Дом без родителей - Страница 26

Они отчаянно цепляются за свои визиты. Всем готовы пожертвовать, и здоровьем тоже, лишь бы не пропустить очередной поездки домой.

Мне почудилась какая-то обреченность, надрывность в этом их цеплянии. Подумалось, что именно так утопающий хватается за соломинку. Вдруг по-новому их увидел, когда пришла эта мысль. Они бывают нахальные, грубые, жадные. Но они... утопающие. С того началась жизнь, что их кинули в омут и отвернулись. Они захлебываются, дергаются бестолково, страх застилает глаза. Детдом - рука, протянутая им. Эта рука держит их на плаву. А берегом, желанным и спасительным, для них может быть только семья...

Шел по улице, думал о наших ребятах и вдруг понял мгновенно, а вернее, сильно почувствовал, как вредна частая смена детдомов, которая для всех для них вроде бы обязательна. Но кто это установил? Кто узаконил?..

Смотришь их личные дела - уже до школы успели повоспитываться по двум-трем адресам. А в школьные годы их тасуют, словно карты в колоде. Причем обнаружить обоснования для перевода, понять логическую необходимость его зачастую совершенно невозможно.

Почему бы, например, не быть ребенку в одном детдоме до выпускного бала, до выхода в самостоятельную жизнь? Разве это плохо? Разве это как-то отрицательно влияет на ребенка?.. Наоборот, калейдоскоп детдомов лишает маленького человека чувства "гнезда", превращает его в перекати-поле. В детстве нужны неподвижность, оседлость. Нужны для того, чтобы в сердце по крупице сконцентрировалось, проявилось, обрисовалось чувство принадлежности, причастности к Отчизне, чувство любви и благодарности. Это очень медленный и нежный процесс. Когда ребенок живет в семье, этот процесс происходит как бы невзначай, самопроизвольно. Когда ребенок проводит все детские годы в одном детдоме, этот процесс тоже возможен. Когда же его перекидывают из одной точки в другую и лишают ощущения родного места, тогда, в конечном итоге, Отчизна получаешь кого угодно, только не заботливого сына...

- Что такое счастье? - спросила у меня Наташа. Я подумал и, конечно же, спел начало нашей любимой песни кукушонка.

- Это хорошо, а что еще лучше? - спросила Наташа.

- Не знаю.

- Самое большое счастье - вообще не родиться Быть рябинкой или ромашкой. Стоять под солнцем, под дождем. Играть с ветром. И чтобы кругом был дремучий-дремучий лес. Чтобы людей вообще не было...

Слезы вдруг послышались в ее последних словах. Я испугался. Думал, сейчас будет истерика. Но тут в коридоре зазвенел бодрый Димкин голос, и Наташа оглянулась на дверь, отвлеклась, готовая убежать, исчезнуть...

- Как по-вашему, я хороший человек? - сменяя Наташу, спрашивает Димка.

- Нормальный.

- А что значит нормальный?

- Значит, ты помесь ангела с чертом. Как и все другие.

- А комсомолец я хороший?

- Не знаю. У себя спроси.

- Плохой, конечно. Я просто не знаю, не могу сказать, зачем нужен комсомол.

- Если тебе не нужен, мог бы не вступать.

- Это сейчас так. А когда вступал, заставляли всех подряд. Я и пионером плохим был. Выбрали зубрилку командиром. Никто ее не уважал, кроме учителей. На первый только сбор пришел. Протоколы там всякие, голосования. Зачем?

- Встряхнись, Димка!

- Попаду в интересную жизнь - расшевелюсь... Мне стало страшно после этого разговора. Скольких людей губит формализм! Но на Димкином примере видно, что они еще не окончательно потеряны.

Сделал Лену своим "дублером". Кто с какой просьбой или жалобой приходит, сразу попадает в руки нашей "бригады". Я выслушиваю, ставлю диагноз, делаю назначения. А Лена тут же мои назначения выполняет. Если кто-то из ребят удивляется этому, я шутливо говорю:

- А вы разве не знали? Перед вами не Лена, а главный заместитель вашего врача!..

Ребята подставляют ей свои царапины или носы, и Лена смазывает их йодом или закапывает капли.

Ей это нравится. Она краснеет от удовольствия, когда я ее поторапливаю:

- Давай, хозяюшка, давай веселей! Ты же все тут знаешь! Как бы я без тебя!..

Она старается, хмурит бровки и делает вид серьезный, даже сердитый. Деловито покрикивает, если в кабинете много народа.

А когда все уходят, я рассказываю Ленке о правилах наложения повязок и о действии разных лекарств.

Привез из Дома санитарного просвещения большой пакет плакатов, памяток, буклетов. Дал два самых красивых Ленке, чтобы повесила у себя в спальной. И вдруг следом за Ленкой явилась толпа возбужденных девчонок и все потребовали "даров". Я вытащил все, что привез, и попросил Ленку распределить. Она брала плакат за плакатом, разглядывала, читала надписи. Девчонки тянули руки, получали и прижимали к себе бумаги, выспрашивали, где я их достал. У них были лица голодающих, которым дали поесть.

- А разве девочки тоже должны обтираться водой? - удивилась одна, разглядывая рисунок. - Я думала, это только мальчикам нужно!..

Они умчались и минут через пятнадцать пригласили меня. Их спальня украсилась разноцветными пятнами, и по контрасту с типографским великолепием особенно жалко выглядели стены, которым нужен был ремонт...

Позвонил в редакцию районной газеты. Спросил, что с тем письмом о детдоме, которое я послал.

- Ваше письмо мы передали в производственный отдел, - ответил женский голос. - Ваш детдом областного подчинения. Надо выяснить конкретно, в какой мере за него отвечает район и в какой мере - область. Кроме того, надо было вам какие-то предложения дать конкретные по устранению недостатков...

Сказано это было деловито, и я понял, что моя заметка никого не взволновала.

Положил трубку и отказался от надежды на помощь прессы... Санэпидемстанция тоже ничем помочь не в силах. Надавали лишь грозных предписаний. Но все сроки "для устранения неполадок" прошли. И никаких речей о закрытии детдома. А ведь пообещали сгоряча...

Олю за нарушение дисциплины выгнали из отряда и перевели в спальню к первоклассницам. Она отказывается там спать - приходит на ночь в изолятор. Я делаю вид, что не знаю об этом.

Раньше она почти не бывала у меня в кабинете. Сейчас появляется часто вместе с Леной и Наташей. Молчит Слушает, как мы разговариваем. И вдруг ее прорывает. Остается одна в кабинете, когда прозвучал сигнал на обед и все убежали. Говорит, говорит...

- Самые верные в мире собаки. Мама с папой могут отказаться от дочки, а собаки никогда не откажутся от друзей. Собаки не предают.

Вы рассказывали, как учились в медицинском институте, Сергей Иванович, а я пойду в ветеринарный. Я все узнала. Чтобы заниматься служебным собаководством, обязательно ветеринарный надо кончить. Я всю жизнь буду с собаками. Я их любить буду. И они меня. А потом - не сразу - я стану начальником и буду все делать, чтобы служебным собакам жилось лучше...

Сережа и Лена помогают мне вклеивать в карточки результаты плановых анализов.

- Я сейчас про Сталина читаю, - говорит Сережа. - Очень страшно. Он был преступником. Как ему разрешили стольких уничтожить!

- Было страшное время, - говорю я. - Он всех обманул. А ему верили.

- Я и то понимаю, кто честный, а кто враг.

- Сегодня друг, а завтра враг, - вступает Ленка. - Разве так не бывает?

- Понимаю, почему нас так много! - восклицает Сережа. - Всех лучших людей Сталин уничтожил. То есть наших дедов. Если бы наши, - он запинается на секунду, - родители от этих лучших произошли, мы бы тут не были.

- Бы, бы, бы... - ворчит Ленка. - Будешь петь с нами?

- Вы и сами с усами!.. - говорит Сережа насмешливо.

Мы работаем и напеваем тихонько наши песни...

- Вы можете погулять со мной? - спрашивает Женя из третьего класса.

- Когда?

- Вот сейчас. После обеда.

- Зови друзей. Свожу вас к Неве.

- Нет. Со мной одним. Со мной одним никто не гулял...

Мы вышли к Неве, спустились по обрывистому берегу. Солнце грело так ласково. Река дробила его свет, и каждая волна, каждый всплеск несли на себе маленькое солнышко.