Дом на берегу - Страница 70

– Бегите вперед, – скомандовала Вита мальчикам. – Повесьте плавки в сушилку и начинайте накрывать на стол.

Когда они, взлетев по ступенькам, исчезли в доме, она повернулась ко мне и спросила:

– Ну как, справишься?

– С чем? – Я все еще был в полусознательном состоянии и плохо понимал, о чем она говорит.

– Сможешь подняться по ступенькам? – уточнила она. – Когда мы заметили тебя, ты едва стоял на ногах. Мне было страшно неловко перед миссис Коллинз и мальчиками. Это ж сколько надо было выпить!

– Выпить? Да я не пил ничего.

– Ох, ради Бога, – взмолилась она, – только не начинай снова лгать! День был такой тяжелый, я устала. Пойдем, помогу тебе подняться в дом.

– Это пройдет, – сказал я. – Пойду посижу в библиотеке.

– Лучше бы тебе сразу лечь в постель, – сказала она. – Мальчики еще никогда тебя таким не видели. Они сразу заметят.

– Я не хочу ложиться. Закрою дверь и посижу в библиотеке. Им незачем туда входить.

– Ну что ж, раз ты такой упрямый… – Она раздраженно передернула плечами. – Я скажу им, что мы будем ужинать на кухне. И ради Бога, не показывайся им на глаза. Попозже я принесу тебе чего-нибудь поесть.

Я слышал, как она прошла через холл и хлопнула кухонной дверью. Я рухнул на стул в библиотеке и закрыл глаза. Странная вялость ощущалась во всем теле; меня клонило в сон. Вита была права: надо подняться в спальню, однако я не мог сделать усилие и встать со стула. Мне ничего другого не оставалось, как сидеть там, не двигаясь, в тишине и покое, в надежде, что тогда, возможно, ощущение этой бесконечной усталости и опустошенности пройдет быстрее. Если мальчики собирались посмотреть какую-нибудь передачу по телевизору, то им явно не повезло. Придется мне завтра им это компенсировать – организую прогулку на лодке, сходим к Церковному мысу. Виту тоже надо бы чем-то порадовать. С этой сегодняшней историей все пошло насмарку, начинай мириться сначала.

Очнулся я внезапно, меня словно подкинуло. Комната была погружена во мрак. Я посмотрел на часы: почти половина десятого. Значит, проспал около двух часов. Чувствовал я себя вполне сносно и был не прочь чего-нибудь поесть. Я прошел через столовую и вышел в холл; до меня донеслись звуки включенного проигрывателя, но дверь в салон была закрыта. Очевидно, ужин давно закончился, в кухне было темно. Я полез в холодильник за яйцами и ветчиной, но не успел поставить сковородку на плиту, как услышал чьи-то шаги в подвале. Я вышел на площадку черной лестницы и крикнул, полагая, что это кто-то из мальчиков: я хотел выведать, в каком настроении Вита. Ответа не последовало.

– Тедди? – позвал я. – Микки? Я отчетливо слышал шаги, пересекавшие старую кухню в направлении котельной. Спустившись по ступенькам, я стал искать выключатель, но ничего не нашел и вынужден был пробираться в старую кухню на ощупь вдоль стены. Тот, кто шел впереди меня, был уже во внутреннем дворике: я слышал, как он топает там, а потом вытаскивает ведро воды из колодца возле ближайшего угла дома – из колодца, который был наглухо закрыт и которым давно уже никто не пользовался. Затем я услышал другие шаги, но не во дворике, а на черной лестнице; повернув голову, я обнаружил, что черная лестница исчезла: шаги доносились с лесенки, приставленной к стене и ведущей наверх. В тот же миг я осознал, что темнота сменилась неверным светом зимних сумерек. По лесенке спускалась женщина с зажженной свечой в руке. Я снова услышал нарастающий свист в ушах, затем раздался громоподобный взрыв: препарат вновь начал действовать, хотя я его не принимал. Только этого мне сейчас и не хватало. Я испугался. Прошлое сливалось с настоящим, а рядом (пусть и в другой части дома) Вита и мальчики.

Женщина прошла совсем близко от меня, прикрывая пламя свечи ладонью. Это была Изольда. Я прижался к стене и затаил дыхание: одно неверное движение – и она исчезнет; ведь то, что я видел, происходило лишь в моем воображении, разыгравшемся под влиянием дневных впечатлений.

Она поставила свечу на скамью и зажгла другую, а затем принялась негромко напевать какой-то странный сладостный мотив. Между тем я по-прежнему слышал приглушенный ритм мелодии, доносившейся из проигрывателя в музыкальном салоне на первом этаже.

– Робби, – позвала она тихо. – Робби, ты здесь?

Мальчик вошел со двора через низкую сводчатую дверь и поставил ведро с водой на пол.

– Мороз все еще держится? – спросила она.

– Да, – ответил он, – до полнолуния тепла не ждите, только потом. Придется вам задержаться здесь еще на несколько дней, если мы вам не слишком надоели.

– Надоели? – воскликнула она, улыбаясь. – Наоборот, я буду только рада. Хотелось бы мне, чтобы мои дочери были так же хорошо воспитаны, как Бесс и ты, чтобы они слушались меня так же, как ты слушаешься своего брата.

– Если мы такие, то лишь из почтения к вам. Когда вас не было, нам частенько попадало от Роджера, даже ремнем! – Он рассмеялся и, мотнув головой, откинул прядь густых волос, падавшую ему на глаза, затем приподнял ведро и налил воды в стоявший на столе кувшин. – А еще, благодаря вам, мы хорошо едим. Мясо каждый день, не то что раньше – одна соленая рыба. А поросенок, которого я вчера зарезал, бегал бы до самой Пасхи, если бы вы не почтили нас своим присутствием. Бесс и я, мы хотели бы, чтобы вы всегда жили с нами и не уезжали, когда потеплеет.

– А-а, понимаю, – сказала Изольда шутливо. – Вас радует не мое присутствие, а то, что при мне ваша жизнь стала более легкой и приятной.

Он нахмурился, пытаясь сообразить, куда она клонит, затем лицо его прояснилось, и он снова улыбнулся.

– Нет-нет, это не так! – воскликнул он. – Когда вы появились, мы боялись, что вы станете строить из себя важную даму, и нам будет трудно угодить вам. А вы совсем не такая, как будто всю жизнь с нами прожили. Бесс очень вас любит, и я тоже. Ну, а Роджер уже два года, если не больше, не перестает вас расхваливать.

Вдруг он покраснел и смутился, словно понял, что сказал лишнее. Изольда протянула руку и тронула его за локоть.

– Милый Робби, – нежно произнесла она, – я тоже люблю тебя и Бесс и никогда не забуду, как сердечно вы ко мне относились все это время.

Я услышал шаги на верхнем этаже и поднял голову: но это была всего лишь Бесс. Пока она спускалась по приставной лесенке, я обнаружил, что девочка выгладит гораздо опрятнее, чем раньше: ее длинные волосы были аккуратно расчесаны, лицо вымыто.

– Роджер возвращается! Я слышу – он уже скачет через рощу, – крикнула она. – Пойди возьми у него пони, Робби, пока я накрываю на стол.

Мальчик вышел во двор, а его сестра подложила в очаг торфа и утесника. Утесник с треском вспыхнул, отбрасывая на закопченные стены длинные шевелящиеся тени. Бесс обернулась и с улыбкой посмотрела на Изольду, и я догадался, что все четверо, должно быть, изо дня в день собираются морозными вечерами за столом и ужинают при свечах, расставленных между оловянными мисками.

– А вот и ваш брат, – сказала Изольда и стала у открытой двери, глядя, как Роджер спрыгивает на землю и передает поводья Робби. Еще не стемнело; двор, гораздо более просторный, чем нынешний патио, простирался до самой стены, за которой начиналось поле, так что в проеме распахнутых ворот я мог видеть даже кусочек открытого моря вдали и часть залива. Грязь во дворе от мороза затвердела, воздух был холодный, на фоне неба выделялись черные, голые деревца ближайшей рощи. Робби повел пони в сарай, а Роджер направился к Изольде.

– Ты принес дурные вести, – сказала Изольда. – Я вижу это по твоему лицу.

– Моя госпожа прознала, что вы здесь, – отвечал Роджер. – Она едет сюда с посланием от вашего брата. Только скажите, и я заставлю ее повернуть обратно, дальше вершины холма она не проедет! Мы с Робби в два счета справимся с ее слугами.

– Сейчас, возможно, вы и справитесь, – ответила Изольда, – но позже она найдет способ расквитаться с тобой, с Робби и Бесс. Она тут камня на камне не оставит. Ни за что на свете я не допущу этого!