.. А когда?.. Хорошо… Да, да, да… Нет, у нас все хорошо. Никто не нервничает, никто не волнуется. Хорошо, Димочка, ждем. Счастливо!

В отличие от Томки, Мария никогда не мечтала быть актрисой, но сейчас даже Станиславский сказал бы ей «верю». Она сама почти верила в то, что говорила по телефону с братом. Во всяком случае, ей очень хотелось в это поверить.

Притаившийся в бане Тетерин услышал в трубке короткие гудки, и в этот момент с улицы в предбанник, тяжело дыша, забежала Женька. Она хотела спрятаться здесь от Гулбахор.

– Папа? – удивилась она, увидев Тетерина. – А ты что тут делаешь?

– Звоню, – по-детски наивно ответил он и показал ей мобильник.

Когда они с Женькой вошли на веранду, Мария дожимала родню.

– Я же вам говорила, что все в порядке, а вы не верили.

– Что он сказал? – настороженно спросил Муродали.

– Сказал, что ничего особенного, – торопилась Мария. – Просто в Благовещенске груз задерживается, а он ждет. Какие-то проблемы на железной дороге.

Тетерин огромными глазами смотрел на жену. В своей лжи она была так убедительна, что он вдруг подумал: «А почему бы и нет? Может, у него и вправду телефон разрядился. Может, с отправкой груза что-то не так. Нет, она все же права. Надо подождать. Нельзя поднимать панику. У старика и без того с сердцем проблемы. День-два, и все выяснится».

И все же настроение обитателей дома на Озерной было не очень. Пылкие объяснения Марии хоть и смягчили удар, однако он все же остался ударом. Больше всех расстроилась Томка. Она хотела уязвить Марию за утреннее высокомерие и решила превзойти саму себя, приготовив ужин на целую роту, с тем чтобы Мария, Димка, Галина Семеновна и все остальные поняли наконец – кто в доме настоящая царица и пава. В общем, целый день она провела у плиты.

Когда Томка услышала, что брат не приедет, она закусила губу, изо всех сил пытаясь удержать слезы. Ей было обидно, что теперь никто не оценит ее стараний. Родня разбредется по комнатам, а вся эта гора снеди останется нетронутой. Томка отвернулась к окну, чтобы скрыть слезы, но Степан их заметил. Несмотря на внешнюю грубость своей профессии, он умел тонко чувствовать, а жену понимал и любил ровно так же, как понимал и любил свой «КамАЗ». Малейшую неисправность в работе двигателя он определял на слух, поэтому теперь наверняка знал, что Томка плачет не только из-за того, что брат не приехал.

– Ну, а чего нос повесили? – громко сказал Степан. – Война, что ли? Стол накрыт.

От его слов обитатели дома, наконец, оживились и стали рассаживаться. Томка благодарно взглянула на мужа. Впрочем, в этой своей благодарности она не осталась одна. Мария тоже мысленно сказала ему «спасибо». Степана в этой ситуации она боялась, пожалуй, больше всех остальных.

За столом не было одного Юрки. Забравшись на чердак еще до отъезда Тетериных в аэропорт, он так и не спустился оттуда ни разу за целый день. Есть он тоже отказывался. Галина Семеновна несколько раз звала его днем к обеду, но он притворялся спящим.

Примерно через полчаса после того, как все уселись за стол, Томка не выдержала и понесла сыну холодец. Она сделала это тайком от Степана, потому что тот злился на Юркино упрямство.

– Может, спустишься? – ласково спросила она, глядя, как сын уплетает холодец. – Я там ватрушки для тебя сделала.

– Ага, разбежался, – ответил Юрка с набитым ртом.

– Ну, неудобно же. Она ведь моя сестра. Ну, вышла замуж за таджика – с кем не бывает. Некоторые даже за негров выходят.

– Сравнила тоже, – сказал Юрка. – Негры в баскетбол играют.

– Таджики тоже, наверное, во что-нибудь играют. – Томка на секунду задумалась, пытаясь представить себе, во что играют таджики, но потом махнула рукой. – Да и не понимает он ничего по-ихнему.

– Ты-то откуда знаешь? – напористо спросил Юрка.

Томка развела руками, словно удивляясь нелепости вопроса.

– Ну, так видно же, – сказала она.

