Дом без родителей - Страница 2

Девочка-пионерка (пятый или шестой класс?) остановилась, пробегая мимо, и включилась в нашу беседу.

- Зеркала проклятые! - выговорила со злостью. - Все наши деньги теперь на них уйдут!..

- Глас народа - глас божий! - с иронией произнес "трудовик".

- Чего она так негодует?.. - Я проводил убегавшую девочку взглядом.

- А разве это первостепенно?.. - спросил он, и зеркало дрогнуло в его сильных руках. - Разве нет ничего более важного?..

Как-то неуютно. Как-то зябко... Упал, словно камень, в детдомовскую жизнь. Волны пошли. А что, почему - не пойму...

Думал, мне будут рады. Взрослые, в первую очередь. Воспримут как единомышленника.

Но какое тут единомыслие. Директор есть - и "трудовик". Алена Игоревна - и "старухи"... И ребята - как посторонняя сила, чуждая взрослой суете...

Я привык воображать детдом как братство-содружество, где забота всех обо всех.

И вдруг будто бы я сам по себе. Будто бы никому тут не нужен...

...Он аккуратно одет, широкоплеч, курнос. Глядит прямо и вроде бы насмешливо.

- Я слышал, о чем вы с Аленой Игоревной...

- Ну и что?

- Я знаю, кто звонил... Ну, этой бабке, что попала в больницу...

- Скажи, если знаешь...

- Зачем вам? Настучите?

- Настучу. Дело-то подлое...

- А может, они отомстить хотели!.. Те, что звонили!..

- Неуловимые мстители, да? Благородные разбойники?..

- Да разве вы поймете!..

- Ну, расскажи!.. - пробую его разговорить.

- А почему опасно курить "план"? - вдруг меняет он тему разговора.

- Ты пробовал, что ли?..

Он кивает. Я начинаю с жаром повествовать о наркотическом пристрастии. Так знакомлюсь с Димкой-восьмиклассником...

Еще один знакомец - пятиклассник Сережа. Он прижился в моем кабинете: помогал приводить в порядок документацию, доставал и ставил на место медицинские карты.

Но вот он заболел, я положил его в изолятор и в первый же "изоляторный" день почувствовал в нем нервозность.

- Что с тобой, Сережа?

- Я так хотел пить! Так хотел пить! А мне не принесли кефир, который был на полдник!..

Он заплакал, да так горько, что поразил меня. Для глубокой печали повод был слишком уж мелкий.

"Невропатичные, разобщенные..." - подумал я.

Стал его утешать. Но он не пожелал меня слушать, ушел к себе в изолятор...

Явились мальчишки-восьмиклассники, ворчливые, как деды. Только Димку знаю среди них.

- Сергей Иванович, скажите директору, чтобы он нам отдал телевизор! Он по всему детдому их забрал и запер. Говорит, жизнь надо без телевизора интересной делать. А себе оставил. Разве честно? Если уж у всех отобрал, так и сам сидел бы без телевизора. А то для него одно, а для нас другое какая же тут справедливость!..

Они смотрят выжидающе. Уверены, что я буду ходатаем. И эта уверенность мне приятна...

Что касается Димки, мне его удалось приоткрыть. Увидел в школьном корпусе стенгазету. В ней большой его рассказ о турпоходе. Я сообщил автору, что читал его "эпохез", похвалил, стал расспрашивать о продолжении, ибо оно было обещано в стенгазете.

Димка спрятался за грубостью, но было видно, что ему приятен мой интерес. С этого "литературного" разговора он стал откровеннее со мной...

Познакомился и с одной из "старух".

Зинаида Никитична работает воспитателем с давних пор. Ей уже за пятьдесят. Говорит она чуть нараспев. Словно причитает. Седые волосы. Позолоченные очки. Строгое лицо... Внешность предрасполагает к дистанции. Но ребята не замечают этого. Хлопочет она над своими, как наседка.

- ...Что же это за матери да за отцы такие, Сергей Иванович! Не рожайте, раз не можете ребятишкам добра сделать! За что же их обездолили? Разве дети виноваты в родительской глупости?..

Мы тихо переговариваемся в огромной спальной. Ребята снуют по ней, как муравьи, шумят. Сбившись в кучки, шушукаются. То один, то другая подбегают, спрашивают о чем-то, и Зинаида Никитична быстро и точно отвечает.

- Взять хотя бы Веру. Вон ту, зеленоглазую, - показывает она. Девочка хорошая. Мать у нее гулящая, мужиков только и меняет. Так Вера первых трех, которых помнит, папами считала. И полюбить их умудрилась. Не забыла до сих пор...

А здесь к ней один малец начал свататься. Верка, говорит, давай поженимся. Я дома, говорит, всегда рядом с сестрой спал - теплее. А Верка в ответ: зимой, говорит, поженимся, пока тебе холодно, а летом разженимся? Нет уж! Я, говорит, женщина серьезная, не то, что некоторые. Мать свою, наверное, помянула... Так этот малец теперь Верку защищает, никому в обиду не дает...

Зинаида Никитична задумывается:

- Как они умудряются хорошими, светлыми оставаться при таких родителях? Уму непостижимо! Это их чудо, которого нам никогда не понять!..

Здесь очень радуются возможности побывать в выходной день у кого-то из воспитателей. Что так тянет детей домой к педагогам? Что они надеются там увидеть, найти? Мне кажется, они остро чувствуют дефицит общения со взрослыми, неполноценность такого общения внутри детдома. Здесь они встречаются только с людьми, состоящими на официальных должностях. Нужно быть талантливым педагогом, чтобы дети не видели в тебе лицо официальное. Нужно быть сердечным человеком. Потому так и рвутся ребята домой к воспитателям - надеются понять, что такое дом и что такое взрослый, который не на работе, а дома...

Димка-литератор просит освободить его от физкультуры. Говорит уверенно. Над верхней губой - чуть заметные усики.

- Хочется побыть одному, я честно говорю. Мог бы что-то придумать. Голова болит или еще что. Но я хочу без вранья. Нужно побыть одному, подумать. Школа думать не дает, школе надо, чтоб запоминали готовенькое. Надоело мне тут. Ничего своего. Казенные дети, казенный дом. Хоть бы мыслить не мешали по-своему. В мыслях - свобода. Если задуматься - будто тебя тут и нет, будто ты взрослый и вольный. Освободите на один урок, а?..

Я смотрю на него с удивлением. Поражает, как серьезно он произносит слово "мыслить" - без кокетства и позы...

Думаю, Димка человек одаренный. А одаренность всегда предполагает повышенную впечатлительность и внутреннюю раскованность.

От физкультуры я Димку освобождаю на неделю...

Моя семья в Ленинграде. Жена и два сына. Семья для меня - это... Да что говорить... Может, потому и оказался в детдоме, что не мог понять, представить, как же так, без семьи?.. Воображения не хватало.

Все причины сработали. Те, о которых уже говорил. И эта - недоверчивое любопытство...

Здесь в поселке у меня мама. Старенькая, деловитая, бесконечно добрая...

Если бы мама тут не жила, я бы, конечно, работал в городе, поближе к семье. Не ездил бы каждый день в электричке...

После работы надо забежать к маме. Прибраться в квартире. Принести дров из подвала. Слетать в магазин. Просто посидеть, поговорить...

А потом - на поезд. Развернуть книжку и "повышать культурный уровень"...

А потом, уже во тьме, к своему очагу... Един в трех лицах: и отец, и сын, и детский врач...

Иногда кажусь себе макаронинкой, попавшей в огромный кипящий котел. То вынырнет макаронинка, замрет на секунду, то снова ринется в гудящие недра, где ждут ее головоломные пути...

...Вижу одного воспитанника. Через минуту является целый класс. Потом маячит кто-то из персонала. За ним вельможно и вальяжно вплывает какой-нибудь проверяльщик.

В кабинете. В спальнях. На кухне. В кладовой. В учебных классах. В кабинете директора...

Встречи, разговоры, сценки, фрагменты. Водоворот, коловращение, беличье колесо. Ежедневная пестрая мозаика...

Разговаривал с двумя девчонками у себя в кабинете.

- Я бы, наверно, был очень груб с теми, кто отдал детей сюда! - сказал к слову. - Я бы говорил им нехорошие слова!..

- Не имеете права! - вдруг бурно возразили девчонки, которые до того спокойно рассказывали про своих матерей-пьяниц. - Может, родители и не хотели отдавать своих детей, да их заставили!..