Дом хрустальный на горе - Страница 9

Когда-то великий советский педагог Антон Макаренко написал замечательную, но, увы, прочно сегодня забытую книгу, которую назвал необычно: «Педагогическая поэма». Пожалуй, нигде образы советской педагогики, опоэтизированные Макаренко, не воплотились с максимальной полнотой так, как в сельских школах, где понятие коллективной товарищеской сплочённости подогревалось постоянной житейской близостью.

Мурат с троюродным братом Аскером Схаляхо, который служил в десантных войсках. 1981 г.

Село – не город, тут все рядом, чаще встречаются, ходят по одним и тем же улицам, гуляют на одних праздниках, горюют по одним и тем же поводам. Родители вместе трудятся, дети в одних классах учатся. Словом, все друг друга знают и всё друг о друге тоже знают.

Аул Псейтук в этом плане – не исключение, а скорее, ещё большее правило, поскольку кавказские поселения всегда отличались тесными родственными связями, родовыми пересечениями, когда человеческая близость ещё более скрепляла коллективистские традиции и практически с рождения накладывала на людей ответственность за соблюдение лучших национальных обычаев. Всегда во главу угла ставились прежде всего общественные интересы, то есть интересы села, деревни, аула, а уже потом – каждого члена общества по отдельности.

Мурат эти правила впитал с рождения, и поэтому школа для него стала местом формирования характера, поступков, как школьных, так и последующих, прежде всего, пронизанных участием в судьбах окружающих его людей.

– Я ведь провела немало времени в большом городе, когда отец забрал меня в Горький, где служил после войны, – вспоминает Луиза, – но никогда не испытывала ощущения ущербности от того, что впоследствии переехала в село. И «зелёной лампой», что освещает судьбу каждого человека, для меня, конечно, стала Псейтукская школа, мой второй дом, место учёбы моих детей, в сущности, продолжение нашей большой и дружной семьи…

Слушать Луизу можно бесконечно. У неё есть удивительное свойство, присущее только опытным педагогам, людям, наделённым даром повествования: спокойный, обволакивающий сознание голос, великолепное знание методов общения, а самое важное – глубокое проникновение в суть предлагаемого рассказа, особенно когда перед тобой находится замерший в ожидании класс. А рассказ-то – о разбросанных щедрой рукой по российской истории ярких драгоценностях – писателях и поэтах, создававших произведения, на которые столетиями опирались люди и во времена радости, и особенно – в период лихолетья. Нам сейчас так этого не хватает…

С её появлением в классе будто раздвигались вдруг стены, куда-то высоко в небеса уходила крыша, и начиналось чудо общения с бессмертными литературными образами, каждый из которых становился близким её слушателям, мальчишкам и девчонкам из адыгейского аула, прилепившегося к берегу самой южной российской реки. И уже слышен не шум заоконных тополей и птичий гам, а раздаётся звон мечей из «Слова о полку Игореве», грохот пушек Бородинской битвы, где сражались и погибали герои «Войны и мира». Ученики воочию видели, как метались в поисках выходов из житейских проблем персонажи Достоевского, страдала пушкинская Татьяна, взывал к торжеству справедливости Некрасов, горели в ночных лугах охотничьи костры Тургенева, беззаветно любила, а от этого ещё более страдала шолоховская Аксинья…

У Луизы Уджуху рано проявился учительский дар, в котором врождённое терпение и благоприобретённая мудрость слились однажды в единое качество, столь важное для настоящего, «штучного» педагога, коим она и являлась.

