Дом моего сердца - Страница 13

– Мой топ.

С секунду он не понимал, о чем она говорит, а когда наконец понял, то решил, что сердечный приступ, которым он пугал ее недавно, может и в самом деле случиться. Он обнимал почти обнаженную принцессу!

Роунэн так поспешно отпрянул от нее, что она начала снова тонуть, не желая убирать руки от голой груди.

Каким-то непостижимым образом верх ее купальника исчез!

– Плывите туда, где сможете встать, – резко скомандовал он.

Он точно знал, каким тоном добиваться немедленного подчинения у солдат, и это помогло и сейчас. Шошана поплыла к берегу, неуклюже работая одной рукой, в то время как другую по-прежнему крепко прижимала к груди. Ему показалось бы это смешным, если бы произошло с кем-то другим, а не с ней. Убедившись в том, что Шошана твердо встала на ноги, он огляделся вокруг.

Потерянный предмет одежды плавал в нескольких ярдах. Роунэн подплыл и взял его, понимая, что не время думать о том, каким нежным на ощупь был этот предмет в его грубых руках и какое ответственное предназначение было у этого эфемерного кусочка материи.

Он подплыл к Шошане сзади. Она стояла в воде по самые лопатки, все еще крепко обхватив себя руками, но невозможно было спрятать безупречную красоту ее спины.

– Я отвернусь, – сказал он, стараясь дать ей почувствовать, что не произошло ничего особенного. – А вы наденьте это.

Она тут же надела бюстгальтер, не взглянув на Роунэна. Да и ему было очень трудно смотреть на нее.

Шошана молча вышла на берег, расстелила полотенце и легла на живот, все еще не глядя на Роунэна, а он подумал, что, вероятно, это даже к лучшему. Надев снаряжение для подводного плавания, он снова пошел к воде.

Мимо него проплывали косяки рыб, многих из которых он видел в рифах Австралии.

Неожиданно Роунэн почувствовал, что не хочет, чтобы Шошана провела в смущении весь день. Он не хотел, чтобы она лишила себя возможности насладиться очарованием рыб, обитающих в рифах.

Он понял, что она хотела с помощью своего бикини привлечь его внимание к себе, но, выросшая в закрытой среде, не знала, как себя вести, когда это ей удалось.

В его мире девушки были шустрыми и кокетливыми и точно знали, что делать с мужским вниманием. Видя ее неопытность, он решил уговорить ее заняться подводным плаванием.

Тогда они будут думать о рыбах, о снаряжении, а не друг о друге.

– Шошана! Возьмите трубку и ласты. Вы должны увидеть эту красоту.

Роунэн вдруг осознал, что обратился к ней по имени, словно они друзья, словно заниматься вместе подводным плаванием для них привычное дело.

Но отступать было поздно. Она вошла в воду, предварительно несколько раз подергав бретельки своего купальника, чтобы убедиться в том, что они держатся прочно.

Шошана присоединилась к нему, и началось волшебство. Они плавали в почти нереальной красоте, окруженные рыбами самых невероятных цветов.

Роунэн не заметил, в какой момент потерял всякий интерес к рыбам и сосредоточил все свое внимание на реакции Шошаны на них. Он подумал, что не видел ничего прекраснее благоговейного выражения на ее лице, когда одна из рыб прикоснулась губами к ее руке.

Роунэн нарушил все свои правила, но это того стоило и почему-то не волновало его. Время остановилось, и он был ошеломлен, когда увидел, что солнце заходит.

Они вышли на берег и вытерлись полотенцами. Он заметил, что Шошана смотрит на него наивными и одновременно голодными глазами.

– Я приготовлю ужин, – отрывисто проговорил он.

Роунэн ясно ощутил, как в нем просыпается какое-то огромное чувство, страстное желание узнать ее лучше. Он хотел чего-то такого, чего никогда не хотел раньше и что в его случае было несбыточным.

И все-таки нарушать правила не стоило. Он был солдатом. Она – принцессой. Их миры находились на расстоянии миллионов миль друг от друга. И она была обещана другому.

С этими мыслями он готовил ужин, отказавшись от предложенной Шошаной помощи. Он резко ответил ей, когда она прервала его раздумья, спросив, как называется та ярко-желтая рыба с длинным носом, которую они видели. Она поняла намек, и после этого их трапеза проходила в благословенной тишине. Как получилось, что он оказался не готовым отвечать на ее вопросы? И поняла ли она, что в их отношениях наступила опасная перемена?

Укладываясь спать, Роунэн поздравил себя с тем, как ловко ему удалось восстановить барьер, когда из комнаты Шошаны до него донесся одинокий всхлип.

Не могла же она так расстроиться из-за того короткого эпизода, когда оказалась обнаженной?

Он понимал, что не должен волноваться, но тут услышал ее приглушенный плач, как будто из-под одеяла. Этот звук заставил его выскочить из своей комнаты и ворваться к ней.

– Что случилось?

– Мне так больно!

– Что вы имеете в виду?

Он зажег фонарь, который стоял на стуле в ее комнате, подошел к краю ее кровати и посмотрел на Шошану. Принцесса неуверенно слегка опустила простыню, чтобы показать ему свои плечи. Так вот почему она была такой притихшей за ужином!

Не от смущения, не потому, что поняла, что он не хочет говорить с ней, а от боли. Даже при свете фонаря ему было отчетливо видно, как сильно она обгорела на солнце. Он молча выругал себя.

Ее кожа была золотистой, и ему не могло прийти в голову, что она может обгореть. Да вроде и палящего зноя сегодня не было.

Роунэн вдруг вспомнил, что она говорила о своей матери.

– А вы находились на солнце когда-нибудь? – спросил он.

Шошана отрицательно покачала головой.

– Только короткое время. Мне разрешали приходить сюда лет до тринадцати, а потом мама решила, что я становлюсь сорванцом. Она считала, что загорелая кожа – это…

– Позвольте мне угадать, – сухо сказал он, – …вульгарно.

Роунэн был вознагражден ее слабой улыбкой. По крайней мере мне не придется видеть ее в бикини оставшиеся три дня на острове, с эгоистичной радостью подумал он.

Но ему предстояло выдержать еще одно испытание – оказать ей первую помощь.

Сам Роунэн привык к солнцу, и его кожа не обгорала. Но много раз после многочасовых учений на солнце, особенно в пустыне, солдаты получали ожоги. Роунэн знал множество способов облегчения жжения. Уксус либо сода, добавленные в воду ванны, могли принести облегчение. К сожалению, как и в полевых условиях, ванны здесь не было. Но у них имелся аспирин. Он заметил его в шкафчике на кухне, а еще сухое молоко.

Роунэн понимал, конечно, что есть большая разница между тем, чтобы наложить успокаивающую повязку, смоченную в молоке, на спину принцессы, и тем, чтобы шлепнуть такую повязку на спину сослуживца.

– Вас нужно спасать, – произнес он.

– Пойдемте на кухню, – сказала ему Шошана и покраснела. – У меня стянуло кожу, и мне кажется, что я не смогу шевельнуть руками. Не хочу ничего надевать, чтобы не прикасаться к коже.

Ну, тогда иди голой.

Шошана закуталась в простыню.

– Пойдемте, – произнес Роунэн.

Она заковыляла следом за ним на кухню. Он чувствовал себя не в своей тарелке: это ее одеяние было не менее – а может быть, и более – опасным, чем бикини.

И эта ночь была опасной: звезды бриллиантами сияли на ночном небе, цветы источали нежный и обольстительный аромат.

– Садитесь, – сказал он, выдвигая для нее стул, и сделал глубокий вдох, моля Бога дать ему сил. Он опустил простыню с ее спины и заставил себя сосредоточиться только на оказании помощи.

Спина Шошаны так сильно обгорела, что Роунэн забыл о неловкости всей этой ситуации.

– Мне неприятно сообщать дурные вести, – сказал он с искренним сочувствием, – но через несколько дней ваша кожа облезет. Она может даже покрыться волдырями.

– Правда?

Похоже, она произнесла это скорее довольным, чем удрученным тоном.

– Вам, видимо, придется не показываться на публике недельку-другую.

– Правда? – спросила она опять.

Никаких сомнений не осталось. Она была явно довольна.

– Есть основания радоваться этому? – спросил Роунэн.