В этот момент снизу строгим голосом закричал Степан:

– Тома! А ну слазь оттуда!

– Иду, иду! – заспешила Томка.

Она подошла к лестнице, а потом снова повернулась к сыну.

– Давай спускайся! – прикрикнула она на него специально для Степана.

На веранде правила бал Мария. Она объявляла тост за тостом, подливала мужчинам, шумно вспоминала общее детство, старательно шутила и время от времени выбегала во двор, чтобы кому-то позвонить. Вернувшись, она снова развивала бурную деятельность. Женька внимательно следила за матерью.

– Папа, – шепнула она Тетерину. – Какая-то мама сегодня странная.

– Странная? – делано удивился он. – Почему?

– Ну, не знаю, – пожала плечами Женька. – Веселая.

– Так это же хорошо.

Женька взяла телефон, который Мария положила на стол рядом с нею, и начала просматривать входящие звонки. Тетерин сообразил, что Димкиного номера там не будет, и склонился к дочери.

– Положи, – шепнул он. – Мама не любит, когда смотрят ее телефон. Сходи лучше за Юркой, а то как-то неловко получается.

Поднявшись на чердак, Женька уселась на старый сундук рядом с Юркиным гамаком. Он покосился на двоюродную сестру и продолжал курить, стараясь, впрочем, дымить в другую сторону.

– Ну, чего там? – лениво спросил он.

– Тебя ждут, – ответила Женька.

– Подождут.

Несколько секунд они помолчали.

– Слушай, я очень толстая? – неожиданно спросила Женька.

– Не парься, – выдохнул дым Юрка. – Люди бывают разные.

Женька насупилась.

– Уж кто бы говорил.

– В смысле? – Юрка посмотрел на сестру.

– У тебя же идеология, – насмешливо улыбнулась Женька. – Все должны быть одинаковые. Ты у нас, типа, Маугли – «Мы с тобой одной крови».

Женька смешно нахмурилась, изображая обитателя джунглей.

– Чего ты несешь?

– Это не я. Это писатель Киплинг.

– Да по фигу мне, какой там писатель. Я тебе просто сказал, чтобы ты не парилась насчет своего веса.

– Ты же паришься из-за своих проблем, – Женька снова перешла в наступление. – Сидишь тут как сыч. Девочки маленькой испугался.

– Я испугался? Ты чего, совсем?

– Да ладно тебе, – махнула рукой Женька. – У всех свои заморочки. Признайся, что твои нисколько не лучше моих.

Юрка перестал раскачиваться в гамаке и внимательно посмотрел на Женьку. В ее тоне он уловил что-то новое, что-то очень серьезное – такое, что заставило его согласиться.

– Наверно, не лучше. Только у меня это не заморочки.

Женька почувствовала, что Юрка вдруг снял защиту. Она больше не ощущала в нем той нарочитой злости, которую он обычно использовал как панцирь. Сейчас он был откровенен.

– Тогда скажи – я очень толстая? – неожиданно потребовала она.

Застигнутый врасплох Юрка не успел уклониться от ответа.

– Есть немного.

Женька помолчала, как будто укладывала эти два слова у себя в голове, потом встала с сундука и просто сказала:

– Спасибо.

После этого она молча спустилась по лестнице.

Юрка вскочил со своего гамака и бросился вниз за Женькой.

– Подожди! – закричал он. – Постой!

Когда он вбежал следом за ней на веранду, там царил праздничный Восток. Из принесенного Степаном магнитофона громко звучала таджикская народная музыка. Практически никто не сидел, все стояли, а в центре образовавшегося круга танцевала крохотная Гулбахор. Она изящно крутила над головой кистями рук, вращалась вокруг своей оси и прогибалась назад, смешно запрокидывая локоточки, блестя глазами, перебирая ладошками в воздухе, как будто играла на невидимой арфе, и успевая при этом улыбаться взрослым, которые вне себя от восторга дружно ей хлопали и смеялись. Мария даже пыталась изобразить знойную восточную женщину, закрывая нижнюю половину лица кухонным полотенцем, повторяя руками движения Гулбахор и двусмысленно покачивая бедрами. Муродали, сверкая зубами, азартно выстукивал на перевернутом ведре сложный восточный ритм.