– В моём детстве развлечения были не столь многообразны, как сейчас, – вспоминает Луиза Юсуфовна, – и основной ребячьей отрадой становилось кино. Пойти с подружками в кинотеатр или клуб считалось большой удачей и радостью. И вот однажды, ещё в раннем детстве, я увидела фильм, который буквально потряс меня своей неизбывной чистотой и любовью к детям. Он назывался «Сельская учительница», и играла там великая актриса Вера Марецкая. Потом я узнала, что снял его не менее крупный кинорежиссёр Марк Донской. Образ сельской учительницы и те коллизии, которые происходили по сюжету, пробудили во мне огромное желание повторить подобную судьбу…

Луиза Ахеджак её, кстати, не только повторила, но и преумножила. Более тридцати лет верно и последовательно служила выбранной однажды и навсегда профессии. Она одна из немногих удостоена высшей награды республики – медали «Слава Адыгеи». Была в своей школе и завучем, и даже пару лет директором. Её труд отмечен многими грамотами, званием «Отличник просвещения РФ».

Но самая главная её награда – её ученики, сотни мальчишек и девчонок, для которых огромный и прекрасный мир литературы и словесности открывала она, простая сельская учительница. Её собственные дети – Мурат, Саида, Зарема и Замира – учителями не стали, но через всю жизнь пронесли огромное уважение к учительскому труду, тем более что и отец их, Казбек Исмаилович, преподаватель математики, всегда утверждал и словом, и делом, что великая наука математика, скрепляя мир строгими законами и железной логикой формул, заставляет человека искать и находить наиболее верные пути к прогрессу и созиданию.

Мурат в студенческие годы. 1980 г.

– В какую сторону ни пойдёшь, везде упрёшься в математику! – говорил он сыну.

У Мурата не было проблемы выбора между точными и гуманитарными предметами. С первого класса, куда он, семилетний, бежал, что называется, вприпрыжку, учился легко и с удовольствием. Зубрилой уж точно не был, но в каждом предмете, будь то химия, физика или биология, находил для себя особые причины увлечённости. Например, прочно позабытая сегодня география стала для него не просто предметом школьной программы. Для Мурата она была серебряным ключом, с помощью которого он открывал своему неуёмному сердцу огромный мир страны и планеты, в который всегда готов был погрузиться без остатка.

Ему было интересно всё, и самым большим увлечением ещё в младших классах стали путешествия по карте. Одноклассники подчас с открытым ртом слушали его рассказы о великих открытиях и путешествиях, о борьбе и преодолении людьми трудностей с целью освоения немереного земного пространства. С указкой в руке он с лёгкостью «мчался» по Транссибирской магистрали, без запинки называл города и области, нанизанные на великий рукотворный железный путь от центра государства и до самого его края, от Москвы и до Владивостока, и повествовал с таким жаром и увлечённостью, словно сам преодолел ту дорогу множество раз.

Поскольку очень любил Чехова, то старался, например, понять, почему известный всей России писатель, успешный и к той поре уже вполне материально благополучный человек, вдруг бросает всё и едет на Сахалин, суровый остров в не менее суровом море, который в империи иначе как общероссийским острогом и не называли. Учителя удивлялись способности этого мальчишки (такого, как и все, живого и крикливого на футбольном поле) сосредоточенно анализировать события и факты, причём не только в их хронологической последовательности, но и в исторической взаимосвязи. Его ответы на уроке подчас удивляли учителей, поскольку были неожиданны в своих предположениях и выводах, а главное – в них совсем не по-детски переплетались частности с общими тенденциями. Часто слово «почему?» становилось для него ключевым, особенно когда он погружался в книги литературных мыслителей, и стало ещё более важным, когда однажды Мурат прикоснулся к великой книге – Корану…

Ещё в раннем детстве, когда бабушка Мелеч начинала читать Коран, он внимательно вслушивался в ритмику малопонятных слов и просил её перевести их на адыгейский язык. В советское время государственные атеистические барьеры довольно прочно отделяли молодёжь от религии, но Мурат (безусловно, погружённый в существовавшую действительность) никогда не ставил под сомнение вещие мысли Корана и как-то однажды, вслушиваясь в мелодию его формулировок, осторожно тронув бабушку за рукав, тихо промолвил: