Долгое-долгое детство - Страница 19

Следом мы тоже сложили кукиши и несколько раз сунули в заносчивые огни. Пусть теперь похихикают! Но злость на этом не улеглась, отплата явно была не сполна. Нужно было еще чего-то добавить.

- Давай, ребята, вконец осрамим его, - сказал несший весь стыд злополучного путешествия вожак.

- А как?

- А вот так... - он спустил штаны до колен и повернулся

задом к городу. Мы живо сделали то же самое.

__ Город, на!.. Позор тебе! Позор тебе! Позор тебе!

Мы следом за ним прокричали:

- Позор тебе! Позор тебе! Позор тебе!!!

Вдобавочек кто-то в сторону города давешним горохом выпалил.

Вот это поквитка - с лихвой!

Теперь уже огни города не мигают спесиво, а лопаются, как пузыри, и гаснут. Потому что весь он, этот город, от головы до пят, покрылся позором.

Мы же, воздав отмщение, оставшийся путь прошли легко и весело...

КРУГЛЫЙ ТАЛИП

Надо бы те козьи шкуры к Талипу снести, сам чего-то не показывается... - сказал отец за утренним чаем. Потом запряг коня и выехал со двора.

Братья с Младшей Матерью еще вчера на дальнее поле уехали, просо жать. Кто же тогда козьи шкуры отнесет? Небось теперь-то сами не пойдут, когда их с козы сняли. У нашего отца есть такая привычка: если какое дело нужно сделать - прямо не поручит, а только то и скажет, что это вот эдак бы сделать, а то - вот так. А на чью макушку палка пришлась - тут уж сам соображай. Вот на днях было, поужинали мы, и отец - в братьев моих старших, наверное, метил - такую притчу рассказал.

Дескать, давным-давно это было, решил один старик сыну невесту хорошую приискать. Сгреб он тогда своего уже в рост вымахавшего парня, говорят, и выволок на тропинку, где девушки по воду ходят. Завидел старик, что идут девушки, и принялся сына камчой охаживать. Одна из девушек и спрашивает:

- За что сына бьешь, бабай?

- Подскажешь - понимает, прикажешь - исполняет. За то и бью, сказал старик.

Рассмеялись девушки:

- Вот глупый старик!.. Такого хорошего парня лупит, - сказали и дальше пошли.

Потом еще одна девушка показалась, идет, задумавшись о чем-то. Старик опять за свою камчу взялся.

- За что сына бьешь, бабай? - спросила и эта.

- Подскажешь - понимает, прикажешь - исполняет.

- Крепче, старик, бей, хлещи, чтоб до нутра прожгло.

Пора уже твоему сыну без подсказки понимать, без приказу исполнять, - сказала так девушка и дальше пошла. И в тот же день старик к этой девушке сватов направил.

Последнее слово отец даже чуть нараспев сказал и замолчал. Мой Самый Старший брат Муртаза тут же уши навострил:

- А что девушка сватам сказала? Дала согласие? Отец, оказывается, с умыслом примолк. Он тут же продолжил рассказ.

- ...Вернулись сваты и такую весть принесли: "Несуразная какая-то девица оказалась - в делах ладу, в словах складу нет. Да и вся родня подозрительная. Словом, о намерениях своих мы промолчали, так и домой пошли". Но старик все же велел старшему свату все, что видели-слышали, обстоятельно, слово в слово рассказать.

"Когда мы в дом вошли, девушка одна была... - начал старший сват. На вопрос "Где твой отец?" девушка ответила: "Из друга врага делать пошел". - "А мать где?" - спросили мы. "Из одного двоих делать пошла", - говорит она. Пока мы так переговаривались, она в большую миску суп налила и перед нами поставила. Заглянули, там сумар* густо плавает... Ну, попили-поели мы, ложки положили, стены оглядели. Видим, сруб-то у них из толстенных бревен срублен. "Тяжело, наверное, было такие большие бревна из лесу таскать? - спросили мы. - Сколько бревен враз тянули?" - "Пока лошади худы да немощны были - по три, а то и по четыре. Когда чуть подправились, пришлось по два только накладывать. А уж когда совсем раздобрели кони - одно еле волокли, а то на полпути сваливали", - так нам разъяснила бестолковая девица. С тем мы и ушли. Остальное уж сам решай, - закончил старший сват. - Вот и все ее слова, нескладные да несуразные".

"Эх вы, послы, недотепы, - сказал отец того джигита. - Слово тоже, как кость, разгрызть надо и жир высосать. Вы же кость только облизали. Поучила девушка уму-разуму вас! Отец-то у нее - к другу пошел, просить, чтобы долг вернул, мать - к роженице пошла, дитя принимать. А что про бревна говорила, так это не бревна, а сумар, который вы ели. Поначалу голодные, вы набросились на сумар и, наверное, по три-четыре враз в ложку нагребали. Немного наевшись, вы уже поменьше тянули, а потом и одного осилить не могли, навар только хлебали. Так было?"

"Так и было", - вздохнули сваты и пошли восвояси.

'С у м а р - клецки

Старик сам назавтра пошел в дом девушки и все уладил, обо всем договорился.

Вот бы и нашему Муртазе такую невесту, он ведь тоже: "скажешь смекает". Да и Салих от брата не отстает: "прикажешь - исполняет".

Старшие братья отцову притчу выслушали молча. Не то что они, даже я понял, на что отец намекает. И у нас голова не мякиной набита.

...Так кто же козьи шкуры к Талипу понесет? Мы со Старшей Матерью, разумеется.

Круглый Талип живет на Совиной улице. Он маленький, коренастый и ужасно проворный. Весь год ходит в жалкой круглой шапчонке, она у него черным блеском блестит, до того заскорузла. Осенью он к ней уши пришивает, а весной отпарывает. Никто еще не видел, чтобы Талип шапку снял. Говорят, что он ее и в бане не снимает. Что же он там, под шапкой, прячет? Жену Талип из чувашской деревни взял, где в работниках жил. Поначалу жена все спрашивала: "Почему, Талипка, никогда шапки не снимаешь?", он отвечал: "У нас, у типтяр*, обычай такой". Народ все же подозревал: или парша там у Круглого Талипа под шапкой или рожки.

Сколько я его помню, он все по домам ходит, шкурки всякой живности, мелкой твари, кошачьи там, псиные, собирает. Шкуры коровы, скажем, лошади, медведя-волка, оленя-лося ему не достаются. Эти прямиком в капиратиф идут. Но мы, мальчишки, поймаем по весне суслика, хомяка, водяную крысу, или зимой ласка, горностай в капкан попадутся - шкуры сдерем и бежим к Талипу. Возвращаемся с медяками, иной раз, глядишь, и серебряная монета блеснет. Ни лошади у Талипа, ни коровы, ни другой скотины нет. Полон дом детей да этот промысел - вот и все его хозяйство.

Скатала Старшая Мать две козьи шкуры, сунула под мышку, и мы отправились к Круглому Талипу. Бывает, мы с Младшей Матерью пойдем куда-нибудь, да так случается, что, до места не дойдя, домой возвращаемся. Она со всеми сватами-сватьями встречными, роднеизнакомыми говорит и не выговорится. А Старшая же Мать только и молвит на ходу: "Здоров ли, свойственник? Все ли в благополучии, сватья?" И удивительно, когда с ней идешь, даже самые брехливые, самые вредные в ауле собаки не выносятся с лаем из-под ворот.

Круглый Талип сидел возле глинобитного сарайчика и доплетал лапоть, привязанный к колену. Завидев нас, он отвязал его, бросил в сторону и вскочил:

Типтяры - диалектная группа у башкир.

- Эгей, енге, проходи, проходи, сюда пожалуй. Сказал бы: в дом войди - да там ребятни полно, ни встать, ни сесть. Давай тут присядем, призовем божье благословенье.

Он вынес из сарайчика кусок старого паласа, расстелил на чурбаке. Сели, коротко помолились, призвали божье благословенье.

- Ну, Талип, чувства-мысли в благости, семья-стада в сохранности ли?

- Скота-птицы нет - душе отдохновение, детвора жива-здорова - богу благодарение. А вот с чувствами да мыслями по-разному бывает. Я ведь, енге, живу, как младенец во сне: без повода засмеюсь, без причины заплачу.

- Что с человечьей души взять, когда вон душа создателя - небо - и то все в переменах, - вскинув подбородок к небу, сказала Старшая Мать.

Талип вскочил, забегал взад-вперед, заговорил быстро:

- Я сейчас, енге, сидел и вот о чем думал: у безлошадного-то половина состояния на лапти уходит! Ведь сколько пеший бедняга обуви снашивает! Хорошо конному, всего и дела - на телегу влезть, а там сидишь-едешь, лапти целы. А сколько я пешком истоптал! Если все сложить, пять раз в Мекку сходить хватило бы.